1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

Конечно, было очень радостно, когда разбили фашистов под Москвой в декабре 41-го года. Самое интересное, мы были абсолютно убеждены, что мы победим. В тот момент мы вдруг поверили. Это было первое подтверждение, момент ярчайший – разгром под Москвой. Вообще очень высокое душевное состояние было во время войны, очень высокое. Какие-то мелочи, какие-то бытовые страдания, бытовые недочеты, они совершенно не играли никакой роли, никакой. На улице Качалова в Доме звукозаписи, в огромнейших нетопленных студиях зимой мы работали в валенках, в шубах... Там стояла сложенная из кирпичей (метр на метр) электрическая печь на полу, чтобы мы могли хоть как-то обогреться. А то ведь руки и губы застывали. И на этой печке пеклась какая-то нехитрая еда – хлеб, картошка, еще чайник стоял, чай с сахарином пили. Вот, понимаете, все душевное состояние было направлено на то, чтобы выжить и победить.

А потом, в конце войны, произошло какое-то массовое осветление – звонили в студию без конца. Эти звонки еще начались со 2 мая. Они начались, потому что люди чувствовали победу, дышали этим. А к 8 мая это достигло такого апогея... «Раскалился» телефон. Звонили: «Ну, чего вы тянете? Приказ о салюте будет? Почему молчите? Мы же знаем». И вот величайшее счастье моей жизни – это то, что я работала в ночь с 8 на 9 мая 1945 года. Это была случайность. Мы с Левитаном работали. Не знали же точно даты окончания войны. Мы просто случайно оказались оба.

С Левитаном, с человеком-легендой.

ВЫСОЦКАЯ: Да, человек-легенда. И вот теперь ужасно грустно становится от того, что человек, который играл такую огромную роль в жизни, в настроениях, в чаяниях, в ожиданиях людей, этот человек сегодня уже почти забыт.

Да, к сожалению. Иногда где-то в фильмах промелькнет запись...

ВЫСОЦКАЯ: И кто-то из пожилых людей скажет: Левитан... А ведь было время, когда этого голоса ждали.

Ждали, когда он появится с важным сообщением. Потому что так сложилась его жизнь, что все приказы о салютах читал он. И о победах...

И о поражениях тоже, конечно.

ВЫСОЦКАЯ: И о поражениях тоже. Но о поражениях читал не он один. А вот победы все связаны с его голосом.

Ну и чтобы уж закончить этот разговор о войне, скажу о самом ярком событии в моей жизни – Дне Победы. Я родилась и выросла в Москве. Но то, что я увидела, поскольку я работала в ночь с 8 на 9 мая (когда я вышла на улицу, было еще утро), такой я не видела Москву никогда. Было такое чувство, что все родные. Понимаете? Вот все люди, которые высыпали на улицу, они все без различия и возраста, и социального положения, и чего угодно, это была одна семья.

Всех объединил этот долгий общий путь к победе.

ВЫСОЦКАЯ: Да. Долгий общий путь к победе через страдания, через немыслимые лишения, потому что он пришел не сразу и не вдруг, он пришел через мучительнейшее время. Эти четыре года, мне они показались, во всяком случае, как половина моей жизни. И вот вдруг наступило это состояние, которое вылилось сразу на улицах Москвы с самого раннего утра. Военных подбрасывали, их целовали. Человек в шинели – это уже было какое-то божество, уж я не знаю, что готовы были сделать.

Его даже не спрашивали, где он служил и воевал ли вообще?

ВЫСОЦКАЯ: Воевал, не воевал. Раз на нем шинель, значит, он главный участник и создатель вот этой самой минуты.

Момент победы! Первый день! Сколько бы я ни смотрела в кино, съемки и сотой доли не отражают того, что происходило на самом деле. Это было что-то совершенно потрясающее!

Ольга Сергеевна, вот получается, что символ веры 30-х – это светлое будущее, символ 40-х...

ВЫСОЦКАЯ: Победа.

После нее, наверное, снова наступила вера, возродилась вера в светлое будущее, что уж теперь-то заживем. После победы со всем ли вы были согласны, что тогда происходило в стране? Ну, как бы это сказать? Не страшно ли было работать в радиокомитете, приходить на работу в дни в общем-то всевластия НКВД?

ВЫСОЦКАЯ: Мы ощущали в своей работе эту очень мощную, очень, я бы сказала, даже не просто сильную, а всесильную руку в какие-то отдельные моменты нашей работы. Особенно из-за того, что и Юрий Борисович Левитан, и я, его постоянная напарница, мы работали чаще других в особых условиях, мы работали в Кремлевском Дворце съездов, на всех самых ответственных форумах. И вот там-то эта сила проявлялась в достаточной степени откровенно. А однажды мы с Юрием Борисовичем «погорели».

