1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

Да, это известное имя.

ВЫСОЦКАЯ: Он не только переводчик, причем переводчик потрясающего масштаба, человек, великолепно знавший языки, переводчик древней литературы. Овидия, например.

Да, чтобы переводить Овидия, нужно быть поэтом.

ВЫСОЦКАЯ: Вот Сергей Васильевич Шервинский работал со мной ни больше ни меньше как над «Одиссеей» Гомера.

Действительно, было у кого учиться.

ВЫСОЦКАЯ: Ведь как говорили дикторы! На этом училась вся педагогическая часть страны, преподающая русский язык. Мы же получали огромное количество писем, отзывов. Так же, как в свое время Малый театр был образцом русской речи, точно так же в период развития радио московский диктор стал образцом интеллигентной, литературной русской речи. Я считаю, что сегодня уничтожена профессия диктора, потерян крупнейший культурный слой, который создавался годами, который имеет под собой колоссальные профессиональные корни. И если бы люди по-хозяйски относились к этому культурному слою...

В газетах то и дело появляются по этому поводу возмущенные отклики, но ничего не делается для того, чтобы что-то изменить. Что делают с русским языком, что делают с речью... А ведь они работают на зрителя, на слушателя, не заботясь о том, что они не доходят до этого зрителя и слушателя, благодаря отвратительному совершенно языку и манере речи.

Ольга Сергеевна, я должен вам тут не то чтобы возразить, а просто попутно заметить в надежде на перспективу. Сегодня очень большую работу с ведущими, журналистами, работающими у микрофона, проводит Борис Павлович Ляшенко. Он человек знающий.

ВЫСОЦКАЯ: Это великолепный человек с профессиональным багажом, которому есть чем поделиться. Честь ему и хвала, и низкий поклон.

Ольга Сергеевна, что бы вы вкратце пожелали сегодня людям, работающим у микрофона?

ВЫСОЦКАЯ: Я считаю, что это такая благодарнейшая возможность самовыражения и самореализации для человека, который подходит к микрофону. Он должен делать это с трепетом, любовью и высочайшим профессионализмом. Надо работать, не покладая рук, с первого дня до последнего – совершенствовать язык, помнить о том, кто тебя слушает, никогда не забывать о том, с кем ты говоришь, никогда не считать микрофон – только металлическим предметом, а помнить, что за этим – живая душа человека. Всегда.

Ольга Сергеевна, то же самое говорил и ваш талантливейший коллега Сергей Александрович Богомолов.

ВЫСОЦКАЯ: Это был самый талантливый диктор за всю историю радио.

Помните, как он в четырех строчках выразил всю суть работы человека у микрофона: «Учитесь говорить слова, учитесь мысль беречь, хранить родную нашу речь. Ведь говорит Москва».

ВЫСОЦКАЯ: Да, это надо помнить всегда. От первого слова, с того самого момента, когда вы включили микрофон, и до того, как вы его выключили. А все остальное время готовить себя к этому моменту. И только тогда получится мастер.

Я вспомнил высказывание Бернарда Шоу: «Если бы политические деятели мира знали, какой разоблачительной силой обладает микрофон, они никогда не прибегали бы к его услугам».

ВЫСОЦКАЯ: Правильно, совершенно верно. Эта штучка, микрофон, великолепный анализатор того, кто около него сидит.

Я хочу вернуться в то время, когда вы начинали, в 30-е годы. Тогда вы верили в то, что писалось, в то, что говорилось? Эти годы, они и печально, и не печально, но, к сожалению, более чем печально известны слушателям.

ВЫСОЦКАЯ: Да. Если не сказать трагичные. Понимаете, мы должны были или верить абсолютно в то, о чем мы говорим, или уходить. Просто все, что печаталось (а мы, как вам известно, в основном читали то, что напечатано), все было настолько ярко и убедительно, что мы действительно верили, что, скажем, Кирова убил троцкист, и мы безумно переживали это.

Если к этому добавить, какие журналисты в то время работали...

ВЫСОЦКАЯ: Да, в то время на радио попадали только очень талантливые люди. Тогда не могла пройти какая-то серятина, какая-то безграмотность. Это было исключено. Я не знаю, какова была цензура, этот Главлит, мы его не касались, к нам поступала уже готовая продукция... Но то, что нам давали, это было высочайшим примером и образцом. Получая наилучшие материалы, и наиболее яркие, и агитационно-убедительные, мы, конечно, их читали с полной верой и с полной отдачей.

Ольга Сергеевна, а вот 40-е годы. Если говорить о наиболее ярких ваших впечатлениях того времени, что бы вы хотели вспомнить?

ВЫСОЦКАЯ: Ну, конечно, Саша, момент начала войны. Было такое ощущение, что обрушилось небо. Причем небо в этот день было безоблачно-голубое, роскошное. Такое было превосходное июньское утро. И вот первый сигнал о том, что началась война, он был оглушительным. Если говорить о наиболее запомнившихся моментах, конечно, очень страшный и врезавшийся в память на всю жизнь, до конца дней, это момент эвакуации из Москвы, 16 октября 41-го года. Когда хлынуло максимальное количество жителей Москвы, просто вынуждено было оставлять Москву, потому что, как позже мы узнали, в общем, пути к Москве были открыты.

Мне с моим постоянным напарником Юрием Борисовичем Левитаном, что называется, «везло» на бомбежки. Первая бомбежка была 22 июля. Мы с Левитаном дежурили. И был сигнал «воздушная тревога», начался дикий совершенно обстрел зениток, потому что зенитки стояли на телеграфе.

То есть там, где был радиокомитет?

ВЫСОЦКАЯ: Да-да-да. Мы с ним были в дикторской комнате, пошли потихоньку в студию, потихонечку светомаскировку приоткрыли, чтобы посмотреть. В студии, конечно, огонь был погашен. И мы увидели эти перекрещивающиеся лучи прожекторов. И вдруг совершенно дикий гул и удар. Оказывается, это на Манежной площади, то есть непосредственно рядом с телеграфом, упала тысячекилограммовая бомба. Было такое ощущение, что ходуном заходил телеграф. Вот такая была жизнь во время войны. Я не случайно сказала, что мне «везло» на воздушные тревоги. У нас были пропуска по воздушной тревоге, так называемые ПВТ, и я помню, когда один раз кончилось мое дежурство и началась воздушная тревога, я спокойно отправилась с телеграфа на Первую Мещанскую, в район Безбожного переулка. Это, в общем, по диагонали...

Это около метро «Проспект Мира».

ВЫСОЦКАЯ: Да-да-да. И когда я шла мимо театра Красной Армии, я слышала какое-то странное шуршание, но я не могла понять, что это такое.

И что же?

ВЫСОЦКАЯ: А когда я пришла домой, мой муж с ужасом сказал: «Ты что, сейчас шла?» Я говорю: «Ну, конечно». «А как же зенитки?» Я говорю: «Ну, что они по своим, что ли, будут стрелять?» Оказывается, зенитки стреляли, и сыпались осколки.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10