|
|
<<< ΛΛΛ >>>
бералами... Но за последние год или два все, кажется, из-
менилось. В модных интеллектуальных кругах либерализм
ныне отвергают как наивный, ритуалистический, сенти-
ментальный и недостаточно глубокомысленный. Откуда
ни возьмись, словно из пустыни, материализовался ряд
консервативных пророков, эксгумирующих консерва-
тизм, возвращающих его к жизни и проповедующих его...
Сегодня, как нам говорят, и талантливые молодые люди
консервативны, и умудренные профессора консерватив-
ны. Даже некоторые либералы, попав в свой личный цикл
отчаяния, начинают провозглашать себя консерваторами».
Эта мысль вполне истинна для 1986 г. Она была столь
же истинна, когда я впервые написал ее более тридцати
лет назад (в «Рипортер» от 16 июня 1955 г.)31. Каждый
консервативный период вырабатывает свою философию
самоутверждения. Неоконсерваторы 80-х годов — это
новое издание «нового консерватизма» 50-х, который сам
мог считаться новым изданием философии «новой эры»
20-х годов.
В качестве критики, имеющей практическое значение,
современный консерватизм часто предлагает (в изданиях
типа превосходного, хотя и неправомерно названного
журнала «Паблик интерест» Ирвинга Кристола) глубокий
анализ либеральных институтов и иллюзий. Однако в ка-
честве программы неоконсерватизм в значительной мере
recherchedutempsperdu(поиск утраченного времени. —
(фр.). — Перев.). Он повторяет консервативные мотивы не
только 50-х и 20-х годов, но и 90-х годов прошлого века
и даже более ранних времен. Восхваление свободной кон-
куренции и ничем не сдерживаемого рынка («Социальная
статистика» Герберта Спенсера, 1850); «крестовый по-
ход» против правительственного регулирования экономи-
ки (которое началось после принятия в 1887 г. акта о
торговле между штатами); вера в «перетекание» части бла-
госостояния от богатых к бедным, нынче трансформиро-
вавшаяся в «экономику предложения» (Калвин Кулидж и
Эндрю Меллон); призыв к передаче полномочий прави-
тельства в Вашингтоне в пользу штатов (Эйзенхауэр), Эти
идеи, далеко не такие уж новые и смелые, составляют
идеологическую основу каждой эпохи частного интереса.
Неоконсервативные фанатики даже хотят вернуться к зо-
63
лотому стандарту. И им удалось внедрить эту мысль в ре-
спубликанскую платформу 1984 года.
Социальная философия периодов частного интереса
существует, что характерно, на двух не стыкующихся друг
с другом уровнях, отражая не только интеллектуальные
заявки неоконсерватизма, но и евангелистские страсти
тех, кто в 80-е годы стал называть себя «моральным боль-
шинством». Здесь также заметно циклическое возобнов-
ление. «Моральное большинство», с его попытками дикто-
вать нормы поведения в частной жизни, является новым
воплощением фундаменталистского движения, навязав-
шего шестьдесят лет назад несчастной стране «сухой за-
кон» и пытавшегося запретить изучение теории Дарвина в
школах штата Теннесси. 20-е годы были годами, когда
торжествовали Билли Санди, Эйми Семпл Макферсон и
типажи, описанные Синклером Льюисом в книге «Элмер
Гэнтри». Второй великий взрыв евангелического морали-
заторства произошел через тридцать лет, когда Норман
Пил и Билли Грэхэм в 50-е годы выдвинули сами себя в
качестве моральных судей нации.
Экономический консерватизм и евангелистическое
морализаторство всегда плохо сочетались друг с другом.
У них несовместимые цели. Экономисты-консерваторы
80-х годов прежде всего хотят ослабить государствен-
ное регулирование и снизить налоги. Моралисты-еванге-
листы хотят поставить крест на женской эмансипации,
абортах, светской гуманитарной деятельности, марихуа-
не и свободном сексе, вернуть власть в руки мужчин, а
молитвы — в общественные школы. Одна группировка
пользуется плодами общества вседозволенности. Другая
требует его ликвидации. Экономисты-консерваторы хо-
тят убрать государство с нашей шеи. Моралисты-еванге-
листы хотят запустить государство к нам в постель. По-
добно тому как руководители бизнеса и их апологеты-
интеллектуалы в 20-е годы бросали вызов «сухому зако-
ну» и признавали теорию эволюции, нынешние рафини-
рованные консерваторы с глубоким недовольством отно-
сятся к праведному гневу «морального большинства».
