<<<     ΛΛΛ     >>>   

Прежде всего, следует отметить поразительную эффективность этой философии как понятийной системы, используемой для организации научного исследования. В этом отношении она вполне достойна породившего ее духа эпохи. С тех давних пор она отвела себе место руководящего принципа научного анализа. И сейчас она царит по-прежнему. Во всем мире в каждом университете поиск истины организуется в соответствии с ней. До сих пор не было предложено ни одной альтернативной системы поиска научной истины. Она не просто царит, она не имеет и противников.

И все же она совершенно невероятна. Эта концепция реальности образована, очевидно, с помощью понятий высокой степени общности, и только тогда, когда мы ошибаемся, применяя их к конкретным реалиям, возникает данный парадокс.

Даже самая обобщенная картина успехов научной мысли в этом столетии не способна опустить из поля зрения прогресс в области математики. Здесь как нигде проявился дух эпохи. Три великих француза,—Декарт, Дезарг, Паскаль вдохновили новый этап в развитии геометрии. Другой француз. Ферма, заложил основы современного анализа, сделав все, кроме усовершенствования методов дифференциального исчисления. Ньютон и Лейбниц совместными усилиями фактически создали дифференциальное исчисление как практический метод математического мышления. Когда завершилось столетие, математика как инструмент, применяемый к решению физических проблем, уже обрела часть своего нынешнего умения. Современная чистая математика, за исключением геометрии, еще пребывала в младенчестве и не обнаруживала каких-либо признаков того поразительного роста, который ей предстоял в XIX в. Но уже появился специалист по математической физике и принес с собой тот тип мышления, которому предстояло господствовать в научном мире следующего столетия. Надвигалась эпоха «победоносного анализа».

112

В итоге XVII в. создал такую схему научного мышления, которая была начерчена математиками и для математиков. Великая особенность математического ума состоит в способности иметь дело с абстракциями и выводить из них четкие доказательные цепочки рассуждений, полностью удовлетворяющие вас до тех пор, пока вас устраивают эти исходные абстракции. Поразительный успех научных абстракций, подчинивших себе, с одной стороны, материю с ее нахождением в пространстве и времени, а с другой — воспринимающий, страдающий, рассуждающий ум, остающийся при этом безразличным к самой реальности, навязал философии задачу восприятия всего этого в совокупности как простой фиксации совершенно конкретного факта.

Тем самым была разрушена философия Нового времени. Она колебалась некоторым сложным образом между тремя крайними точками. На одной из них находились дуалисты, выдвигавшие материю и дух на равных, а на других—два типа монистов, один из которых помещали дух внутрь материи, а другие — материю внутрь духа. Но это жонглирование абстракциями не могло преодолеть глубинной путаницы, вызванной требованиями неуместной конкретности схематизма, который был построен наукой XVII в.

Насколько вообще можно противопоставить друг другу интеллектуальные атмосферы различных эпох, настолько XVIII в. в Европе явился полной противоположностью средневековью. Этот контраст символически выражен различием между Шартрским собором и парижскими салонами, в которых Даламбер беседовал с Вольтером. Средневековье было одержимо мечтой рационализировать бесконечное; люди XVIII в. рационализировали социальные отношения современных им сообществ и обосновывали свои социальные теории ссылками на природные реалии. Предшествующий период был веком веры, основанной на разуме; в дальнейшем никто не потревожил спящих псов: наступил век разума, основанного на вере. Поясню свою мысль: св. Ансельм был бы огорчен,

113

если бы ему не удалось найти убедительный аргумент в пользу существования Бога, и на этом своем доказательстве он построил собственный символ веры, в то время как Юм построил свою «Диссертацию по естественной истории религии» на вере в природный порядок. Сравнивая эти эпохи, стоит помнить, что разум способен ошибаться и вера может быть неуместна.

В моей предыдущей лекции я проследил, как в течение XVII в. доминировала схема научных представлений, которая сохранилась и до сих пор. Она включала в себя фундаментальный дуализм материального, с одной стороны, и сознания—с другой. А в разделяющем их пространстве находились понятия жизни, организма, функции, дискретной реальности, взаимодействия, порядка природы, которые в совокупности образовывали ахиллесову пяту всей системы.

Я убежден также и в том, что, если бы мы желали достичь более полного выражения факта природы в его конкретности, нам следовало бы начать нашу критику с того элемента данной схемы, который воплощен в понятии простого местонахождения. Имея в виду ту важность, которую приобрела эта идея в моих лекциях, я напомню вам смысл данного выражения. Сказать, что некоторая частица материи обладает свойством простого местонахождения, означает, что ее пространственно-временные отношения могут быть описаны как пребывание в определенной ограниченной области пространства и в течение определенного ограниченного отрезка времени без всякой существенной связи с другими областями пространства и другими временными длительностями. Это понятие простого местонахождения также независимо от контроверзы абсолютистской и релятивистской концепций пространства или времени. Насколько какая-либо теория пространства или времени может сообщить смысл, будь то абсолютный или относительный, идее, касающейся определенной области пространства или определяемого отрезка времени, идея простого местонахождения обретает совершенно определенный смысл. Она составляет само основание картины мира XVII в. Вне ее эта картина не может быть сформулирована. Я утверждаю, что среди первичных природных элементов, схватываемых в нашем непосредственном опыте, нет ни одного, который бы обладал этим свойством простого местонахождения. Из этого, однако, не следует, что наука XVII в. была просто ложной. Я считаю, что при помощи конструктивного абстрагирования мы можем прийти к таким абстракциям, которые бы выражали собой существующие в форме простого местонахождения частицы материи, а также к другим абстракциям, выражающим собой отдельные сознания, включенные в научную картину мира.

