<<<     ΛΛΛ     >>>   

Итак, я вынужден изложить общее представление о существе дела, которое относится к разряду философских представлений. И только после того, как я закончу это изложение, у меня появится возможность показать, каким образом складывается единство сообщества, а следовательно, и та сила, и та необычная нервная тревога, которая простирается от мистицизма до безумия. Тем не менее мне не хотелось бы, чтобы кто-то беспокоился о том, как бы я не застрял в отвратительных зарослях философской рефлексии. Хотя я и буду вынужден затронуть центральную проблему метафизики, но, как мне кажется, я и тогда сумею сохранить ясность: я уверен, что во всяком случае способен говорить о том, что непосредственно касается целостности человеческого существа хотя бы в том отношении, что оно является противоположностью бесчувственного состояния.

Одним из самых лучших результатов, достигнутых за счет усилий, предпринимаемых человеком с целью выявить, чем он сам является на самом деле, стало, несомненно, отсутствие единства в бытии. Люди издавна имели представление о самих себе как неде-

1 В июне 1939 г. Батай анонимно опубликовал 5-й номер «Ацефала» (журнал перестал выходить с тех пор, как он объявил об основании Коллежа). В оглавлении есть «Безумие Ницше» (где безумие описывается как неотъемлемая составляющая, потому что возникает и выделяется из «человеческой целостности») и «Практика радости перед лицом смерти» (мистическая драматизация, по поводу этого рода упражнений сам Батай говорит, что здесь уместнее было бы употребить слово «мистика»). Если пример Лойолы привел Кайуа к мечтам об «Inquisitions» и об основании Коллежа Социологии, мечтам, опосредованным «духовными упражнениями», то Батая он выводит на пути «внутреннего опыта». А по поводу осуждения со стороны Кайуа мистицизма, к которому склонялся Батай, я напоминаю, что в книге «Миф и человек» он противопоставил агрессивную люциферовскую мужественность шамана излияниям и путанице мистиков.

522

лимой реальности. Некоторых животных можно разделить на две части, но через некоторое время эти две части образуют два целостных существа, отличающихся одно от другого. Нет ничего, что шокировало бы больше, чем подобное действие, перенесенное на человека, по меньшей мере в глазах тех, кто придерживается классического представления о человеческой душе. Привычки мышления утвердились столь прочным образом, что каждому из нас неимоверно трудно представить себя раздвоившимся так, что одна сторона видит другую, любит ее или избегает встречи с ней. Верно, однако, что хирургия, специализирующаяся на человеке или близких к нему животных, пока еще остается весьма далекой от столь радикальных возможностей. Она в состоянии воздействовать только на примеси, оставляя самое главное в существе незатронутым. Самое большое, что ныне мы можем разглядеть даже в отдаленном будущем, это также по-настоящему волнующие возможности, как, например, пересадку мозговых полушарий у двух больших обезьян... Я говорю об этом не столько из интереса к возможному эксперименту, сколько для того, чтобы ввести в привычные перспективы максимум отклонений от нормы. Представляю, что уже сама идея разнородного складного существа, являющегося результатом спаривания мозговых полушарий двух различных людей, способна вызвать нечто вроде тяжелого чувства головокружения. И все же эта идея может стать вполне обычной. Ныне уже стало банальным рассматривать человеческое существо как плохо спаянную совокупность, содержащую в себе разнородные части, в свою очередь плохо связанные между собой, даже неизвестные друг другу. В общем, обычно признавалось, что индивид — это только незаконченный агрегат: животное, человеческое существо рассматривались просто как ограниченное и устойчивое образование, а общество — как образование, объединяемое только посредством очень слабых и легко взаимозаменяемых связей. В то же время допускалось, что индивид или общество не представляют собою исключения, что каждый элемент их природы является агрегатом, состоящим из частей, по меньшей мере пока мы не добираемся до простейшего уровня, то есть электрона. Наука причисляет атомы, вопреки их названию, к совокупностям элементарных частиц, молекулы — к совокупностям атомов, и, таким образом переходя от одного уровня к другому, она доходит до индивида — совокупности клеток, и, наконец, до общества. Правда, она не решается, неизвестно по какой причине, признать в нем обычный случай построения единого целого из многочисленных элементов.

Я не хотел бы далее подробно останавливаться на том, что представляет собою всего лишь научное введение к тому главному, что я сегодня намерен представить. Я спешу (быть может, вполне понятно почему) поскорее перейти к представлениям, являющимся не столь внешними по отношению к той реальности, которую мы образуем. Я перехожу к тому, чтобы напрямую говорить о том, что

523

каждый из нас сам может чувствовать, и прежде всего о той стороне нашей жизни, которая, по-видимому, больше всего отклоняется в сторону от нашего единства с социальной группой. Я стану говорить об эротической деятельности, которую большинство из нас осуществляет с одним или последовательно со многими из себе подобных. Преимущество такого поворота состоит в том, что он позволяет затронуть реальность, являющуюся не только самой непонятной, но также и самой интимной. И в самом деле, нет ничего более живого для нашего разума, чем образ соединения двух существ противоположного пола. Но сколь бы обыденным и очевидным ни было это соединение, его смысл из-за этого не становится менее скрытым. Все, что по этому поводу можно сказать, сводится к тому, что каждое существо слепо подчиняется своему инстинкту. Придание этому инстинкту наименования, его превращение в выражение стремления к воспроизводству, которое якобы свойственно природе, не вносит в этот вопрос какую-либо ясность. И это так на самом деле, ибо в совокуплении присутствуют и иные потребности, а не только потребность в производстве на свет потомства.

