1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10

– Нет, нет... – сказал диктор новостей, – у нас прерывается связь...

И связь действительно прервалась.

В этот момент, в аппаратной, с телефонной трубкой в руке, сидело несчастное и еще недавно независимое руководство информационной службы телекомпании НТВ, а из трубки матом орал министр печати, грозя немедленным отключением вещания...

Еще недавно его, орущего, послали бы из этой аппаратной – вежливо, но очень далеко. И что интересно, он бы пошел. Но, видимо, в октябре 2002-го Михаил Юрьевич Лесин уже имел право разговаривать с НТВ – так.

Штурм зала на Дубровке произошел в ночь на субботу, и ни о каком выходе «Бесплатного сыра» в тот день, разумеется, не могло быть и речи. До глубокой ночи вместе со всей страной я просидел перед телевизором, щелкая пультом с НТВ на ТВС и обратно (о том, чтобы узнать что-нибудь, кроме официоза, по Первому и РТР, давно не было речи). Утром, уже в машине, по пути на радиостанцию «Эхо Москвы», я узнал о том, что все закончено.

Я испытал огромное облегчение – уверен, что опять-таки: вместе со всей страной. Тридцать погибших при штурме (так было объявлено) казались, как ни чудовищно это звучит, неизбежной платой за спасение остальных. Блестящая операция спецслужб!

Кажется, с недосыпа я даже успел повторить эту формулировку в эфире «Эха Москвы». До сих пор стыдно.

Когда я вышел из студии, с лент начали поступать первые сообщения о гибели заложников в больницах, о поражении их неизвестным газом. Постепенно, как кровь сквозь марлю, начала проступать реальная картина произошедшего той ночью – картина, вполне подходящая к портретам Патрушева, Иванова и их, прости Господи, главнокомандующего. На что я надеялся? Эти люди не прошли бы фейс-контроль в библиотеке – как можно было ожидать от них в ситуации «Норд-Оста» чего-то другого!

И все-таки – так хотелось обмануться...

Правда была слишком чудовищной, чтобы сознание приняло ее сразу. У меня была на это почти неделя. И еще несколько часов, чтобы решиться произнести вслух то, что я понял в те дни.

«Бесплатный сыр», вышедший в эфир 2 ноября, мы записывали, как всегда, накануне. Помню, как тяжело было говорить: перед некоторыми кусками я собирался, как перед прыжком в холодную воду. Но понимал: если заторможу сейчас, то не скажу уже никогда.

У человека немного общего с атомным реактором, но после полной остановки разогнаться вновь почти невозможно – в обоих случаях.

Та программа стала для меня оправданием тяжелых компромиссов: я понял, зачем полгода работал «под Дерипаской и Абрамовичем».

Смешное и трагическое, как ни банально, действительно живут рядом.

Наутро после записи программы мы с женой улетели в Италию: у меня была плановая неделя отпуска. Когда программа вышла в эфир, я лежал, глядя депрессивным взглядом в неаполитанское небо. Потом телефон начало разрывать звонками. А когда через неделю я вернулся в Москву и пришел в Останкино, то несколько раз за день услышал: как? вы здесь?

Оказывается, некоторые мои коллеги связали интонацию того «Сыра» с фактом пересечения мной государственной границы за несколько часов до эфира. Мы, говорят, думали, вы насовсем.

«С какой стати?» – поинтересовался я.

«Такое говорят только напоследок», – ответила мне одна журналистка, и это была лучшая похвала программе «Бесплатный сыр» от 2 ноября.

Мы-то давно были у Кремля отрезанный ломоть, но поведение в дни «Норд-Оста» телекомпании НТВ было воспринято как мятеж в давно покоренной провинции. И вся тяжесть имперского гнева рухнула на голову наместника.

Происхождение этого гнева надо было как-то объяснить стране в рамках демократической лексики, и президент России, играя желваками, поведал россиянам страшное: оказывается, своим прямым репортажем о подготовке к штурму НТВ поставило под угрозу жизни заложников.

Ах! наверное, нашего президента опять подставили какие-то плохие люди – не мог же он лгать сознательно? Ведь никакого прямого эфира не было. Штурм (если называть штурмом расстрел отравленных) начался в пять утра, а пленка, запечатлевшая подготовку штурма, пошла в эфир только в начале седьмого. Жизням заложников к этому времени уже не могло угрожать ничего – и уже почти ничего не могло их спасти. В начале седьмого утра заложники уже умирали на ступеньках Дома Культуры.

Какая жалость, что президент, сам человек честнейший, не смог дозвониться на НТВ, чтобы уточнить хронологию произошедшего – перед тем, как начать врать на всю страну...

Вообще, в тот день, во время встречи с руководителями СМИ, наш гарант был особенно хорош. По византийской традиции, фамилии и название провинившейся телекомпании упомянуты не были. Не маленькие, сами догадаться должны.

– Рейтинг на крови...

Это было сказано Путиным про журналистов. Заметьте: не наоборот.

– Они делают рейтинг на крови своих сограждан... – сказал Путин и многозначительно добавил: – Если, конечно, они считают их своими согражданами...

Тут уж самые тупые поняли: пощечина адресовалась гражданину США Борису Йордану... Вот только не все поняли, с чего вдруг такая личная неприязнь, откуда желваки?

Здесь самое время вернуться на два с лишним года назад.

История, учил классик, повторяется дважды: второй раз – в виде фарса. Хотя, в нашем случае, фарса хватало и в первый раз...

Летом 2000 года к нашему (тогда еще энтэвэшному) корреспонденту в Кремле Алиму Юсупову подошел пресс-секретарь президента и поинтересовался: нет ли у Алима часом телефончика Гусинского?

У Алима часом телефончик Гусинского – был. Телефончик попросили, причем не номерок, а непосредственно аппарат. И унесли куда-то внутрь. И прямо по корреспондентской «мобиле» президент России поговорил с преступником, находившимся, между прочим, в международном розыске. Дело житейское...

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10