|
|
ΛΛΛ >>>
>
Шлезингер А. Циклы американской истории
Предисловие ......................... .7
Часть первая
Глава 1. Теория Америки: эксперимент или предначертание
свыше? .......................... 15
Глава 2. Циклы политической жизни Америки ......... 41
Часть вторая
Глава 3. Внешняя политика и американский характер .... 78
Глава 4. Национальные интересы и моральные абсолюты . . 104
Глава 5. Права человека и американская традиция ..... 130
Глава 6. Вызов Солженицына ............... 163
Глава 7. Америка и империя ................ 173
Глава 8. Истоки «холодной войны» ............. 237
Часть третья
Глава 9. Государственное регулирование и американская
экономика .......................... 311
Глава 10. Недолгое счастье американских политических
партий ............................ 368
Глава 11. Имперское президентство ............ 399
Глава 12. Будущее вице-президентства ........... 487
Глава 13. Президентская репутация и превратности судьбы 539
Глава 14. Демократия и лидерство ............ 606
Послесловие ........................ 631
Примечания ........................ 643
Arthur M.Schlesinger, Jr.
The Cycles of American History
Houghton Mifflin Company
Boston
Перевод с английского
Развина П.А. и Бухаровой Е.И.
Заключительная статья
Терехова В.И.
Москва
Издательская группа «Прогресс»
«Прогресс-Академия»
1992
ББК 63.3(0)
Ш68
Титульный редактор Терехов В.И.
Редактор Колышкина Н.И.
Рекомендовано Комитетом по высшей школе
Миннауки России для использования в учебном процессе
Издание осуществлено при содействии
Информационного агенства США (USIA)
Шлезингер-младший А.М.
Ш68 Циклы американской истории: Пер. с англ.
Закл. ст. Терехова В.И. — М: Издательская груп-
па «Прогресс», «Прогресс-Академия», 1992. —
688 с.
Книга видного американского историка-либерала состоит
из ряда очерков, написанных в жанре исторической публицистики
и посвященных судьбе Соединенных Штатов Америки,
итогам и перспективам их развития.
ББК63.3(О)
© 1986 by Arthur M. Schlesinger,
Jr. All rights reserved.
© Пер. на русский яз., закл. статья,
Издательская группа «Прогресс»,
ISBN 5-01-003551-5 «Прогресс—Академия», 1992.
Редактор Колышкина Н.И.
Художник Кулешов В.В.
Художественный редактор Кузнецов В.К.
Технический редактор Никитина В.Ю.
Корректор Леонтьева И.В.
ИБ № 19142
Подписано в печать 21.02.92.
Формат 84 х 108 1/32. Бумага офсетная.
Печать офсетная. Усл.печ.л. 36,12. Усл.кр.-отт. 37,0.
Уч.-изд.л. 37,46. Тираж 25000 экз. Заказ № 1200.
С 0 29. Изд. № 47793.
А/О Издательская группа «Прогресс»
119847, Москва, Зубовский бульвар, 17
Отпечатано с оригинал-макета
на Можайском полиграфкомбинате Министерства печати
и массовой информации РСФСР
143200, Можайск, ул. Мира, 93
В год двухсотлетия независимости Америки, почти через два
столетия после того, как Кревекер озадачил всех своим воп-
росом, американский индеец, писавший на тему «Североа-
мериканец» в журнале, адресованном черным американцам,
сделал вывод: «В настоящее время никто в действительности
не знает, что такое Америка на самом деле»1. Несомненно,
ни у какого другого исследователя нет большего права раз-
мышлять над этой сохраняющейся и по сей день тайной, чем
у потомка коренных обитателей Америки. Несомненно, ни
у каких других читателей нет большего права разделять его
недоумение, чем у потомков рабов. Да и окончательной раз-
гадки этой тайны тоже нет. Нет разрешения загадки в по-
следней главе; нет никакой последней главы. Лучшее, что
может делать толкователь,—это изучать узор на ковре, обя-
зательно осознавая при этом, что другие толкователи выявят
там другие фигуры.
