1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

Пишите. Заходите. Рад встречаться

С друзьями, настоящими людьми.

Рад поделиться добротой и счастьем,

И песней, закипающей в груди...

К нему и на Пятницкую, и на проспект Мира приходили герои его репортажей. В основном – фронтовики либо современные военные люди.

Потом на «Маяке» как-то сложилось, что армейская тема стала переходить в руки более молодых корреспондентов, жанр радиорепортажа потихоньку стал вытесняться в спортивную редакцию. Василию Ананченко стали предлагать вторые роли. Носить «Репортер» за ненюхавшими пороха ему было как-то не с руки. Тут еще фронтовые раны достали. Отошел Василий Ананченко от дел. Ненамного пережил он свою любимую и единственную Шуру...

Книгу стихов так и не успел отредактировать, сдать в издательство. Пусть они где-то наивны, где-то несозвучны нашему времени. Но было бы несправедливым в книге о «маяковцах» не опубликовать впервые несколько строк нашего товарища. Его журналистская биография вместилась, наверное, в эти:

Я всю, пожалуй, Родину изъездил.

Встречался. Слушал. Спрашивал. Глядел.

И для последних радиоизвестий

Описывал величье тысяч дел.

Борис Кондратов

в начало

Фошенко Владимир Илларионович

1950 года рождения. Окончил Воронежский Государственный университет, факультет журналистики. С 1971 года – корреспондент местного телевидения. С 1992 года – корреспондент Гостелерадио. Работал специальным корреспондентом в Северной Осетии, Чечне, Минске, Таджикистане, Молдове. Почетный радист России.

Граф репортажа

В год, когда впервые вышла в эфир радиостанция «Маяк», начал и свою карьеру в качестве ее собственного корреспондента 34-летний Лев Максимов.

В свои годы он уже был мастером профессии. Его конек был в живом общении, которое заложено в самой природе радио. Ведь сделать хороший радиоматериал – это еще не значит пересказать его при помощи написанного текста. Интонация голоса, отражающая настроение и темперамент говорящего, всегда усиливает впечатление. Лев Петрович мог удивительным образом соединить все это и добивался максимального попадания в цель. Он был из тех, о ком в прежней информационной редакции радио говорили, что такие в обычном телеграфном столбе видят бывшую елку.

Максимов был высок ростом, статен, обладал красивым баритоном, умел расположить к себе собеседника, был совершенно обаятельным человеком. Лев Петрович всегда умел этим пользоваться, но не злоупотреблять. Чувство дистанции и умеренности ему не изменяли никогда. Он был личностью талантливой, от природы наделенной качествами, которые, наверное, и должны быть у него по праву, по рождению, по наследственным признакам, в конце концов. О том, что мои рассуждения не голословны, чуть позже.

Итак, бывший главный редактор Иркутского радио приезжает на новое место работы корреспондента Гостелерадио СССР в Черноземный край. И как человек, вырвавшийся на степной простор из глухой таежной чащи, он, казалось, не знал удержу на широких степных просторах ни в чем.

Многообразие и широта тем его материалов поражали. Многие из жанров, которыми он пользовался, равно как и другие, не менее талантливые его коллеги, сегодня просто исчезли, и потому перечислять их, наверное, не имеет смысла. Остается поверить, если это возможно, только на слово. Кстати, слово Максимова звучало. Звучало удивительным своим проникновением в сознание, филигранной литературной правильностью, безупречным выговором и актерским мастерством произношения текста. И вот человек, о котором я и веду рассказ, с берегов Дона «рванул» на Красную площадь, вошел в правительственный «пул». Тогда вести праздничный репортаж с главной площади страны было признанием высшего профессионального мастерства. И делал это Лев Петрович Максимов с блеском. Но основная география его командировок находилась далеко от парадной брусчатки и кремлевских паркетов. Его серии репортажей из села в красивейшей излучине Дона, из нового прокатного стана Новолипецкого комбината, рассказы о курских соловьях и елецкой гармонике в моей памяти не менее экзотичны, чем ночной разговор у костра с матерым сибиряком его коллеги Дамира Белова или репортаж с космодрома Владимира Безяева. Максимов сумел вытянуть из скромного и неразговорчивого, особенно на эту тему, человека, с которым мы встречались каждый день – директора Воронежского радиотелецентра Аркадия Беспамятного, историю первого радиоуправляемого взрыва в 1942 году, участником и непосредственным исполнителем которого он был. Потянулась после этого ниточка к мало кому тогда известному полковнику Илье Старинову – мастеру террора и диверсий номер один в нашей стране. Правда, многое осталось, как говорят, за кадром, в силу тогдашней скрытности и секретности некоторых сведений и по сей день. За одной только фразой Максимова: «Илья Григорьевич Старинов вернулся из Испании полковником и полковником закончил Великую отечественную войну», – вся трагичность и уникальность судьбы этого человека. А ведь больше сказать было-то и нельзя. Но по тогдашней привычке основное читать между строк, многие все поняли. Сейчас мне кажется, что Лев Петрович мог сделать интересный репортаж, имея в руках телефонный справочник. И так думаю не я один. Вспоминаю многих классных редакторов, которые только разводили руками, оставив не тронутый их безжалостным пером авторский материал Максимова. Работа над словом для него была не менее важной, чем поиск интересной темы.

