Пиши и продавай! |
самосознание устойчивости, а консервативную идеологию — жизненной силы. Хотя благодаря мобилизирующей энергии государства, которое занимало в мировоззрении охранителей Германии и России одно из ведущих мест, консервативному лагерю в обеих странах долгое время удавалось сохранять свои позиции. а) диалектика силового и религиозно-нравственного компонента в представлении о государстве Если ранее мы говорили о попытке консерватизма в Германии и России сохранить баланс между авторитетом и традицией — ключевыми понятиями охранителного самосознания, — то в консервативном представлении о государстве авторитарная идея изначально доминировала. Власть является для консерватизма необходимым авторитетом для создания государства. В этом состоит одно из главных отличий просвещенческих, а впоследствии либеральных представлений о формировании государства от консервативных. Ведь теория общественного договора выводит государственную власть из человеческой санкции, консерватизм же изначально предполагает наличие властной воли, имеющей надындивидуальный характер. 115 да над другим, но не величественную власть одного над всей массой» (66, S. 74). К тому же общественный договор, даже если бы он существовал, никогда не имел, по мнению Шлегеля, юридической силы; «Каждый договор требует гарантии — какую гарантию можно иметь по отношению к главе государства?» (66, S. 74). Ведь если исходным актом образования государства была физическая сила, то верховная власть не связана никакими нравственными обязательствами. 116 воле и рефлексии, но на естественном законе (не путать с естественным правом Просвещения), то есть на праве сильного над слабым. По мнению Галлера, «существуют только три великие силы или принципа господства: превосходство в собственности или внешнем благополучии, в мужестве или мастерстве и в духе или науке; это соответствует трем великим потребностям людей: в пропитании, защите и нравоучении», из этого возникают «три типа государств или монархий: патриархальная..., милитаристская и духовная» (47, S. 2). Таким образом, государство и государственная власть возникают не .искусственно, посредством человеческой воли и договора, но естественно, при помощи силы и превосходства. Такая приземленная трактовка привела к тому, что в представлении Галлера «государства сами по себе отличаются от других возможных служебных и социальных отношений только независимостью своего верховного главы, более высокой степенью власти и свободы последнего» (47, S. 2). То есть Галлер сделал фундаментом государства только частноправовые отношения. Как впоследствии утверждал Ф. Ю. Шталь, «государственная власть у Галлера и особенно власть князя не имеют общественного характера... но только приватно-правовой и патриархальный» (68, S. 293). 117 Нужно отметить, что идея «силового» происхождения государства, выдвинутая Галлером, не встретила серьезных возражений у других консервативных писателей. Однако определенный утилитаризм во взгляде на государственную власть явно ограничивал авторитет государства, на что консерваторы не могли согласиться. Поэтому галлеровский принцип господства сильного над слабым был смягчен религиозной санкцией, а частноправовая основа государства поднята на более высокий уровень. 118 нию с авторитетом земной власти, так как, по мнению X. Ю. Шёпса, «при конфликте потребностей власти и правового принципа он бескомпромиссно желал придерживаться учения о христианской этике» (185, S. 14). Как величие, так и ограниченность Герлаха состояли в том, что проблема взаимоотношения христианства и политики преследовала его всю жизнь, в то время как другие не видели здесь никакого вопроса. Именно нежелание Герлаха поступиться принципами сделало его противником общенациональной консолидации Германии. В 1843 году в одной из консервативных газет он писал, что «своеобразное величие немецкой нации состоит в подчинении национальных интересов общечеловеческим религиозно-церковным» (пит. по: 185, S. 661), а спустя 20 лет, уже после создания Германской империи, в прусском парламенте он заявил: «Я являюсь во всех своих внешних жизненных проявлениях не кем иным, как пруссаком, но все же должен сказать, что Пруссия и Германия стоят для меня гораздо ниже, чем Царство Божие» (цит. по: 185, S. 62). 