I
Американский ковер весьма пестр. Две нити, которые
переплелись с того самого времени, когда англоговорящие
белые впервые вторглись на западный континент, ведут
каждая свою тему, пребывая в неутихающем противобор-
стве относительно того, в чем смысл Америки. Истоки
обеих тем лежат в нравственных установках кальвинизма.
Обе темы в дальнейшем были обновлены светскими до-
полнениями. Обе нашли себе место в разуме американца
и на протяжении американской истории борются за обла-
дание им. Их соперничество, несомненно, будет продол-
жаться до тех пор, пока существует нация.
Я назову одну тему традицией, а другую — контртра-
дицией, тем самым сразу выдавая свои собственные при-
15
страстия. Другие историки могут поменять их местами. Я
не стал бы особенно спорить насчет этого. Пусть они де-
монстрируют свои собственные пристрастия. В любом
случае традиция — в том смысле, который вклады-
ваю я, — первоначально вышла из недр исторического
христианства в толковании св.Августина и Кальвина. Каль-
винистское учение по духу своему было пропитано убеж-
дением в испорченности человека, в ужасающей непроч-
ности человеческого бытия, в суетности всех дел простых
смертных, находящихся под судом беспощадного и гроз-
ного божества. Гарриет Бичер-Стоу вспоминала об этой
атмосфере в романе «Олдтаунские старожилы». «Основой
основ жизни... в Новой Англии была глубокая, невырази-
мая и потому молчаливая грусть, при которой само суще-
ствование человека рассматривалось как ужасный риск и,
применительно к огромному большинству людей, как не-
вообразимое несчастье»2. «От природы люди, — стенал
Джонатан Эдвардз, — держатся в руке Божьей над адс-
кой пропастью... Дьявол поджидает их, ад разверзается
перед ними, языки пламени вспыхивают и пляшут вокруг
них и вот-вот охватят и пожрут их; огонь, сокрытый в их
собственных сердцах, рвется наружу... Вам не на чем сто-
ять и не за что ухватиться; между вами и адом нет ничего,
кроме воздуха»3. Для живущих в XX в. все это звучит
мелодраматично. Возможно, мы, современные люди, мо-
жем легче воспринять это как метафоричное изложение
того, что сторонники идеи умершего Бога называют экзи-
стенциальным кризисом.
Столь ужасное чувство незащищенности человеческо-
го существования превращало всю жизнь в бесконечную
и неумолимую череду испытаний. «Мы должны считать
себя, — заявил Уильяме Стауфтон, верховный судья, при-
говоривший к казни «сейлемских ведьм», — проходящими
торжественное божественное испытание; это был и есть
испытательный срок для всего нашего народа. Это было и
есть время и срок священного испытания для нас»4.
Так было всегда и для всего народа. Большинство не
выдержало испытания. Были ли американские колонисты
неподвластны всеобщему закону? В этом вопросе кальви-
нистская идея «истории, направляемой Провидением»,—
«провиденческой истории» — противоречила тезису об
американской исключительности. Согласно взглядам пу-
16
ритан на окружающий мир, писал Перри Миллер, «Богу
неприсущи причуды и капризы. В каждый данный момент
он одинаково всемогущ, поэтому в определенном смысле
каждое отдельно взятое событие не менее значимо, чем
любое другое»5. Эта сторона кальвинистского мировозз-
рения приближалась к точке зрения, высказанной в
XIX в. лютеранином Ранке, согласно которой «каждая
эпоха непосредственно находится в руках Божьих»**.
Согласно «провиденческой истории», все мирские со-
общества конечны и проблематичны; все они процветали
и увядали, все имели начало и конец. У христиан эта идея
нашла классическое выражение в великой попытке св.Ав-
густина разрешить проблему упадка и падения Рима, —
проблему, которая больше, чем какая бы то ни было дру-
гая, занимала умы серьезных западных историков на про-
тяжении тринадцати веков после появления «Града Божь-
его». Эта одержимость стремлением постичь смысл клас-
сической катастрофы обеспечила связующее звено меж-
ду церковным и светским взглядами в американских ко-
лониях — между американцами XVII в., читавшими писа-
ния отцов христианства, и американцами XVIII в., читав-
шими Полибия, Плутарха, Цицерона, Саллюстия и Тацита.