Однажды я, прознав про грядущее расширение корреспондентского пункта, пришел ко Льву Петровичу и начал напрашиваться в его штат. «Только учти, – сказал мне многоопытный Максимов, – сначала ты мне напишешь диктант». Сказал, хоть и знал, что я с отличием окончил школу филологов при университете и такой же, как и он, факультет, проработал на телевидении более 10 лет. Тем не менее просьба Льва Петровича ничуть не показалась мне обидной.

Я пишу и называю фамилию своего друга и учителя – Максимов, под какой знали его все, и я в том числе, буквально до дня его кончины.

И вот теперь я хочу вернуться к начальному посылу своей статьи – о породе и стати в облике приехавшего молодого журналиста. Заказывая панихиду по Льву Петровичу, я узнаю у владыки Мефодия, в то время Митрополита Воронежского и Липецкого, что наш общий друг завещал поминать себя как графа Кугушева (Кугушевы – уже после я узнал – это старинный сибирский дворянский род).

И моментально вспомнились обрывки его фраз о трагичности истории семьи, потерянных родственниках и вообще о том, что расскажется когда-нибудь после... Не рассказалось...

Владимир Фошенко

Воронеж

в начало

Плотников Владимир Михайлович

После окончания отделения журналистики Уральского госуниверситета был направлен в Иркутск, работал корреспондентом областного радио. Летом 1964 года вел репортаж об открытии первого в Приангарье нефтяного месторождения. Репортаж об этом событии прозвучал на местном радио и на «Маяке». С тех пор В. Плотников – постоянный автор радиостанции, а с 1968 года собкор Центрального телевидения и Всесоюзного радио в Иркутске. В 1973 году Владимир Плотников был переведен в Ворошиловград, а в 1981 году – в Крым. Во время командировок работал в «горячих точках» (Нагорный Карабах, Южная Осетия). Награжден знаком «Отличник телевидения и радио».

Свет далекой звезды

На иркутское радио я попал из областной молодежной газеты. Тогда работать на радио было непрестижно – мало «литературы», то есть письменного творчества, а все хотели «в писатели». Но такова была воля обкома партии. Первым моим наставником был Лев Максимов.

– Не огорчайся, будешь учиться говорить, – сказал он. Я не сразу понял, что он имел в виду, но потом часто вспоминал эту фразу. Научиться говорить у микрофона – это не только правильно делать ударения. Надо чтобы и корреспондент, и его собеседники беседовали естественно, а это получалось с трудом. Или не получалось. Люди перед микрофоном терялись, заранее писали тексты – обычно какие-то казенные газетные фразы. И потом читали вслух, иногда буквально, как было написано.

Свои неудачи мы объясняли тем, что у наших людей не хватает культуры. Вот иностранцы – другое дело! Иркутск тогда уже был открытым городом, гости к нам ехали со всего мира и охотно давали интервью. Но позднее мы поняли, что дело не в культуре – просто наших людей полвека отучали откровенно говорить то, что они думают. Зато сегодня наши «говоруны» заткнут за пояс любого иностранца. Наверное, в этом есть и заслуга «Маяка».

Максимов не любил писать. Даже черновиков. Он с ходу импровизировал у микрофона и редко делал дубли. У него и люди говорили естественно – как в жизни. Как это у него получалось? Прежде всего он планировал разговор, а во время записи старался, чтобы микрофон был незаметным и не сковывал собеседников. Перед серьезным разговором мог рассказать анекдот. И люди расслаблялись.

Первый раз я воспользовался методом скрытого микрофона, будучи в командировке в эвенском поселке. С десяток охотников собралось в избе учетчицы Кристины Чертовских. Все, кроме хозяйки, сидели на корточках, потому что не было мебели – только табуретка и стол. На столе стояли радиоприемник «Спидола» и лакированная черная женская туфелька. В нее вытряхивали пепел и гасили окурки. Туфелька была настоящая, но в тайге годилась разве что как пепельница. Рядом со мной попыхивал трубкой знаменитый промысловик, орденоносец, участник ВДНХ Егор Иванович Жерондоев, и я, прикрывая микрофон, спросил его, как он добыл первого соболя в этом сезоне, потом – какой соболь был самым трудным и так далее. Егор Иванович рассказывал немногословно, но с интересными подробностями. После этого я дал ему послушать запись. И дальше произошло удивительное. Услышав мой вопрос: как он добыл первого соболя, Егор Иванович вынул трубочку изо рта и стал в подробностях – слово в слово! – повторять свой ответ. Потом был второй вопрос и такой же ответ. После третьего вопроса он только поддакивал:

– Ага, ага. Так было, так.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10