<<<     ΛΛΛ     >>>   

260

ЭВОЛЮЦИЯ ПОНЯТИЙ ЧИСТОГО И НЕЧИСТОГО. — Греческая мысль вскоре разделила эти разнородные понятия, которые элементарные реакции доводили до слияния в некоем нераздельном единстве. Она разрабатывала каждое из них в отдельности посредством постепенного анализа и отводила каждому определенное место в иерархии свойств или функций, данностей или намерений, непосредственно касающихся существования и сознания человека. Различные понятия утончались и уточнялись прежде всего благодаря религиозным нравственным учениям в закрытых орфических кругах, пифагорейской таблице противоположностей, манихейской космологии. Классификаторское мышление, философская рефлексия выявляет их качества. Они, конечно же, всегда соотносятся между собой, их глубокие нюансы только переживаются, но сами они наконец выделяются и располагаются в том разделе, который теперь определяет их природу. Противоположность кривой и прямой принадлежит теперь геометрии, противоположность чистого и нечистого — арифметике, противоположность чистого и грязного — гигиене, противоположность здоровья и болезни — медицине, но вместе с тем противоположность добра и зла остается за этикой, а религия сохраняет за собою противоположность милосердия и греха. Все утончается, разбивается на куски, становится самостоятельным. Отныне становится возможно где-то потерять, а где-то найти. Уже ничто не включает человека во всей его целостности. Вечность обещает компенсацию тому, кто пренебрег своим спасением. У каждой противоположности наблюдается уменьшение ее значения и возрастание ее самостоятельности. Область профанного расширилась настолько, что ныне охватывает почти все человеческие дела.

ПРОФАННОЕ И САКРАЛЬНОЕ. — Тем не менее на протяжении всей религиозной истории понятие о сакральном сохранило свою четко выраженную индивидуальность, которая придает ему неоспоримое единство, какие бы различия при этом ни обнаруживались, начиная с самых грубых и кончая самыми утонченными. Цивилизации, которые эту индивидуальность замечают, выражают ее столь непосредственно, что сфера влияния этого понятия обнаруживается и в современном существовании. Оно продолжает противопоставлять путь, истину и жизнь силам, которые во всех смыслах этого слова портят человеческое существо, которые толкают его к безнадежности и обрекают на гибель, но в то же время это понятие демонстрирует глубокую солидарность по отношению ко всему тому, что поддерживает, что возвышает и разрушает. Профанное — это мир довольства и безопасности. По краям его простираются две пропасти, два умопомрачения влекут к себе человека, когда довольство и безопасность его уже не удовлетворяют, когда ему становятся в тягость безусловное и осторожное подчинение

261

правилу. Тогда он начинает понимать, что правило является всего лишь как бы барьером, что не оно само является священным, а именно то, что это правило делает недосягаемым, что знает и чем обладает только тот, кто вышел за его пределы или нарушил. Но если граница оказывается в один прекрасный день пересеченной, назад возврата нет. Надо будет постоянно двигаться по пути святости или же по пути проклятия, к которым неожиданно ведут непредусмотренные боковые тропинки. Ну а человек, который осмеливается приводить в действие подземные силы, который отдается силам адских течений, уже не довольствуется выпавшим на его долю, но, может быть, он просто не сумел получить благосклонность неба. Пакт с адом оказывается таким же посвящением, как и божественная милость. Тот, кто его подписывает, тот, кому эта милость ниспослана, оказываются в равной степени навсегда отделенными от участи обычных людей, и величие их судьбы тревожит как робких, так и пресыщенных, никогда не заглядывавших в эту бездну.

Вторник, 29 ноября 1938 г.