Чем воинственнее поведет себя «моральное большинст-
во», тем больше оно будет раскалывать консервативную
коалицию. В любом случае «моральное большинство»,
отнюдь не являясь признаком какого-то перманентного
64
изменения в настроениях нации, представляет собой
полностью предсказуемый побочный продукт цикличе-
ского колебания.
Было бы ошибочным, однако, при определении этой
группы считать, что она представляет какое-то одно по-
коление. Ибо родившиеся между 1946-м и, скажем,
1957 гг. (в этот год темпы рождаемости снова упали) —
это дети того поколения, которое включилось в полити-
ку при Франклине Рузвельте и Трумэне, и внуки поколе-
ния, включившегося в политику при Теодоре Рузвельте и
Вильсоне. В них самих политическое самосознание про-
будилось в годы правления Кеннеди и Джонсона.
Молодые люди, родившиеся после 1957 г., росли
уже в иных политических условиях. Они дети поколе-
ния, сформировавшегося при Эйзенхауэре и внуки того
поколения, которое вступило в политическую жизнь в
консервативные 20-е годы. Люди в возрасте от 18 до 24
лет, поддержавшие Рейгана, родились между 1960 и
1966 гг. У них нет памяти о годах президентства Кенне-
ди, и они обрели свое политическое самосознание в
консервативные 80-е годы. По своим политическим на-
строениям они, как и следовало ожидать, напоминают
своих родителей, политически сформировавшихся при
Эйзенхауэре, и родителей своих родителей, политически
сформировавшихся при Гардинге — Кулидже — Гувере
(и действительно, их дедушки и бабушки — избиратели
старше 78 лет — это та группа, которая вместе со свои-
ми 18 — 2 4-летними внуками голосовали за Рейгана в
1984 г. наиболее активно). Таким образом, родившиеся
в период «бума рождаемости» принадлежат к двум от-
личным друг от друга поколениям, водораздел между
которыми приходится примерно на 1957 г.: старшее по-
коление ориентировано на поддержку демократических
целей, младшее — на преследование частного интереса.
Короче говоря, консерватизм, который сформировался
в 80-е годы в среде интеллектуалов, религиозных активи-
стов и молодежи, вовсе не означает некой фундаменталь-
ной трансформации настроений нации. Данный консерва-
тизм — это именно то, чего и ожидал бы историк в период
колебания политического цикла в сторону ориентации об-
щества на частные интересы.
65
IX
В периоды преобладания частного интереса имеет ме-
сто проявление и других повторяющихся характеристик.
Такие периоды наступают как ответная реакция на требо-
вания действовать с пользой для общества. Ибо для пери-
одов общественной целеустремленности характерны по-
стоянно растущие требования к человеку. Они поглощают
не только психическую энергию, но и время. В сутках не
хватает часов, чтобы успевать и спасать нацию, и забо-
титься о собственной семье. В конце концов обществен-
ная активность истощает силы и разочаровывает. Люди от-
казываются от общественной деятельности, с тем чтобы
сосредоточиться на проблемах своей частной жизни.
Этот феномен впервые отметил в 1840г. Токвиль, на-
звавший его «индивидуализмом». Он считал его серьезной
угрозой для демократии. Под индивидуализмом Токвиль
подразумевал нечто весьма отличное от «опоры на собст-
венные силы», по Эмерсону, или дарвиновского примитив-
ного индивидуализма. Он имел в виду нечто близкое к
современной социологической концепции «ухода в част-
ную жизнь». По мнению Токвиля, индивидуализм — это
не самоутверждение, а самоудаление, склонность каждо-
го члена общества «замыкаться в кругу своей семьи и дру-
зей, с тем чтобы, сформировав таким образом свой собст-
венный близкий себе мир, отгородиться от общества, пре-
доставив его самому себе». Индивидуализм изолирует лю-
дей друг от друга, «ослабляет добродетельность обще-
ственной жизни» и приводит к тому, что становится «труд-
но вытащить человека из его собственного узкого круга,
чтобы заинтересовать его судьбой государства»32.