Ко времени прибытия революционеров в Филадель-
фию в 1776г. религиозный пыл кальвинизма сильно поу-
гас. Ад выродился в ругательство, идею первородного гре-
ха, от которой еще не отказались и которую стали пони-
мать, как и все остальное, в светском смысле. И все же
для отцов-основателей республики, так же как и для от-
цов церкви, история Рима осталась, по выражению Ярос-
лава Пеликана, «учебником, к которому надлежало обра-
щаться за наставлением относительно хода людских дел,
развития свободы и судьбы деспотизма»7. Имея различ-
ные исходные позиции, кальвинисты и классицисты, сто-
ронники идей Просвещения, пришли к схожим выводам
относительно уязвимости человеческих устремлений.
Античный опыт не давал покоя воображению федера-
листов. Поэма Роберта Фроста, где воспевается «слава
очередного века Августа... Золотой век поэзии и власти»,
получила бы более широкое понимание на вступление в
должность Джоржа Вашингтона, а не Джона Кеннеди. От-
цы-основатели затеяли необыкновенное предприятие, имя
которому — республика. Чтобы ориентироваться в этом
17
полном опасностей путешествии, они вглядывались сквозь
толщу времен в опыт Греции и особенно Рима, который
они считали благороднейшим достижением свободных
людей, стремившихся к самоуправлению. «Римская ре-
спублика, — писал Александр Гамильтон в «Федерали-
сте», — достигла высочайших вершин человеческого ве-
личия"**. Пребывая в данном убеждении, первое поколе-
ние граждан американской республики назвало верхнюю
палату своего законодательного органа сенатом; постави-
ло под величайшим политическим трудом своего времени
подпись «Публий»; изваяло своих героев в тогах; назвало
новые населенные пункты Римом и Афинами, Утикой,
Итакой и Сиракузами; организовало общество «Цинцин-
ната» и посадило молодежь за изучение латинских тек-
стов. «Замучили, не обучая ничему иному, кроме класси-
ки, классики и классики!» — жаловался Эдмунд Троуб-
ридж. (Вследствие столь еретического отношения Дана не
получил свой диплом бакалавра искусств, который был
выдан ему посмертно в 1879 году, правда датированный
учебным курсом 1799 года9 .)
Данная параллель обладала убедительностью. Альфред
Норт Уайтхэд позднее сказал, что век Августа и составле-
ние американской Конституции были теми двумя случая-
ми, «когда народ у власти свершил то, что требовалось,
настолько хорошо, насколько возможно это предста-
вить»10. В этом заключалось также и предостережение,
поскольку величие, воплощенное в Риме, обернулось бес-
славным концом. Могли ли Соединенные Штаты Америки
надеяться на лучшее?*
II
Отцы-основатели страстно штудировали труды класси-
ческих историков в поисках способов избежать классиче-
Внимательный читатель заметит, что одни ссылки отцов-осно-
вателей на Рим относятся к Римской республике, а другие — к им-
перии. См., например, у Фишера Эймса: «Рим с самого начала был
республикой. Действительно, в течение двухсот сорока четырех лет
им управляли цари; но дух свободы ни в какой иной период долгой
и тревожной римской истории не был так силен, как при правле-
нии царей. Во время войны они были военачальниками. В течение
семисот лет Рим оставался республикой».—S e t h A m e s (ed.).
The Works of Fisher Ames (Boston, 1854), II, p. 332 — 333.
