Пиши и продавай! |
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 Мандельштаму, по свидетельству Георгия Иванова, принадлежит удивленное: не понимаю, зачем писать юмористику, когда и так всё смешно? Мало кто слышит этот юмор жизни – чтобы рассмешить большинство, требуется показать этому большинству палец, а лучше, для надежности, этим пальцем его и пощекотать... Как же я люблю людей, которым для того, чтобы рассмеяться, хватает самой жизни! Штирлиц учил нас, что в разговоре запоминается последнее. В этом плане дело «Бесплатного сыра» было беспроигрышным: последними в программе появлялись куплетисты – Сергей Лосев и Борис Смолкин. Эти персонажи, лысый бодрячок и мрачноватый брюнет, были придуманы в Ленинграде чуть ли не в середине семидесятых; потом (в составе театра «Четвертая стена») эта пара с огромным успехом «гуляла по буфету» в перестройку и допелась до путинских времен, выйдя наконец к большой телевизионной аудитории. Это было так хорошо, что долго продолжаться не могло. Каюсь: иногда глубокой монтажной ночью я просил монтажера Юлю прокрутить мне куплеты еще раз – делал вид, что «ищу блох», а сам нахально получал удовольствие в рабочее время. После съемок артисты играли в шахматы. Шахматные часы они всегда возили с собой; пока я записывал программу, эти питерские фишеры успевали сгонять штук двадцать блицев и с чистой совестью отправлялись на поезд, оставив в Москве автора куплетов и создателя своего дуэта – Вадима Жука. Вадим – мой друг, и объективности от меня не ждите: я Жуком восхищаюсь давно. Поэзию он знает наизусть километрами, от Катулла до Бродского, стилизует – совершенно фантастически. А на куплеты, если бы не Вадим, я бы просто не решился: это ведь жанр чудовищной сложности, и удачи в нем мне почти неизвестны. Нам, кажется, иногда удавалось... Входит Пушкин в Летний сад. Там – скинхеды. Он – назад... Неуютно смуглолицым В нашей северной столице! Напарником Вадима по куплетной части был челябинский актер Сергей Плотов. Мы с Жуком обнаружили его, сидя в жюри конкурса театральных капустников в Нижнем Новгороде: каждый раз Плотов привозил что-нибудь новенькое и симпатичное. То, бывало, «Отелло» напишет частушками, то «Три сестры» под романс заштукатурит, и все складно, а главное – смешно! Грех было не приобщить такого самородка к делу. Уже после закрытия ТВС, узнав про инициативу спикера Миронова по спасению выхухоля (везет нам все-таки на начальство), я письменно пожаловался Сереже за Урал на судьбу-индейку: мол, какие темы пропадают! Через пару часов из Челябинска донеслось по имэйлу: Не назвать безвыходным Наш роман с эпохою. Выжила бы выхухоль, Остальное – похухоль... В хоккее есть такое понятие: «отложенный штраф»... К октябрю 2002-го рана от разрыва НТВ надвое затягивалась уже почти полтора года. Новые люди обживали восьмой этаж, остатки старой команды – с компромиссами, но вполне достойно – «держали» эфир, и у власти хватало мозгов не требовать от сломленных федерального рвения записных «государственников» с РТР. В нормальные дни зазор между независимостью и «государственной границей» был почти незаметен для глаза, что, собственно, и требовалось доказать. Какая атака на свободу слова, где? Но присутствие поводка обнаруживается как раз в те моменты, когда тебе надо не в ту сторону, куда надо хозяину. И когда случился «Норд-Ост», удавка затянулась мгновенно. В первые часы и дни трагедии информационная служба НТВ сработала лучше всех; сработала почти автоматически: как учили. Но учили-то в одни времена, а на дворе стояли уже совсем другие... То, что произошло дальше, стало тяжелым уроком для тех, кто верил – или делал вид, что верит – в возможность независимой работы в государственном холдинге. Власть ломает людей «об колено» довольно часто. Но не каждый день это видишь в прямом эфире. Я видел – и вы, возможно, тоже. Ведущий новостей НТВ находился на громкой телефонной связи с заложником, прозвонившимся из зала на Дубровке. В какой-то момент в трубке раздался голос с кавказским акцентом, и глаза человека в телевизоре словно ушли внутрь, перестали «пробивать» экран. Он явно слушал «ухо» – так на телевизионном сленге называется слуховой прибор, связывающий ведущего новостей с аппаратной. И что-то такое это «ухо» ему сказало, отчего ведущий вдруг перебил заложника словами: – К сожалению, у нас проблемы со связью... – Я вас хорошо слышу! – сказал человек (заложник? захватчик?). Голоса несли трагическое дыхание зала на Дубровке, передавали объем и температуру жизни, уже недозволительные в эфире. Эти голоса сминали официозную картину происходящего... Тем, кто сидел в аппаратной, надо было выбирать между «государственным интересом» (смело беру эти слова в кавычки) и профессией. Между долгом перед людьми – и обязательствами перед новыми хозяевами. Но те, кто остались на НТВ после всего, что с нами сделали в апреле 2001-го, свой выбор, по большому счету, осуществили уже тогда. |
|
|
|