Включение в дело социологической точки зрения проливает неожиданный свет на эту естественную неясность.

Если рассмотреть воспроизводство простой клетки, не имеющей половых признаков, появление новой клетки представится результатом, вытекающим из неспособности первичной совокупности сохранить свою целостность. Происходит ее деление, ее рассечение. Рост микроскопического существа приводит к перенасыщению, к разрыву и к потере субстанции. Воспроизводство животных, имеющих половое деление, и людей разделяется на фазы, каждая из которых представляет собою те же стороны перенасыщения, разрыва и потери субстанции. В первой фазе два существа соотносятся между собой посредством скрытых разрывов, происходящих в них. Не существует более глубокого слияния, оба существа погружаются в конвульсию, связывающую их. Но ведь такое слияние происходит только за счет утраты каждым из них какой-то части самих себя. Такое общение связывает их между собой благодаря ранениям, растворяющим их единство, их неразрывность в нервном возбуждении.

Два существа противоположного пола, теряя себя одно в другом, образуют новое существо, отличающееся от каждого из них. Хрупкость этого нового существа очевидна: оно всегда не более чем совокупность частей, которые остаются разнородными; оно всегда не более чем стремление в какие-то краткие мгновения утратить свое сознание. Однако если даже верно, что единство индивида вновь выходит из этого состояния с гораздо большей четкостью, то по этой причине само это состояние не становится менее хрупким. Между тем и другим случаями существует, несомненно, только различие в степени.

Любовь выражает потребность в самопожертвовании: всякая целостность должна потерять себя в какой-то другой целостности,

524

которая ее превосходит. Вместе с тем счастливые движения плоти имеют двоякую направленность. Потому что пройти через плоть, пройти через ту точку, в которой разрывается единство личности, необходимо, если мы действительно хотим, теряя себя, вновь обрести себя в слиянии любви. Из этого, однако, не следует, будто сам момент разрыва оказывается лишенным смысла для существования, прошедшего через разрыв. В совокуплении весьма затруднительно определить долю страсти к другому существу, долю эротического неистовства. До какой степени существо ищет в нем жизнь и источник силы, до какой точки его увлекает стремление потерять себя в нем и в то же время элемент разрыва, степень отдачи другого (и, конечно же, чем более красива женщина, тем более желательны ее разрывы, ее отдача или просто — ее обнаженность). Помимо стремления выйти за пределы ограниченного существования ради более широкого, нередко смешанного с привычным стремлением к самопожертвованию, существует стремление к такому самопожертвованию, которое уже не находит границы своим несоразмерным движениям нигде, кроме как в страхе. И которое, более того, начинает заигрывать с этим страхом, хотя само и провоцирует его, чтобы придать себе больше зажигательности и неистовства.

К этой картине привычных форм бытия, которые выявляет любовь, необходимо добавить единение, являющееся результатом брака. Существует множество возможностей, связанных с движениями страсти, для такого рода гнетущей супружеской жизни, в которой сердце выключено из игры. В крайнем случае интерес и право создают основания безрадостного единения существ, для которых физическая любовь — это всего лишь дань природе. Если теперь перейти к социальным группировкам, которые соответствуют различным противостоящим друг другу формам полового единения, то правовое и административно управляемое общество представляет собою отношения, тесно связанные с супружеским союзом, основывающимся на интересе, тогда как сообщество, создаваемое узами сердца, напоминает страстное единение влюбленных. Существует множество форм, представляющих собою нечто общее с эротическими извращениями, и утрата своего Я в более широком существовании оказывается в таких случаях поводом для того, чтобы потерять себя в бесформенном мире и в смерти.

Я понимаю, что во всем этом есть парадоксальный элемент: приведенные сравнения наверняка покажутся произвольными. Но я представил их всего лишь с намерением уточнить их смысл. Я предлагаю допустить как закономерность тот факт, что человеческие существа никогда не соединяются между собой иначе, как посредством разрывов и ранений: такое представление само по себе обладает логической силой. Если элементы выстраиваются в ряд, чтобы сформировать совокупность, то легко может произойти, когда каждый из них благодаря разрыву собственной целостности теряет часть своего собственного бытия в пользу бытия совместного.

525

Инициация, жертвоприношение и праздник выражают множество моментов утраты и общения индивидов между собою. Ритуальные увечья и оргии в достаточной мере ярко показывают, что между разрывами в сексе и разрывами в ритуале существует не одно-единственное отношение. К этому добавляется и тот факт, что сам эротический мир позаботился о том, чтобы обозначить акт, в котором он реализуется, как жертвоприношение, а также чтобы обозначить развязку этого акта как «маленькую смерть». Тем не менее одна из двух сфер охватывает также и другую. Даже те из социальных разрывов, которые совпадают с сексуальными, имеют изменчивое значение, более богатое, а многочисленность форм простирается от войны до кровавого креста Христа. Между казнью короля и половым актом остается только то общее, что они соединяют вместе благодаря потере субстанции. И только в созидании или утверждении нового единства бытия они становятся похожими друг на друга. Было бы напрасно полагать, что как одно, так и другое являются следствием темного инстинкта воспроизводства рода, действие которого охватывает якобы все человеческие формы.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Поэтому вежливость
Давая ответ на поставленные вопросы
Олье Дени. Коллеж социологии философии 12 национального
Оказывающего на общество воздействие
Поскольку в течение рабочих дней недели большинство людей занято