18
ской судьбы. Трудно преувеличить азарт, с которым ве-
лись эти поиски, или значимость, придававшуюся ими то-
му, что они находили в древних текстах. Томас Джеффер-
сон считал Тацита «первым, вне всякого исключения, пи-
сателем мира. Его книга — это свод истории и морали,
другого такого образца мы не знаем». «Жить, не имея под
рукой того или иного сочинения Цицерона и Тацита, —
говорил Джон Куинси Адаме, — для меня все равно что
лишиться какой-либо части тела»11.Как выразился Уиль-
ям Смит Шоу, двоюродный брат Адамса, «сочинения Та-
цита демонстрируют слабость приходящей в упадок импе-
рии и моральные качества эпохи вырождения... Они дол-
жны стать предметом глубоких размышлений для всех го-
сударственных деятелей, желающих привести свою стра-
ну к славе, сохранить ее в ее мощи или уберечь от кра-
ха»12. Сочинения Полибия считались почти столь же важ-
ными — за выявленный им цикл рождения, роста и упадка
применительно к судьбе государств и за намеки на идею
о смешанной конституции с балансом властей, за что от-
цы-основатели ухватились как за панацею13.
Углубленное усвоение классики укрепило кальвинист-
ское убеждение в том, что жизнь — это ужасный риск и
что Америке отпущен испытательный срок, поскольку ан-
тичная история не давала примеров неизбежности про-
гресса. Она учила, что республики гибнут, слава преходя-
ща, а дела человеческие ненадежны. Традиционное под-
черкивание того, что все мы вышли из философии Джона
Локка, маскирует более мрачную линию в спектре мыслей
отцов-основателей, на которую недавно обратили внима-
ние Дж.Дж.Э. Покок, — линию классического республи-
канизма и гражданского гуманизма, ведущую от «Рассуж-
дений на первую декаду Тита Ливия» Макиавелли через
Харрингтона, английскую аграрную партию и Монтескье
к конституционному конвенту14. Эта традиция утвержда-
ет, что все республики существовали и гибли из-за собст-
венной добродетели и что в конечном счете власть и рос-
кошь неизбежно вели к загниванию и упадку. «Макиавел-
лиевский момент», согласно Пококу, — это момент, когда
перед той или иной республикой встает вопрос ее собст-
венной гибели.
Осознание того, что республики не вечны, владело со-
бравшимися в Филадельфии в 1787г. Не только человек
19
уязвим вследствие своей предрасположенности к греху, но и республики уязвимы вследствие своей предрасположенности к загниванию, порче. История показала, что в непрекращающейся битве между порчей и добродетелью порча всегда, по крайней мере до 1776 г., одерживала верх. «Отнюдь не просто донести до сознания людей сегодня, — писал сэр Генри Мэйн в 1885 г., — насколько низко упало доверие к республикам накануне создания Соединенных Штатов». Авторы «Федералиста» были «глубоко обеспокоены неудачами и дурной репутацией единственной формы правления, которая была возможна для них» 15.
Отцы-основатели были твердо убеждены, что предпринимают нечто невероятное. Преимущества, которыми они располагали, были обусловлены, с их точки зрения, благоприятными географическими и демографическими моментами, а не божественным вмешательством. Бенджамин Франклин объяснял неизбежность независимости Америки такими прозаическими факторами, как рост населения и свободные земли, но отнюдь не замыслом Провидения16. Однако эти преимущества вряд ли могли коренным образом изменить человеческую натуру. «Тенденция такова, что намечается отход от республиканского стандарта, — заявил Гамильтон на ратификационной конвенции в Нью-Йорке. — Такова реальная предрасположенность человеческой натуры». Да и история не давала большой надежды. «У каждой республики во все времена, — говорил Гамильтон (с неизменной классической аналогией), — были свои Каталины и свои Цезари... Если у нас в Соединенных Штатах есть Цезарь в зародыше, то это Бэрр»17. Джефферсон и Джон Адаме, несомненно, считали таковым Гамильтона.
Если не считаться с Гамильтоном, видя в нем подверженного перепадам настроения пессимиста или же недовольного настоящим авантюриста, то следует отметить, что и его великие противники не всегда высказывались более оптимистично относительно будущего республики. «Коммерция, роскошь и алчность приводили к гибели каждое республиканское правительство, — писал Адаме Бенджамину Рашу в 1808 году. — Мы, смертные, не можем творить чудеса; мы ведем тщетную борьбу с заданностью и направлением движения природы»18. «Я содрогаюсь от
20
страха за свою страну, — сказал Джефферсон в 80-е го-
ды XVIII в., — когда я осознаю, что Бог справедлив»19.