119 Столь нелестные отзывы от своего недавнего соратника Шталь заслужил за недостаточно принципиальную, с точки зрения Герлаха, позицию в отстаивании идеи христианского государства. В отличие от легитимиста Герлаха, институционалист Шталь склонен был видеть в религиозной основе государства не только стража вечных и неизменных ценностей, но и своеобразного посредника, который призван соединить новое со старым, обеспечив историческую преемственность; это было тем более необходимо, так как, по мнению Шталя, враждующие стороны не смогут самостоятельно прийти к соглашению: «Доктрина эмансипирует саму себя и народы от подобающего повиновения авторитету, а авторитет эмансипируется от подобающего внимания к доктрине. Если не вмешается высшая духовная сила, то первоначальный союз нравственных и физических сил неизбежно распадется на порочную доктрину и бездарную власть» (70, S. XIII). В своих произведениях Шталь пытался органически соединить авторитарный компонент консервативного представления о государстве с религиозным, исходя, с одной стороны, из консервативных убеждений, но с другой — из реальных потребностей времени, так как, по его мнению, «в политическом устройстве нужно видеть не только то, что должно произойти, но и то, что происходит» (цит. по: 185. S. 77). С этой целью Шталь выдвинул понятие нравственного рейха как «сознательного в себе самом государства, которое господствует над свободно и сознательно повинующейся сущностью посредством нравственно-интеллектуальных мотивов»(70.S.1). Подобная трактовка государства имеет сходные черты с гегелевским понятием государственной сущности как свободного и необходимого саморазвития абсолютной идеи, однако 120 Шталь, признавая заслугу Гегеля в обосновании «нравственного содержания государства», все же в целом отверг его учение из-за «чисто правового характера его действительности, в которой осуществляется нравственная идея» (70, S. 140). 121 и его сторонников не разделялась основной массой консерваторов, которые желали сохранить лояльность по отношению к государственной власти. К тому же, по мнению Герхарда Риттера, «Kulturkampf» не была отражением антиклерикальных притязаний либерализма, так как противоречия между консерватизмом и либерализмом были перекрыты более значительной «борьбой государства против притязаний римской Церкви» (цит. по: 189, S. 2). Однако для консерваторов немаловажным субъективным фактором против этой кампании было то, что слова о защите государства исходили именно из уст либералов. К тому же, как уже было сказано выше, консерватизм не может признать безусловную гегемонию государства над Церковью без ущерба для своего мировоззренческого фундамента. 122 со стороны консерваторов. Несмотря на сильное влияние религиозного компонента на формирование государственной идеи немецкого консерватизма, она во многом носила самодостаточный характер. Судьба Э. Л. фон Герлаха, не желавшего во имя государственных интересов поступиться своими религиозно-нравственными принципами и лишившегося к концу жизни многих своих сторонников, довольно показательна. Хотя ведущая газета прусских консерваторов «Krenzzeitung», а также группировавшиеся вокруг нее консерваторы старой закалки остались верны принципам христианской этики и, будучи протестантами, с симпатией отнеслись к католической партии «центра» именно за то, что она ставила во главу угла верность христианской традиции, а «консерватизм, который не одухотворен христианством, — по мнению одного из авторов "Kreuzzeitung", — не имеет цены, так как вечные принципы истинных консервативных убеждений заключены в христианстве» (цит. по: 136, S. 46). Однако группа «Kreuzzeitung» никогда не составляла большинство среди прусских и немецких консерваторов, поэтому идея, так сказать, «христианского сдерживания» по отношению к государству не пользовалась массовой поддержкой среди охранителей, так как большинство из них в конфликте действительности и мировоззренческих принципов старого прусского консерватизма предпочли первое. Еще в тревожные дни 1848 года Йозеф фон Радовиц говорил, выступая в национальном собрании, что «новое государство абсолютно, оно разрушило существовавшее право... и поставило себя как единственный источник всего того, что внутри его границ должно было полагаться справедливым и правильным... Хорошо это или плохо, не имеет значения — это факт» (64, S. 348-349). 123 Столь мощное влияние государственной идеи, помимо безусловных исторических особенностей Германии, объясняется еще и тем, что становление консервативных представлений о государстве шло в столкновении с политическими представлениями либерализма, отводившего государственному механизму роль своеобразного арбитра в общественно-политической жизни. Первыми против такой трактовки государства выступили романтики. А. Мюллер утверждал, что «государство больше чем хранитель комфорта... больше чем нейтральный арбитраж по поддержанию торговли, промышленности и безопасности, который только следит за... акционерами, чтобы они не уклонялись от своих гражданских и моральных налогов» (60, S. 161-162). Сходную идею. только в более образной форме, высказал склонный к метафорам Новалис, считавший, что политические идеи Просвещения дезориентировали общество, в результате «человек хочет видеть в государстве мягкую обивку для своей инертности, а между тем оно должно быть как раз противоположным: жесткой пружиной для напряженной деятельности» (63, S.178). Принцип историзма стал одним из ключевых понятий консервативного мышления |
|
|
|