Уход в частную жизнь имеет свою функцию в циклах
социальных перемен. Он представляет собой форму кор-
ректирующего действия — гомеостаза — внутри социаль-
ного организма,— действия, снимающего избыток озабо-
ченности делами общества. Он восполняет силы самого
индивидуума, семьи и частного хозяйства, обеспечивая за-
щиту личности от массового общества и агрессивного го-
сударства. Но, как подчеркивал Токвиль, уход в частную
жизнь тоже приводит к отрицательным, характерным
именно для этого процесса явлениям, в особенности к то-
му, что человек стремится исключительно к сиюминутным
66
материальным благам. «Любовь к богатству», по его мне-
нию, лежит «в основе всего, чем занимаются американ-
цы» .
Периоды преобладания частного интереса основыва-
ются на принципе, что достижение индивидуумом своих
собственных интересов способствует достижению инте-
реса общего. Личные пороки, по выражению Мандевиля,
оборачиваются на пользу обществу. Этика личного инте-
реса господствует повсеместно. Например, в 80-е годы
администрация Рейгана фактически поощряла ученых из
государственных учреждений продавать результаты их
финансируемых за казенный счет исследований в области
обороны в целях своего личного обогащения34. Подобная
этика влияет даже на шпионаж. В нынешних условиях
преобладания частного интереса американцы, шпионящие
в пользу Советского Союза, делают это не по идеологи-
ческим соображениям, а из-за денег.
Приоритет личного благополучия над общественным
благосостоянием, естественно, питает рост коррупции в
правительственных учреждениях. При господстве ориен-
тации на общественные цели правительство склонно к
идеализму. У идеалистов много недостатков, но они редко
крадут. В ходе осуществления «нового курса» Рузвельта
правительство США тратило куда больше денег, чем ког-
да-либо раньше в мирное время. Оно проводило беспре-
цедентное регулирование экономики, однако при этом за-
метно было отсутствие коррупции. Линдон Джонсон был
печально известен своими хитроумными комбинациями,
однако в его «великом обществе» было гораздо меньше
злоупотреблений служебным положением, чем при кон-
сервативных администрациях 20-х, 50-х и 80-х годов.
При либеральных администрациях коррупция возникает в
основном под конец их правления, когда идеалисты схо-
дят со сцены, а их место занимают временщики.
С наступлением периода господства частного интереса
общественная мораль резко меняется. Большинство из со-
трудничающих с консервативными правительствами биз-
несменов нельзя заподозрить в нечестности. Но некото-
рые из них не стесняются использовать общественное по-
ложение в личных целях. Эти берут все, что само плывет
в руки. Все помнят скандалы с администрацией Гардинга
в 20-е годы. Правление администрации Эйзенхауэра было
67
отмечено скандалами, повлекшими за собой вынужден-
ные отставки министра авиации, председателя Междуна-
родной торговой комиссии, управляющего общими служ-
бами, начальника Управления общественными зданиями,
председателя Национального комитета республиканской
партии и даже помощника самого президента. Более со-
рока членов администрации Никсона подверглись пресле-
дованию за преступления. Его вице-президент, два мини-
стра, дюжина членов аппарата Белого дома и еще пятнад-
цать представителей исполнительной власти признали се-
бя виновными или получили судебные приговоры. Адми-
нистрация Рейгана по мере того, как список ее сотрудни-
ков, осужденных или вынужденных уйти в отставку под
тяжестью обвинений, все рос, добавила в словарь полити-
ческих терминов выражение «расползание» («располза-
ние» отсутствует в «Политическом словаре Сэфайра»
1978 г. издания).
«Совершенно нечего сказать, — заметил Теодор Руз-
вельт, — о правительстве плутократов, правительстве лю-
дей, которые весьма сильны в определенных областях и
овладели искусством делать деньги, но которым присущи
идеалы, по самой своей сути восходящие всего-навсего к
идеалам славной когорты ростовщиков»^, И все же в
80-е годы избиратели были обеспокоены ростом корруп-
ции не в большей степени, чем в 20-е и 50-е годы. Много-
кратно отмеченный «тефлоновый эффект» — снятие с пре-
зидента ответственности за дурные действия его собствен-
ной администрации — возникает в редких случаях благода-
ря искренне невозмутимым личностям президентов типа
Эйзенхауэра и Рейгана, чаще же — в результате отключе-
ния внимания людей от государственных дел, полностью
поглощенных в этот период своими частными интересами.
Уход в частную жизнь не ограничивается политикой.