ПРОБЛЕМА ДАТЫ

В 1968 г. Дени де Ружмон под заглавием «Летопись одной эпохи» («Journal d'une epoque», 1 926— 1946) собрал воедино работы, опубликованные им к тому времени: «Крестьянин из Данюба» («Le paysan du Danube», 1932), «Дневник безработного интеллигента» («Journal d'un intellectuel en chomage», 1937), «Немецкая хроника» («Journal d'Allemagne», 1938), «Хроника двух миров» («Journal des deux mondes», 1946). Между двумя последними разделами он помещает в качестве своего рода переходной работы несколько страниц, озаглавленных «К вопросу о войне» («Vers la guerre»,), где напоминает об обстоятельствах, в которых записал то, что осталось от его самой известной книги «Любовь и Запад» («L'amour et l'Occident»,). Именно об этом он сообщил в своем выступлении в Коллеже.

«В конце февраля или в начале марта я написал первые пять книг. В мае, как и предполагалось, я выступил с четырьмя докладами в Швейцарии, сделал сообщение о пятой книге „Любовь и война" в Коллеже Социологии Батая и Кайуа и написал объемную статью о гитлеризме, опираясь на заметки, сделанные во Франкфурте: это станет основным текстом моей работы „Немецкая хроника ". С конца мая по 20 июня в небольшом замке около Бруно были написаны шестая и седьмая книги, предисловие, а также в последний раз просмотрен машинописный текст. Вечером 21 июня — дата летнего солнцестояния, когда в последний раз День празднует победу над Ночью, царствование которой будет долгим даже в разгар лета, — в Гранд-Опера дают „ Тристана ". Я купил два оставшихся билета.

Везущее нас в сумерках такси пересекает площадь перед Лувром; внезапно проход во внутренний двор музея озаряется огром-

263

ным пламенем. В Гранд-Опера, где, как всегда теперь, декорации ужасны, и, как и положено, звучит немецкая речь, возглас Бранжиены с высоты восточной башни: „Habet acht! Habet acht! — Schon weicht dem Tag — die Nacht" („ Берегитесь ! Берегитесь ! Уже ночь уступает дню!") — зазвучал с необычайной силой, все поглощая и все захватывая собой, — такого потрясения от встречи с искусством я никогда ранее не испытывал» («Journal d'une epoque». P. 366).

Эта хронология, восстановленная автором в 1968 г., неточна. Не исключено, что работу «Любовь и Запад» Дени де Ружмон написал в мае и тогда оке зачитал ее в Коллеже. Но это было после Мюнхена, после того как вышла его «Немецкая хроника», — конечно оке, после Мюнхена. На деле, он, как представляется, перепутал два выступления. Помнится, что впервые он выступал 19 мая (одновременно с Валем и Батаем), после того как Клоссовски зачитал свой перевод «Антигоны» Кьеркегора.

ПЕРСОНАЛИЗМ

Дени де Ружмон (1906 — 1985), швейцарец и протестант, является великолепным знатоком немецкой культуры. Он часто посещает N.R.F., где в декабре 1932 г. по предложению Полана составляет памятный «Список требований»: десять отчаянных антиконформистов, от Тьери Мольнье до Поля Низана и Анри Лефевра, предвещают знаменательные перемены режиму, называемому демократическим: претензия на радикализм. Среди них большинство составляют персоналисты: Арно Дандьё, Робер Арон, Пьер Шевалье, Эмманюэлъ Мунъе, Жорок Изар.

В одном из приложений к «Летописи одной эпохи», озаглавленном «Осень 1932 г., или рождение персонализма», мы найдем ценные описания обстоятельств, в которых происходило сближение с Коллежем. Ружмон, сотрудничающий с официальными персоналистскими журналами «Esprit» и «Ordre nouveau», совместно с Анри Корбеном и Алъбером-Мари Шмитом, идейно вдохновляют, создают и, «Hic et Nunc», финансируют орган экзистенциально ангажированной теологии, основателем которой является Карл Барт. «Политика личности» («Politique de la personne», 1934) и «Мыслить с помощью рук» («Penser avec les mains», 1936) делают его одним из самых значительных глашатаев персоналистского движения, которое, опираясь на понятие личности, намеревается создать третью силу, противостоящую одновременно либеральному обожествлению индивида и его всеобщему отвержению. Ружмон много пишет. Наряду с упомянутыми журналами его имя можно было встретить в оглавлениях изданий «Recherches philosophiques», «Vendredi», «La Fleche» и других.

