1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

После 22 июня 2003 года «летняя распродажа» журналистов пошла еще оживленнее – труд тех, кому стало некуда идти, скупали за полцены. Некоторые и сегодня продолжают вести окопные бои за профессию, но многим предстояло окончательно переквалифицироваться в управдомы...

Этот путь был проторен в девяносто девятом, а за последние годы рванувшие из либералов в сторону госслужбы утрамбовали тропинку весьма плотно. Счастливы те, для кого в этом путешествии не было внутренней драмы. Не позавидуешь другим, взятым на испуг, на честолюбие или на «бабки», использованным и деморализованным, пьющим – все больше в одиночку и с тоски, а не вместе на радостях, как бывало после «Итогов», в лучшие наши времена, когда Киселевский кабинет надолго, иногда до ночи, становился клубом...

Один из тех, кто бывал в этих застольях, сделал самую впечатляющую карьеру. В настоящее время он, сосланный из профессии в фиктивное телевизионное начальство, потихонечку спивается, сидя у себя дома. По собственному признанию, дрессирует кота. Тот уже умеет прыгать через веревочку.

Самого журналиста и других бывших журналистов того же государственного профиля выдрессировали заблаговременно.

Кто-то из оставшихся без работы снова оказался на НТВ – и потом рассказывал о первой встрече в коридорах родной телекомпании с бывшими товарищами, коллаборационистами первой волны.

Не все из них преодолели искус продемонстрировать, кто теперь в доме хозяин. Парочка особо бойких молодых господ устроили «возвращенцам» публичную выволочку: мол, явились, борцы за свободу слова! По описаниям, это выглядело как торжество блядей по поводу разгона сельской школы. Ага, дескать, пришли, чистюли-училки? Заставила нужда? Мы ж говорили, что никуда не денетесь!

Явились, впрочем, не все.

Володя Кара-Мурза устроился в котельную на родной Басманной улице. Вернулся, так сказать, в родные пенаты: выпускник истфака, потомственный антисоветчик, он после института промышлял репетиторством и отопительными работами, пока не утвердился в мысли, что пришло новое время. Именно из котельной в середине 90-х Кара-Мурза и пошел на НТВ, к своему однокурснику Олегу Добродееву, и стал телезвездой, что удивительным образом никак не отразилось на володиной голове.

Она осталась ясной и вольнодумной.

Сегодня Володя снова несет людям тепло. В этом есть вызов и жест, раздражающий, я знаю, многих, но – в эпоху распада системы координат бывает иногда полезна и демонстративность.

Впрочем, я уверен, что еще увижу моего друга на российском телевидении. Время, уже на нашей памяти, выкинуло пару удивительнейших фортелей – выкинет и еще не раз... А пока что – адрес котельной, в которой он сейчас работает, Володя просит не называть, и не из скромности, а из человеколюбия: за последние два года Российское государство ликвидировало три места его работы. Володя боится, что жильцы дома останутся без тепла...

Пока старший Кара-Мурза странствовал с нами по останкинским этажам, его сын, тоже Володя, закончил Кембридж – и не просто закончил, а стал лучшим выпускником года (и первым русским, добившимся такой чести). По традиции, родителям лучших выпускников Кембриджа дает пятиминутную аудиенцию Ее Величество, и исключений для русских истопников предусмотрено не было... Я думаю, мой друг, Владимир Кара-Мурза-старший, стал первым отечественным коммунальщиком, которого принимала английская королева.

Я тоже встречался с одним главой государства, но кажется, Володе повезло больше.

...Уже несколько месяцев я просыпаюсь, нетвердо представляя себе, какой сегодня день недели. Раньше, восемь лет напролет, я не успевал открыть глаза, как перед ними, что твой «мене-текел-фарес», вставало, написанное огненными буквами, имя дня. Это имя определяло распорядок моей жизни, и невидимые гвозди приколачивали меня то к письменному столу, то к останкинским аппаратным...

Теперь я свободен.

Как говорил мальчик Мотл, «мне хорошо, я сирота».