114

Поэтому подлинная ошибка представляет собой пример того, что я уже обозначил как ошибку неуместной конкретности.

Преимущество изолированного внимания к определенной группе абстракций состоит в том, что вы ограничиваете свои мысли определенными четко очерченными вещами, включенными в такого же рода отношения. Соответственно, если вы обладаете логическим складом ума, вы можете сделать множество умозаключений по поводу отношений между этими абстрактными сущностями. Более того, если абстракции хорошо обоснованы, если они, так сказать, не абстрагированы от всего того, что является в нашем опыте важным, то научное мышление, которое ограничивает себя этими абстракциями, придет к ряду важных истин касательно нашего восприятия природы. Мы все знаем те утонченные и ясные умы, что наглухо заключены в прочную скорлупу абстракций. Они ведут нас к своим абстракциям благодаря уникальной притягательности своей личности.

Недостаток исключительного внимания к данной группе абстракций, сколь угодно хорошо обоснованных, заключается в том, что, воспринимая особенности частного случая, вы абстрагируетесь от всех остальных вещей. И хотя эти обойденные вниманием вещи занимают важное место в вашем опыте, формы вашего мышления оказываются не приспособленными для их понимания. Мы не можем мыслить без абстракций; соответственно, в высшей степени важно быть готовым вовремя критически пересмотреть свои способы абстрагирования. Именно здесь обретает свое место философия как предприятие, существенное для здорового общественного прогресса. Она является критикой абстракций. Цивилизация, неспособная прорваться сквозь свои наличные абстракции, обречена на бесплодие по прошествии весьма ограниченного прогресса. Активная философская школа столь же важна для движения идей, как активно работающая школа железнодорожных инженеров для обеспечения процесса циркуляции топлива в двигателе.

Иной раз случается и так, что услуга, оказанная философией,

115

полностью заслоняется поразительным успехом некоторой схемы абстракций, выражающей доминирующие интересы эпохи. Именно это произошло в XVIII в, Французы-философы не были философами. Они были одарены ясным и острым умом и применили группу научных понятий XVII в. к анализу обезграниченной вселенной. Их успех, если брать круг идей, наиболее интересовавших их современников, был всеобъемлющ; то же, что не вмещалось в их схему, игнорировалось, осмеивалось, не внушало доверия. Их ненависть к готической архитектуре символизировала их антипатию ко всякой неясной перспективе. То был век разума, здорового, мужского, открытого разума, но одноглазого, неспособного видеть вглубь. Нам не следует переоценивать заслуги этих людей. Тысячу лет Европа была жертвой нетерпимых и несносных мечтателей. Здравый смысл XVIII в., схвативший очевидные факты людских страданий и очевидные требования человеческой природы, подействовал на мир, как душ морального очищения. Вольтер должен был завоевать доверие, он ненавидел несправедливость, жестокость, бессмысленные репрессии, обман и надувательство. Более того, когда он видел их, он их распознавал. В этих своих высших качествах он был типичен для своего века, для его лучшей части. Но если люди не могут жить на одном хлебе, они тем более не могут питаться только дезинфицирующей жидкостью. Тот век имел свои границы; и мы уже не можем оценить ту страсть, с которой до сих пор защищают некоторые из его главных позиций (особенно в преподавании наук), хотя мы по справедливости оцениваем его положительные достижения. Схема понятий XVII в. оказалась отличным инструментом исследовательского поиска.

Триумф материализма воплотился, прежде всего, в рациональной динамике, физике и химии. В отношении динамики и физики прогресс осуществлялся в форме непосредственного развития основных идей предшествующей эпохи. Не было придумано ничего принципиально нового, но была осуществлена мощная детальная разработка.

116

Разгадывались частные головоломки. Словно само царство небесное приоткрывало свою предустановленную гармонию людям. Во второй половине века Лавуазье практически обосновал химию в ее современном виде. Он ввел в нее принцип, согласно которому материя не исчезает и не рождается в процессе химических трансформаций. Это было последним успехом материалистической мысли, который не мог быть в конечном счете истолкован двусмысленным образом. Теперь химия лишь ожидала атомной теории, появившейся в следующем столетии.

А пока понятие механического объяснения всех природных процессов окончательно установилось в качестве догмата науки. Это понятие со всеми своими положительными чертами одержало победу благодаря серии почти чудесных успехов математической физики, достигших кульминации в «Аналитической механике» Лагранжа, опубликованной в 1787 г. Ньютоновские «Начала» вышли в 1687 г., так что эти две великие книги разделяют точно 100 лет. Тот век явился первым периодом развития математической физики современного типа. Публикация «Электричества и магнетизма» Клерка Максвелла в 1873 г. обозначила собой завершение второго этапа. Каждая из этих трех книг устанавливает новые горизонты мышления, Бездействующие на все то, что появляется вслед за ними.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Существуют разные виды колебания молекулы
Начать с события
Не существует определений подобных понятий
Это происхождение объясняет тот прирост живости мышления математики отношении
Присущих всем вечным объектам