Литература обращается к человеку, исследуя скорее ду-
шевное состояние, нежели общество, используя новатор-
ские приемы для отображения болезненных переживаний
изолированной от общества семьи и еще более отчужден-
ного и раздираемого противоречиями индивида (симво-
лизм и «поток сознания» в 20-е годы, упор на фабулу в
68
80-е). Литература ориентируется на проблемы греха и ис-
купления (здесь не дается какое-то оценочное суждение;
литература в определенной степени процветает благодаря
такой ориентации на духовное; вряд ли можно найти что-
то более эфемерное, чем пролетарская художественная
проза и поэзия 30-х годов36). Экономические и политиче-
ские науки тоже отказываются от широкого взгляда на
историю, уходят от ответственности перед обществом и
становятся бихевиористскими, квантитативными, матема-
тическими, стерильными, «освобожденными от ценно-
стей». Сама история отходит от выявления конфликта к
мифам консенсуса.
Что беспокоило Токвиля больше всего, так это долго-
срочные последствия слишком узкого понимания амери-
канцами «принципа личной заинтересованности». Гражда-
не, отгораживающиеся от «этих великих и могучих обще-
ственных чувств, которые беспокоят нации, но которые и
развивают их», по словам Токвиля, могут вскоре оказать-
ся в положении, при котором они будут каждую новую
теорию считать угрозой, каждое нововведение — проло-
гом революции. «Признаюсь, меня страшит, — писал он,
неожиданно проявляя собственное, глубоко личное отно-
шение, — как бы они в конце концов не замкнулись в этой
мелкой и трусливой любви к сиюминутным удовольстви-
ям, как бы они не потеряли из виду долгосрочные свои
интересы... когда потребуется мощное и резкое усилие ра-
ди более высокой цели»37.
Если в интеллектуальной сфере следствием индивиду-
ализма является стагнация, то в политике им может быть
деспотизм. Люди начинают рассматривать обязательства
перед обществом как досадное отвлечение от погони за
деньгами; и «для того, чтобы лучше приглядывать за тем,
что они называют собственным делом, они пренебрегают
главным делом своей жизни — быть хозяевами самим се-
бе». Уход в частную жизнь, поощряя гражданскую апа-
тию, провоцирует наступление тирании. Как «отвратить
беду, одновременно столь естественную для рамок демок-
ратического общества, и столь смертельную для него»?
Токвиль усматривал «лишь одно действенное лекарство»
от индивидуализма — политическую свободу38.
Общественная активность, говорил он, заставляет ин-
дивидов осознать, что они живут не только сами по себе,
69
но и в обществе. «Человек служит интересам общества
сначала по необходимости, потом по своему свободному
выбору; то, что поначалу делалось сознательно, становит-
ся инстинктивным, труд на благо сограждан в конечном
счете входит в привычку, во внутреннее желание служить
им»39. Короче говоря, политическая деятельность — это
великое средство противодействия частному интересу,
возрождения общественной добродетели и преодоления
апатии, которая мостит дорогу для деспотизма.
Токвиль изложил обоснование своей теории индиви-
дуализма во втором томе книги «Демократия в Америке»
(1840). Комментаторы тут же отметили противоречие
между изображением человека, живущего при демокра-
тии, как человека одинокого, слабого, послушного и бес-
сильного, каким он показан в этой части исследования, и
совсем другим изображением его, данным в первом томе
этого же труда, вышедшем в свет пятью годами раньше.
В 1835 г. Токвиль, оценивая американское общество,
отмечал энергию, участливость, гражданскую актив-
ность, приверженность общественным интересам и даже
тиранию большинства. «Если бы американца обязали
ограничить его деятельность своими собственными дела-
ми, — писал он, — то он счел бы себя насильственно
лишенным половины того, что составляет его существо-
вание... и его горе было бы невыносимо»40. За период
между появлениями первого и второго томов неустойчи-
вый демократический нрав большинства переключился с
активности на анемию.
Этому явному противоречию существует объяснение.
Токвиль с его удивительным чутьем понял, что американ-
ская демократия вмещает в себя и агрессивных индиви-
дов, которым посвящен его первый том, и замкнутый ин-
дивидуализм героев его второго тома. Он вплотную при-
близился к пониманию того, что общественная активность
и частный интерес существуют в состоянии циклического
взаимодействия. «Американец бывает так поглощен част-
ными заботами, как если бы он был абсолютно одинок в
этом мире, а в следующую минуту, как будто забыв о них,
он отдается общему делу. Иногда кажется, что им движет
крайнее корыстолюбие, а иногда — беззаветный патрио-
тизм»4 1. На деле здесь нет никакого противоречия. Всего
лишь циклическая перемена. Как активность сменяется за-
70
стоем, так в свой черед и мелкая любовь к сиюминутным
удовольствиям неизбежно уступает место мощному и рез-
кому рывку навстречу высокой цели.