Гуляю по парку с женой, как человек. Сбрил бороду, хожу по улицам – и никто не берет меня за рукав и не спрашивает про Путина... Перестали путать с Михаилом Леонтьевьм (ради одного этого стоило уйти с телевидения).

Смотреть новости я, разумеется, перестал в день ликвидации ТВС – и не смотрел почти месяц. Не в знак протеста: обычная интоксикация. Перебрал я этого удовольствия в предыдущие годы. Моей психике теперь показаны только спортсмены и животные; максимум – канал «Культура». Но в середине июля...

Говорила же сестрица Аленушка братцу Иванушке – не пей из копытечка!

В середине июля я не сдержался и начал смотреть от корки до корки программу «Время». За окном стояло лето 2003 года, но если глядеть только в телевизор, то уверяю вас – это был максимум 1984-й. Помолодев на четверть века, я рыдал от приступа ностальгии во время рассказа о том, как правительство заботится о летнем отдыхе детей.

Все пятнадцать минут, что шел этот сюжет, я и рыдал.

И сквозь рыдания думал: куды этому сюжету столько эфирного времени? Но, утирая слезы, сам понимал: в самый раз. Ведь иначе не удалось бы поименно назвать на всю страну всех, кому дети должны быть благодарны за свое летнее счастье: а ведь это и огромная работа Валентины Матвиенко, и деньги, выделенные правительством Михаила Касьянова... А столько перечислено из президентского фонда! То есть, прямо от себя отрезал – и чужим сопливым детям отдал!

Пока я размышлял обо всей этой предвыборной филантропии, в телевизоре появилась неизвестная мне правительственная тетка с арбузным лицом и сообщила:

– В нашей стране дети до пятнадцати лет подлежат отдыху!

Я попробовал представить себе это, потерял сознание и очнулся через несколько дней. В телевизоре, в той же студии той же программы «Время», сидел мой товарищ, бывший энтэвэшник – и с пожизненно виноватыми глазами рассказывал об успехах спецслужб в борьбе с чеченским экстремизмом...

Простите меня, люди добрые, что несу эту ахинею, говорили его глаза.

Надо бороться со слабостью, товарищ! Эта половинчатость не ко времени – и скоро начнет раздражать первый отдел. Вот же рядом с тобой Катя Андреева – глаза ясные, честные, ни грамма рефлексий; чистая, незапятнанная сомнениями красота. Вот, гляди, учись – и слушай, как рассказывает она об освящении храма на месте расстрела царской семьи. Небо, говорит, над Екатеринбургом, которое несколько дней было закрыто тучами, в этот момент прояснилось, и солнце позолотило купола храма...

Люди должны знать правду! Прояснилось и позолотило.

Конец света, как и предупреждали классики, – это не результат, а процесс.

В те же летние дни 2003-го, когда эфирное солнце без перерыва золотило купола храма, а святой Егорий продолжал мочить в сортире чеченцев, советские (ныне российские) чекисты приступили к уничтожению компании «Юкос», чей хозяин не присоединился к повальному финансированию ныне царствующей фамилии и вообще имел наглость жить как свободный человек.

И вот сотрудника «Юкоса» Алексея Пичугина, обвиненного на скорую руку в двойном убийстве – при отсутствии не только доказательств, но и собственно убитых, – держат в Бутырке и пытают психотропными средствами, добиваясь признания.

И что же?

А вот что: у следственного изолятора пичугинского адвоката встречает одинокая телекамера маленькой телекомпании «Эхо-ТВ», руководимой Андреем Норкиным. В России для нее не хватило телечастоты – «Эхо-ТВ» видно no-преимуществу в Израиле, США и Германии.

Но тамошних телезрителей многие поколения путинских коллег уже убедили уехать с Родины, – а что же россияне? Неужели им не интересно узнать скорость приближения ко всеобщим бутыркам? Норкин ставит сенсационное заявление – о пытках от имени Генпрокуратуры! – на ленту новостей. И что? А вот что: сообщение об этом не берет с информационной ленты ни одна телекомпания страны.

Только солнце все золотит купола храма, до полной потери зрения.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10