Хотя в тот момент он содрогался — правильно и провид-
чески — по поводу проблемы рабства, в 90-е годы он
также хронически содрогался по поводу маловероятной
перспективы «монархии». В 1798 г. он считал, что законы
о натурализации и измене в перспективе приведут штаты
«к революции и крови и дадут повод для новой клеветы
против республиканского правительства и новые предлоги
для тех, кто хочет убедить нас в том, что человеком нельзя
управлять ничем, кроме как железной рукой»20. Став пре-
зидентом, Джефферсон теперь уже содрогался, впадая в
панику по поводу туманных мечтаний Аарона Бэрра, этого
эмбриона, все стремящегося и стремящегося стать Цеза-
рем. Заботясь о грядущем поколении, Уильям Уирт спра-
шивал в 1809 г.: «Может ли кто-нибудь, способный оце-
нить состояние общественной добродетели в этой стра-
не... верить, что эта конфедеративная республика будет
существовать вечно?»21
III
Эта всепроникающая неуверенность в себе, это острое
ощущение ненадежности существования нации подпиты-
вались европейскими оценками американских перспек-
тив, поскольку влиятельные европейцы рассматривали но-
вый мир не как идиллическое воплощение счастья в духе
Локка — «вначале весь мир был Америкой»22,—но как
зрелище отвратительного вырождения.
В середине XVIII в. знаменитый Жорж Бюффон при-
дал научный вес предположению, что жизнь в Западном
полушарии осуждена на биологическую неполноценность.
Американские животные, писал он, мельче и слабее; ев-
ропейские животные после перевозки через Атлантику
хирели, за исключением, как уточнял Бюффон, свиньи,
которой там повезло. Что касается туземцев этого дурно-
го континента, то они тоже были малы ростом и слабы,
пассивны и отсталы. Вскоре аббат де По обратил псевдо-
науку Бюффона в издевательский спор. Гораций Уолпол
сделал неизбежный вывод: «Бюффон говорит, что евро-
пейские животные вырождаются на той стороне Атланти-
ки; возможно, та же беда случается и с тамошними оби-
21
тателями-мигрантами»23. Как изложил все это Уильям Ро-
бертсон, королевский историограф Шотландии, в своей
широко распространенной «Истории Америки», опубли-
кованной через год после принятия Декларации независи-
мости, «те же свойства климата Америки, которые меша-
ли росту... местных животных, оказались пагубными для
тех, кто эмигрировал туда добровольно»24. В Великобри-
тании Оливер Голдсмит изображал Америку серой и мрач-
ной страной, где не лают собаки и не поют птицы.
Никто не высказывал эту идею в такой раздражающей
форме, как аббат Рейналь во Франции. Бюффон, по за-
ключению Джефферсона, не утверждал определенно, что
европейцы в Америке вырождаются. «У него действитель-
но остается один шаг до такого утверждения, но тут он
останавливается. Аббат Рейналь единственный, кто сделал
такой шаг»25. В популярной книге Рейналя «Философская
и политическая история поселений и торговли европейцев
в обеих Индиях», появившейся в 1770 г. и много раз пе-
реиздававшейся, объяснялось, какая угроза европейской
невинности исходит от американской порочности. Амери-
ка, писал Рейналь, «изливает на Европу целые потоки раз-
ложения». Поиски богатств в Америке сделали вторгше-
гося туда европейца зверем. Климат и почва Америки спо-
собствовали тому, что европейские виды как человека,
так и животных ухудшились. «Мужчины обладают мень-
шей силой и меньшей храбростью... и маловосприимчивы
к живому и могучему чувству любви» — данное замеча-
ние, возможно, изобличило Рейналя как более француза,
нежели аббата. «Позвольте мне остановиться на этом, —
писал Рейналь, подводя итоги, — и представить нас как бы
существующими в то время, когда об Америке и Индии не
знали. Предположим, что я сам обратился к самому жес-
токосердному из европейцев со следующим предложени-
ем. Существуют края, которые обеспечат тебя драгоцен-
ными металлами, хорошей одеждой и вкусной пищей. Но
прочти эту историю и посмотри, какую цену придется те-
бе заплатить за их открытие. Хочешь ли ты, чтобы оно
состоялось? Можно ли представить, что есть на свете су-
щество настолько дьявольское, чтобы ответить на этот
вопрос утвердительно?! И запомните, что никогда не на-
ступят времена, когда мой вопрос не будет столь же ак-
туален»(выделено мною. —АД/.-мл.).