264

ОДИН ГОД В ГЕРМАНИИ

Вынужденное пребывание Ружмона в Германии, давшее название его работе «Дневник безработного интеллигента» (написана в 1933 — 1935 гг., опубликована в 1937г.), завершается, когда Отто Абец, нацистский посол, курирующий парижских интеллектуалов, предлагает ему читать лекции во Франкфуртском университете в 1935 — 1936 учебном году. Ружмон пишет об этом в своей «Немецкой хронике», появившейся, как уже отмечалось, сразу после Мюнхена, в октябре 1938 г.

После года, проведенного среди нацистов, или, скажем иначе, из земного опыта — опыта жизненного, Erlebnis и даже Miterlebnis (опыта сопереживания), который Ружмон сумел благодаря своей преподавательской деятельности почерпнуть относительно нацизма, он сделал вывод: интерпретация современной политики требует моделей скорее религиозных, нежели экономических. Блестящий отрывок из «Немецкой хроники», озаглавленный «Священная церемония» (11 марта 1936 г.), представляет собой описание политических эмоций, полностью совпадающее с тем, как это виделось в Коллеже. Немецкая армия только что вновь заняла левый берег Рейна. Гитлер, прославляя победное шествие своей агрессии, произносит одну из своих знаменитых речей. На затерявшегося в толпе Дени де Ружмона нисходит откровение: «То, что я сейчас испытываю, можно назвать не иначе как священный ужас» («Летопись одной эпохи»). Спустя два дня начинаются пасхальные праздники. Каникулы он проводит в Париже, где своим друзьям описывает то, чему был свидетелем. Однако некоторые факты не поддаются выражению на французском языке. Они недоступны пониманию. Ружмон пытается их растолковать. Его обвиняют в пропаганде.

В следующем году, когда начинает создаваться Коллеж, персоналисты с интересом наблюдают за его подготовкой (Батай был близок с Арно Дандьё, одним из основателей персоналистского движения, умершим в 1933 г.). Пьер Прево, входивший в инициативную группу, вспоминает об этом в своих мемуарах: «Я, как это порой случалось, обедал у Дени де Ружмона, на просторной вилле в восточном пригороде Парижа, которую предоставил в его распоряжение Шарль де Бос. Я напомнил ему о нашем недавнем визите к Жоржу Батаю, который, как он сказал, укрепил его в его оценке выпуска „Ацефала" под названием „Ницше и фашисты", который он только что прочитал. Он увидел в нем знак радикального антиэтатизма, то есть единственного подлинного антифашизма. Он заявил о своем согласии с Батаем» («Prevost». P. 15 —1 7).

ЛЮБОВЬ И ВОЙНА

Книга «Любовь и Запад», навеянная «Тристаном» Вагнера, представляет собой пространное рассуждение относительно мифа о Тристане и Изольде, в котором Дени де Ружмон увидел матрицу

сумрачного эротизма прелюбодеяния, в течение восьми столетий выдаваемого европейской литературой за вершину любовной страсти. Любовь, которая воспламеняется, отворачиваясь от своего объекта, и достигает апогея в исступленном ожидании смерти. «Schon weicht dem Tag — die Nacht». В этой точке слова, которыми Батай 22 января 1938 г. закончил свое выступление «Притяжение и отталкивание», а именно: «Сущих объединяет то, что их разъединяет», — совпадают с главной идеей «Любви и Запада»; этому произведению, как известно, многим обязана работа Рене Жирара «Романтическая ложь и романтическая истина».

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Господин батай
Использовать строгую вежливость паритета
Лежащие у истоков действия в трагедии
Олье Дени. Коллеж социологии философии 8 человек
Когда я в первый раз употребил выражение сакральная социология традиции возможность