1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

В тот день они пытались договориться по бартеру – не в первый и не в последний раз. Прекращение уголовных и имущественных дел – на смягчение информационной политики. НТВ отстает от Путина, прокуратура отстает от Гусинского, госдеп США перестает обзываться, и всем хорошо. И вроде бы даже они договорились.

Но через две недели утонул «Курск». И телекомпания НТВ начала говорить и показывать...

Анекдот на случай: приезжает по вызову «скорая» и видит: на полу, вся в крови – пожилая женщина, а над ней здоровенный детина. Понимаете, говорит, я боксер, а это – моя любимая теща. Она ставила мне тарелку супа, и так удачно раскрылась...

Короче, есть вещи рефлекторные. Телекомпания НТВ просто работала – как и должна была работать в такие дни лучшая телекомпания страны: первой, изо всех возможных источников, добывала информацию, первой ее анализировала, первой выдавала в эфир. Ловила на лжи несчастного начальника штаба Северного флота, поставленного отдуваться за весь генералитет. Доставалось, разумеется, и некстати исчезнувшему главнокомандующему...

Путин воспринял произошедшее как предательство.

Мысль о том, что Миткова, Осокин или Максимовская делают то, что они делают, не по заданию мировой закулисы и лично Гусинского, а потому что это их работа и даже в некотором смысле долг, – так и не пришла в чересчур холодную голову гаранта.

А наш олигарх о ту пору, отогреваясь после Бутырок под испанским солнышком, поди, и не подозревал о том, что из политических противников президента окончательно переходит в разряд его личных врагов. Оттого – задним числом полагаю – и белели глаза у дорогого Владимира Владимировича при упоминании фамилии «Гусинский» во время памятной встречи с журналистами НТВ...

И вот, как писали в титрах немого кино, «прошло два года» – и к президенту, отдыхавшему в Сочи, полетел договариваться, уже о своем, новый руководитель НТВ Борис Йордан. Надобности в телефоне в этот раз не было – в розыске Борис Алексеевич не состоял, и интерес имел ясный: из менеджеров канала он хотел перебраться в его владельцы.

Этой же галлюцинацией, кстати, страдал и г-н Кох, когда кадрил меня в апреле 2001-го: идите, говорил, к нам, через год здесь не будет никакого «Газпрома», это будет мой канал, западные деньги, западные гарантии... Через полгода Коха съели его боевые товарищи – ничего личного, strictly business. А спустя еще год Йордан полетел к Путину, полагая, что за хорошее поведение заслужил получить кусочек коллективно откушенного в личное пользование.

И вроде бы они договорились.

Но тут госпожа История устроила римейк, и через месяц после той сочинской встречи случился «Норд-Ост». И уж кто в те дни был меньше всех виноват в честной работе журналистов НТВ, так это Йордан. Они сами! За что ж вы Ваньку-то Морозова?..

Но как объяснить гаранту, что жизнь не всегда вписывается в теорию заговора? Что борьба двух систем не исчерпывает мироздание? Как объяснить существование персональной и профессиональной этики человеку, чьей любимой книгой, по его собственному признанию, является роман Кожевникова «Щит и меч»?

Никак. Да и не стоило бы стараться, кабы этот человек не был президентом России...

Что же касается трагедий, дважды срывавших договоренности глав НТВ с главой государства, – удивительную зеркальность этих сюжетов почувствовали многие. А один человек даже сформулировал.

«Тепло ли тебе, Боря, в володином пиджаке?» – поинтересовался у Йордана, вскоре после его изгнания с НТВ, Алексей Венедиктов. Йордан ответил главе «Эха Москвы» русским матом, неожиданно гладким для уроженца Нью-Йорка. К слову говоря, «в володином пиджаке» впоследствии начали ходить многие из тех, кто помогали власти гробить бизнес Гусинского – или дистанцировались и делали вид, что происходящее с опальным олигархом их не касается.

Йордан покинул НТВ, негромко скорбя о судьбе свободы слова в России. Он имел возможность скорбеть и погромче (скажем, на всю Америку), но в процессе переговоров о размере отступного высокие договаривающиеся стороны, видимо, оговорили и уровень звука.