XI
Циклический ритм существует также и во внешней
политике. Более тридцати лет назад Фрэнк Л.Клинберг
проанализировал явление, которое определил как «исто-
рическую перемену настроений в американской внешней
политике». Он обнаружил периодическое колебание от
«экстраверсии» — готовности использовать прямое дипло-
матическое, военное или экономическое давление на дру-
гие нации ради достижения американских целей — к «ин-
троверсии» — сосредоточенности на внутренних пробле-
мах американского общества. Изучая войны, аннексии,
военные экспедиции, военно-морские походы, президент-
ские заявления и партийные платформы, Клинберг в 1952 г.
выделил семь таких перемен в настроении, начав отсчет
от 1776г.:
ишпровертное экстравертное
1776 — 1798 1798 — 1824
1824 — 1844 1844 — 1871
1871 — 1891 1891 — 1918
1918 — 1940 1940 —
Внешнеполитический цикл Клинберга, таким образом,
выявил (по состоянию на 1952 г.) четыре интровертные
фазы, в среднем по двадцати одному году каждая, и три
экстравертные фазы, каждая в среднем по двадцать семь
лет. Это движение, отмечал он, носит характер спирали, с
усилением степени вовлеченности в дела за рубежом по
окончании каждой экстравертной фазы. Клинберг также
отметил последовательность, связанную с поколениями:
большинство президентов, как правило, прошли свое ста-
новление как личности «при фазе, схожей с той, на кото-
рую выпало потом их президентство. С приближением
зрелости они, напротив, имели возможность наблюдать,
как проводится и в конце концов терпит провал, по край-
ней мере частичный, противоположная политика». Он под-
верг свою теорию проверке, использовав ее для прогно-
71
зирования. В 1952 г., в момент высокой степени экстра-
версии, Клинберг пришел к заключению, что «логично
ожидать, что Америка отойдет, хотя бы в некоторой сте-
пени, от вовлеченности в мировые дела, и, возможно, она
сделает это где-то в 60-е годы». Так и случилось, чему
немало способствовал Вьетнам. Далее Клинберг предполо-
жил, что в следующий интровертный период главная про-
блема «будет иметь очень серьезные моральные аспекты».
Любопытно, что здесь присутствует предчувствие того
значения, которое приобретут права человека. Обновляя
свой анализ в 1978 г., Клинберг предсказал, что «первые
признаки сдвига в сторону экстраверсии» станут «явными,
пожалуй, к 1983 г.»42.
Какая-либо очевидная корреляция между циклами
Клинберга и Шлезингера отсутствует*, что позволяет
предположить, что оба цикла в значительной степени са-
могенерируются и являются, таким образом, истинными
циклами. Например, Америка вступала в войны как в эры
частного интереса, так и в эры общественной целеустрем-
ленности. Можно предположить, что международный
кризис подавляет все прочие факторы и почти не оставля-
ет лидерам нации каких-либо возможностей для выбора.
Однако это не совсем так. На внешнюю угрозу нация ре-
агирует определенным образом в фазе интроверсии и со-
всем другим — в фазе экстраверсии. То, к чему на интро-
вертной фазе могут отнестись равнодушно, на экстравер-
тной фазе расценят как опасность, требующую решитель-
нейшего ответа. В 1940 г., к концу интровертной фазы,
могущественное, но численно сокращавшееся меньшинст-
во американцев относились к Гитлеру снисходительно.
Четверть века спустя, к концу экстравертной фазы, дру-
гое могущественное, и притом численно растущее, мень-
шинство отнюдь не считало, что жизненные интересы
США во Вьетнаме находятся под угрозой.
На эры частного интереса приходится пятьдесят семь интро-
вертных лет и пятьдесят пять экстравертных; на эры общественной
целеустремленности приходится сорок два интровертных года и
шестьдесят шесть экстравертных.— См.: Robert E. Elder, Jr.
and Jack E. Holmes, U.S. Foreign Policy Moods, Institutional
Change, and Change in the International Economic Systems. Текст
подготовлен к собранию Американской ассоциации политических
наук, состоявшемуся в 1985 г.
72
И все же, даже если внешнеполитический и внутрипо-
литический циклы и не совпадают, связь между внутрипо-
литическим циклом и внешней политикой существует.
