Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
В подведении итогов, подготовленных для заседания 4 июля, Лейрис отмечает «анализ мифа о британской монархии, который сделал Дютуи, основываясь на документах прессы». Представляется, что в действительности, выступая перед Коллежем, Дютуи был в гораздо большей мере привязан к своему мифу, чем к монархии, в том смысле, в каком Этьембль говорит про миф о Рембо. Он прокомментировал обзор прессы в связи с коронацией так оке, как Кайуа в связи со смертью Дебле в своей «Социологии палача», не говоря уже о «Декларации» за октябрь 1938 г., которая тоже состояла главным образом из обзора прессы по вопросу о Мюнхенском кризисе. Находясь проездом в Париже, английский сюрреалист Дэвид Гаскойн встретился с Кайуа и Жоржеттой Камилл 10 ноября 1938 г. В своем дневнике он отмечает, что должен отправить «один экземпляр „Coronation Survey" в Коллеж, имея в виду ближайшее заседание, которое будет рассматривать тему „Символики Короны"», («Journal de Paris» и др., 1932—1942, 1983. С. 277). Дютуи давно был намерен собрать воедино эти рассуждения, оставшиеся незавершенными — «Византия», «К сакральному искусству». Один из обзоров дает следующее аналитическое откровение (которое я перевожу с английского): «Глава XVI . 1. Последний наследник византийского ритуала в Европе — английский двор. 2. Описание смены караула в Букингемском дворце. 3. Английский «учебник церемониалов». 4. Как исправить мир, чтобы он стал подходящим для его обитателей. 5. Пережитки израильских и византийских древних ритуалов в церемониале английской коронации. 6. Английская пресса вновь оживляет доисторические представления о магической королевской власти. 7. Современный монархический ритуал разделяет публичные действия и действия художественные». Что касается заключительной главы (глава XVIII ), то она резюмируется следующим образом: «Отдельные попытки, предпринимаемые во Франции с целью реализовать нечто, соответствующее византийскому идеалу. Провал попыток основать новую мифологию. Попытки установить связь между живописцами, интеллектуалами и рабочими. Сравнение Рима до раскола и Европы перед войной... Трудности в усмотрении первых признаков возникновения человеческого сообщества, которое не считалось бы с границами, как это делала Восточная церковь в средние века и в котором инициатива вновь перешла бы к поэзии, искусству и церемониалу». На полях Дютуи пометил — «Коля. Соц.». Под заголовком «Величие церемониала» Дютуи опубликовал соображения, касающиеся этих королевских торжеств ( XX siecle. № 3. Июль, 1938). Именно этот текст я и привожу дальше вместо того, который был зачитан Дютуи и который если и существовал когда-то, то найден не был. 489 ВЕЛИЧИЕ ЦЕРЕМОНИАЛАТуго натянутое сукно, светло-голубое на фоне темно-синего..., цветная бумага, скрученная в гирлянды..., ситец, разрезанный на флажки... Без лишних затрат город преображается, становится городом радости. А улицы с большими магазинами, наоборот, пачкают себя позолотой, внушающей страх. На балконах, крышах и пилонах возвышаются слоны и фельдмаршалы из выкрашенного в серебро гипса, статуи Победы и путешественников, все гораздо больше, чем в натуральную величину. Застывшие перед объективом на всех стадиях оцепенения знатные вельможи из картона и их семьи располагаются вокруг трона, вдоль витрин, среди зонтиков, подвязок и улыбающихся манекенов. Ошеломленный всем этим интеллигент прячется со своими книгами в подвале. Но два десятка рупоров препятствуют его бегству. Они кричат ему, что Англия счастлива, счастлива до такой степени, что готова расшибиться в лепешку. Вот уже задрожали дома, и камни на мостовой покатились в разные стороны. Вся Англия слилась в радостном гуле. Блеск глаз встречает кортеж, а также солдат и короля. А стоит ли говорить о великолепии платьев? Платье королевы отливает серебром, по краям — колокольчики, в глубине — солнце, принцесса Елизавета проходит, свежая как майская береза. Солдаты. Еще и еще солдаты, затем — пустота, а затем — архиепископ, надо полагать, Лондон и Иерусалим в недалеком будущем сольются воедино. Мужские хоры декламируют, сопровождаемые пением девочек. Умолкший на какое-то мгновение орган вновь заглушает звук их голосов. Чтобы завершить все это, следует стрелять из пушки, трубить в трубы и... пусть небо рухнет на наши головы от этих криков... Вслед за Шекспиром нервничающий интеллигент задает вопрос: Чем же таким владеют короли, чего лишены другие, Если не этим величием и публичными торжествами? Признаем, что престиж короны направлен на подсознание и, минуя разум, воздействует прямо на чувства. Из-за этого он не утрачивает своей подлинности. Бесстрастная музыка времен Парселла, картины времен Гольбейна и Ван Дейка, которые были проданы и которые так и не удалось потом восстановить, поэзия, созданная для верхов, но которую двор никак не мог запомнить, — что бы вообще осталось от монархии без этих торжественных церемоний? Но здесь Англия торжествует. Грандиозные конкурсы отлично пошитого платья, предназначенного для чистокровных лошадей или парусников, декоративные