На освободившееся место главы НТВ «Газпром», не думая лишнего, поставил некоего Сенкевича, и в телевизионных кругах немедленно возник диспут на тему: проктолог он или все-таки пульмонолог? Немного поспорив, телевизионная общественность сошлась на том, что спасибо – не патологоанатом...

Имелось ли в виду этим назначением лишний раз щелкнуть по носу коллектив НТВ, или сие было сделано в душевной простоте людей, лишенных всяческой рефлексии, – уж и не знаю.

Журналисты, конечно, были оскорблены – и даже немного взбунтовались. Они думали, что им зачтется их покладистость времен «раздела НТВ»; что за ту лояльность их включат в число «своих», будут уважать, считаться, по крайней мере... Но неправильно просчитали логику хозяев. Купленный или сломленный никогда не становится своим. У купленного есть цена, у сломленного нет воли – к чему сантименты?

Как ни странно это звучит, но осенью 2002-го с НТВ поступили хотя и цинично, но в этическом плане – честно, в рамках классического «деньги – товар». Товаром, приобретенным властью в апреле 2001-го, была покорность журналистов, оставшихся в телекомпании. Покорность, а не какая-то там лояльность!

Кадровое решение Кремля (а утверждал г-на Сенкевича лично сами угадайте кто) можно было бы считать безусловно идиотским, но только в одном случае: если предположить, что критерием оценки при принятии этого решения являлся профессиональный уровень и престиж телекомпании.

Но критерии у новых хозяев НТВ были совершенно другие. И как ни горько, логика этих людей оказалась точнее логики журналистов. Хозяева (люди простые, номенклатурные) всю жизнь последовательно служили своим хозяевам – какие к ним могут быть претензии? А вот журналисты... В апреле 2001-го они либо молчали, либо прямо обеляли насильников, оповещая мир, что всё происходит, так сказать, по любви. Самые из них эстетически развитые в ту пору даже утверждали, помнится, что те, кто кричит о насилии, – пошляки и демагоги. Откуда же вдруг, год спустя, это возмущение, крик «уберите руки» и вопрос «за кого вы меня принимаете?»

Да за того и принимали. Имели основание.

С чистой совестью поставил я галочку напротив слова «Намедни» во время голосования по «Тэфи». К слову сказать, именно эта программа, вышедшая по горячим следам «Норд-Оста», была первым публичным шагом в сторону от тезиса о «блестяще проведенной операции». Прежние демаркационные линии были смяты общей трагедией, и я позвонил Парфенову со словами уважения – впервые после апрельского разрыва.

Он тоже видел мою «норд-остовскую» программу и отметил некоторую «кровавость» моей интонации по отношению к власти. Даже процитировал Грушницкого: мол, нам двоим не жить на свете... Уточнил: что, у тебя к ним – вот так? Я сказал: ну, примерно так.

У меня – по-другому, сказал Парфенов.

Я ответил: я понимаю.

И я действительно понимаю Леню – как частный человек частного человека. Частный человек имеет право на общественную индифферентность, и даже конформизм. Слесарь может позволить себе класть с прибором на весь мир и оставаться хорошим слесарем. Но человек публичный – дело другое.

Он должен понимать то, что понимает всякий родитель: для ребенка важно не то, что (и как замечательно) ты ему говоришь, но, и прежде всего: как ты поступаешь. На тебя смотрят, на тебя все время смотрят! Следи за собой. Если только тебе не по барабану, что там вырастет.

А выросло у нас нынче, совместными педагогическими усилиями чекистов и конформистов – вот что: в рейтинге свободы слова Россия, по последним данным, находится на 121-м месте из 136 возможных. Идем ноздря в ноздрю с Узбекистаном, если вам это о чем-нибудь говорит. На госканалах в новостях – уже полное туркменбаши; по соседству теплятся последние огоньки былой свободы. «Помедли, помедли, вечерний свет...» – как писал по другому поводу Ф.И. Тютчев.

Но медлить некогда. Скоро выборы, и ток-шоу идут в записи, и на независимом НТВ чья-то мастеровитая рука убирает из эфира всё более или менее задевающее светлейшие уши, и в дебатах про ЮКОС слово «ЮКОС» не звучит ни разу.

Вот вам, коллеги, и «Свобода слова». Вот тебе, бабушка, и юрьев день.

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10