Ибо на каждой фазе внутреннего цикла национальный ин-
терес формулируется согласно присущим этой фазе цен-
ностям. На каждой фазе внешняя политика используется
для продвижения этих ценностей за рубеж. В периоды
общественной целеустремленности существует тенденция
к включению во внешнюю политику идей демократии, ре-
форм, прав человека, гражданских свобод, социальных
перемен, активной роли государства. В такие периоды от-
дается предпочтение странам с демократическими ^лево-
центристскими режимами. В периоды частного интереса
включается и действует тенденция, заставляющая осмыс-
лять международные дела сквозь призму капитализма, ча-
стных инвестиций, «магии рынка», защиты американских
корпораций, занятых бизнесом в зарубежных странах. В
такие периоды предпочтение отдается странам с правыми
и авторитарными режимами, обещающими обеспечить
безопасность для частного капитала.
Таким образом, внешняя политика пронизана духом из-
менений во внутриполитическом цикле, в то время как
интенсивность, с которой этот дух навязывается миру, за-
висит от фаз во внешнеполитическом цикле.
XII
Что просматривается с позиции 1985 г.? Как прояв-
ляет себя цикл в настоящее время? Если ритм в тридцать
лет сохранится, то в 80-е годы последний по счету кон-
сервативный подъем выдохнется, и эра Рейгана, подобно
своим ранним вариантам в 50-е, 20-е годы XX в. и в
90-е годы прошлого столетия, постепенно станет достоя-
нием истории.
Если ритм сохранится... Но в истории нет никакого ма-
тематического детерминизма. Электронный век грозит
полностью уничтожить политические партии*. Уничтожит
ли он заодно и цикл? Вероятно, нет: пропаганда, печатная
ли, электронная ли, бывает успешной только тогда, когда
См. главу «Недолгая счастливая жизнь американских полити-
ческих партий».
73
оказывается созвучной массовому настрою, и вряд ли са-
ма по себе она способна обращать вспять основные тече-
ния в сфере общественных настроений. Но, мысля в рам-
ках циклической упорядоченности, можно представить
себе, что короткая, чрезвычайно напряженная и болезнен-
ная фаза 60-х годов, возможно, удовлетворила, подобно
короткой, чрезвычайно напряженной и болезненной фазе
60-х годов прошлого века, потребность нации в обще-
ственной активности на многие годы вперед и что контр-
движение будет более протяженным во времени, являясь
формой компенсации для восстановления ритма. Насту-
пившая после насыщенного событиями периода граждан-
ской войны, реконструкции, убийства одного президента
и импичмента другого, эпоха частного интереса длилась
более тридцати лет.
Поскольку цикл неавтономен, он не способен действо-
вать сам по себе. Для его функционирования требуются
люди. Те, кто верит в приоритетность общественных це-
лей, должны давать толкование событиям, поднимать воп-
росы и изыскивать решения. Они обязаны встать выше
всех этих, пусть и заслуживающих внимания, специфиче-
ских интересов различных групп — профсоюзов, жен-
щин, черных, престарелых, одним словом, всех тех, на ко-
го они ориентировались в ходе предвыборной кампании,
с тем чтобы вновь обрести широкий общенациональный
кругозор, охватывающий проблемы и перспективы всей
республики. Потребность в подлинно национальной поли-
тике особенно остро встала именно в 80-е годы. В совре-
менной Америке имеются мощнейшие деструктивные
факторы — углубляющееся неравенство в доходах и воз-
можностях, численный рост бедноты и деклассированных
элементов, пробуксовка в деле расового равноправия,
структурная заданность экономики на инфляцию, спад в
тяжелой промышленности ввиду иностранной конкурен-
ции и повсеместного внедрения микросхем, ухудшение
уровня образования, загрязнение окружающей среды и
упадок инфраструктуры, постепенная деградация городов,
кризис фермерских хозяйств, растущее бремя государст-
венной и частной задолженности, распространение пре-
ступности и насилия.
Можно не сомневаться, что ни общественная актив-
ность, ни частный интерес, ни широкое государственное
74
<<< ΛΛΛ >>>
Подчинение американского мышления идеологии вооружений интерес
При обычных обстоятельствах мы можем сделать больше для общего прогресса человечества
В течение которых бесчеловечность в отношенияхмежду людьми воспринималась как нечто заурядное
В попытках определить национальный интерес
|
|