Вы никогда не рассказывали об этом.

ВЫСОЦКАЯ: Мы «погорели» на Андропове. Когда он уже стал всевластным хозяином всего Союза, он очень быстро заболел. И вот 8 марта было торжественное заседание в Большом театре. У нас с Левитаном была сложнейшая задача. Мы должны были обязательно сказать, присутствует глава государства на торжественном заседании или нет. Никаких сигналов, никаких свидетельств того, что есть он или нет, мы не имели.

Так ведь вас же должны были об этом известить?

ВЫСОЦКАЯ: Ничего подобного. Только глаза диктора были сигналом к тому, чтобы объявить или не объявить. И вот тут-то мы «погорели». И виновата в этом я, потому что Юрий Борисович сидел у микрофона, он должен был прочитать: «Появился Президиум торжественного заседания во главе с Андроповым», а я должна была смотреть – появился Андропов вместе с Президиумом или нет. И представьте себе, в том Президиуме, который присутствовал на торжественном заседании 8 марта, был какой-то еще человек, у которого была такая же лысина, как у Андропова. И я из ложи, которая помещалась в третьем ярусе напротив сцены, должна была увидеть, Андропов это или нет и толкнуть Левитана. У нас был условный сигнал – толкну его руку, значит, объявляй «во главе с Андроповым». Вот я его и толкнула. А Андропова-то и не было, он был больной. И на следующее утро мы с ним, как два кролика, сидели под дверью у председателя Гостелерадио Сергея Георгиевича Лапина с повинными головами. И самое интересное, что с этого момента дикторы на торжественные заседания уже больше не ходили и не объявляли, кто присутствует. Это говорил диктор из студии.

И тут я должна сказать, что самым внимательным и заботливо относящимся к дикторам человеком был Сергей Георгиевич Лапин. Никакой кары не последовало, это он нас своей спиной загородил, потому что НКВД, КГБ или как угодно назовите, за это могло нас довольно сурово наказать.

Вот сейчас, в наше время, несмотря на все экономические трудности, несмотря на то, что трудно стало жить, вы согласитесь с тем, что той боязни уже нет.

ВЫСОЦКАЯ: Слава богу, этого нет. Люди могут знать, что если они ошиблись, может и должно последовать какое-то наказание, но, во всяком случае, ни за свою жизнь, ни за жизнь своих близких им уже волноваться не надо.

Как было в 30–40-е годы.

ВЫСОЦКАЯ: Так, как было в те годы. Мы когда шли на работу, мы не знали, вернемся мы домой или нет.

Даже так?

ВЫСОЦКАЯ: Даже так. Или нас повезут куда-нибудь поговорить. Со мной и такое тоже было. Это была страшная история. Во время принятия сталинской конституции проходил чрезвычайный съезд. Я читала очерк одного военного, который говорил, что нет ничего почетнее, чем быть командиром Красной Армии. А у нас в то время был очень хороший заместитель председателя, который для того, чтобы диктор не ошибся, ставил ударения на сомнительных словах. И в очерке было слово, в котором, если изменишь ударение, оно приобретало двусмысленное значение. Ну, короче говоря, заместитель председателя Марченко поставил ударение, чтобы я, спаси бог, не ошиблась. Я посмотрела и прочитала.

И как только я вышла из студии, тут же раздался звонок в дикторскую. Был у нас такой Гаврилов, мы все очень хорошо знали, кто это. Очень спокойный голос сказал: «Товарищ Высоцкая, это говорит Гаврилов. Я бы попросил вас зайти к нам». У меня подкосились ноги. Я села и заревела, конечно, испуганная до смерти. Пришел в это время Марченко, весь разъяренный: «Оля, что же это вы такое прочитали? Почему вы так прочитали?» Я говорю: «Дмитрий Антонович, потому что вы поставили ударение». «Вы с ума сошли?» Я говорю: «Да. Вы знаете, что уже звонил Гаврилов?» Он сделал паузу, сказал: «Никуда не ходите, я сделаю все сам».

Это был удивительный человек. Он в свое время работал личным секретарем Постышева. Поэтому у него была школа другая совсем. Он был просто другого ранга человек, другого склада. Он заслонил меня своей спиной. Но сам он «погорел» на другом. Его посмертно реабилитировали. Те люди, которые сегодня работают, они даже представить такого не могут.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10