браки, торжественные судебные заседания, празднования годовщин или похорон, — этот остров королевского скипетра все еще образует в условиях всеобщего упадка высоких манер последний оплот искусства выправки и коллектив- 490 ной гармонии. Австралийский скотовод, хлебороб из Сомерсета, клерк из Соредита так же, как и султаны из Джахора или Занзибара, непосредственно переживают все величие драмы, разыгрываемой именно для них первыми актерами королевства, окруженными полками величественных танцоров, переодетых в солдат. Изобилие драгоценностей, шелков и живой архитектуры в состоянии прославить не только семейную чету, но и труп. Каждое утро, когда бьет десять с половиной, во дворе Букингемского дворца, во дворе Дворца Святого Джеймса в отсутствие королевского штандарта происходит смена караула, шедевр величественной строгости и точности. Люди, принимающие участие в этом представлении, уже не принадлежат самим себе. Какова бы ни была тирания позы, колено, поднятое на уровень талии, предплечье, вытянутое в одну линию с клинком шпаги, широко раскрытые глаза, наполненные солнцем, каждая деталь одежды — монументальная прическа, тяжелые облегающие ткани, легкий орнамент — предупреждают о малейшем отклонении воли, выдают неправильную осанку. Отбросив в сторону особенности своей природы, каждая из этих элегантных марионеток видит себя вознагражденной единением с жизнью, в которую она включена благодаря чудесному запасу энергии. Но вот словно из другого мира приходит часовой, движущийся как автомат, а зрители, объятые ужасом, уступают ему дорогу. Роскошная машина готова прорвать их ряды и пройти сквозь противолежащую стену. Но ничего подобного не происходит: сомнамбула трижды подбрасывает свои подошвы до уровня колен и вновь отбывает в противоположном направлении, все так же не видя ничего вокруг себя, словно мир является лишь прямой дорогой, открытой его величеству. Вот под звуки фанфар и все подразделение, увешанное горами меха, ощетинившееся стальными штыками, вышагивающее так, что ноги застывают при движении, отправляется к центральным воротам. Все происходит так, как если бы огромная человеческая глыба, одним толчком приведенная в движение, скользила в замедленном темпе, сметая все с лица земли с ужасающей мягкостью лавины, готовой обрушиться на город. * Возвысить дух над телом, способствовать развитию нравственных качеств, которые считаются самыми важными для успеха в военное время, — такова цель, поставленная перед этими парадами Учебником Церемониала, разработанного для использования в армии. Эти игры, возвышенная элегантность которых достойна восхищения, сложились в ходе тщательной многовековой подготовки 491 на грани жизни и смерти. 1 Отсюда и затруднения критиков, глаза которых залиты елеем и прикованы к подписям знаменитых художников, в результате чего они не в состоянии в своей философии уделить хотя бы немного внимания этому анонимному творчеству с характерным для него сочетанием несдержанной роскоши и высокой изысканности. Но даже и наряженное во все величественное, это действо отталкивает эстета. Чтобы беспрепятственно предаваться сладким мечтам и легкости анализа, он отказывает природе во всем, что в ней имеется сильного и опасного. Но пусть хотя бы одна среди этих чудесных статуй из диорита, бронзы и белого мрамора однажды сойдет из своей ниши Уайтхолла и по ошибке проникнет в экспозицию импрессионистов, как все их картины сразу же исчезнут, поглощенные взрывом хохота. Повседневным событиям, которые благодаря строгим предписаниям королевского указа приобретают столь пышные и демонстративные формы и обретают стиль, пригодный для всех времен и стран: вручение ключей, передача приказа, смена часовых, — для беспрепятственного развития требуется не столько иллюзорное пространство сцены, ограниченное своими тремя измерениями, сколько безграничная протяженность от земли до небес, проложенная как мостовая, со своими прохожими и каменными грудами, над которыми носятся чайки. Дисциплина, во всяком случае, произвела такое чудо: придание публичному месту торжественности храма и превращение после нескольких месяцев упражнений сельского невежи в блистательного идола, прямо в лицо которому осмеливаются смотреть только дети, не скрывая при этом своего восхищения. * Эта укрощенная сила, расходуемая с расчетливой медлительностью и без всякой надежды на восстановление, эти чарующие тональности, эти голоса, доведенные до максимума напряжения, надрывно выплескиваемые наружу, эти атрибуты первобытного блеска, сотворенные из блестящих металлов, шерсти и шкур животных, эти почти дикие звуки флейты и волынки, сопровождаемые барабанным боем, эта атлетическая, вечно возрождающаяся молодость, которая, как известно, дается в порядке обещания под присягой, — все это действует на толпу людей, которые на какое-то мгновение вырываются из состояния оцепенения и привычных занятий, и пробуждает их чувственность. Преодолев военный гонор и напряжение этикета, прорвав последние заслоны полиции, утверждается теплота общения, а чест- Братство вторжение сил дикого леса в пространство |
|
|
|
|