22
После провозглашения Декларации независимости
Рейналь посыпал соль на рану. Путешествуя из Парижа в
Женеву, он проезжал через Лион. Местная академия, из-
вещенная о его пребывании, сделала его своим членом. В
ответ Рейналь учредил премию в 1200 франков, которую
Лионская академия должна была присудить за лучшее со-
чинение на захватывающую тему. «Явилось ли открытие
Америки благословением или проклятием для человечест-
ва? Если это благословение, то каким образом нам следу-
ет сохранять и приумножать вытекающие из него блага?
Если это проклятие, то каким образом нам исправить при-
чиненный им вред?»^6
Отцы-основатели, как и следовало ожидать, не оста-
лись равнодушны к предположению, что открытие Амери-
ки — это ошибка. Франклину, который считал Рейналя
«невежественным и злонамеренным писателем», при-
шлось во время данного им в Париже обеда терпеливо
выслушать монолог аббата-обидчика насчет неполноцен-
ности американцев. «Давайте проясним этот вопрос до-
ступными нам средствами», — сказал Франклин, попросив
гостей встать спиной друг к другу и померяться ростом.
«Среди американцев не оказалось ни единого, — писал
Джефферсон, присутствовавший там, — кто не смог бы
выкинуть в окно одного, а то и сразу двух из числа осталь-
ных гостей»27. Сам Джефферсон в своих «Заметках о
Вирджинии» посвятил пространные пассажи опроверже-
нию взглядов Бюффона на животный мир Америки и Рей-
наля — на людей. Европейцы, которыми «восхищаются
как глубокомысленными философами, — с возмущением
писал Гамильтон в «Федералисте», — всерьез утвержда-
ют, что все животные, а вместе с ними и человеческие
виды в Америке вырождаются, что даже собаки, подышав
немного нашей атмосферой, перестают лаять»28. В борьбу
включился Томас Пейн, а Джон Адаме в своей «Защите
Конституции Соединенных Штатов» выразил удовлетво-
рение тем, как Пейн «разоблачил ошибки Рейналя, а
Джефферсон — Бюффона, столь нефилософски заимст-
вованные из недостойных фантазий де По»29.
Несмотря на энергичный отпор со стороны отцов-осно-
вателей, само содержание нападок вряд ли могло укре-
пить их уверенность в перспективах затеянного ими. Вы-
ражавшиеся европейцами сомнения наряду с кальвинист-
23
ским взглядом на мир и макиавеллиевским влиянием за-
ставляли их остро осознавать рискованность этого необы-
чайного предприятия. Судьба греческих городов-госу-
дарств и падение Римской империи окрашивали в мрачные
тона будущее Американской республики. Ее основатели
не питали никаких иллюзий насчет неподвластности Аме-
рики историческим законам, считая все государства,
включая американское, находящимися во власти истории,
точно так же, как последовательный кальвинист должен
был считать все государства находящимися в руках Божь-
их. «Разве недостаточно нам было видеть, — писал Гамиль-
тон, — ошибочность и неразумность тех пустых теорий,
которые тешили нас обещаниями избавления от несовер-
шенств, пороков и зол, присущих обществу во всех фор-
мах? Разве не время пробудиться от обманчивой мечты о
золотом веке и принять в качестве практического принци-
па, определяющего направление нашего политического
поведения, что мы, так же как и другие обитатели земного
шара, все еще далеки от светлого царства совершенной
мудрости и совершенной добродетели?»30
IV
Мы беззаботно применяем выражение «конец невин-
ности» к тому или иному этапу американской истории. Это
вполне благозвучная фраза — в тех случаях, когда за ней
не скрывается пагубное заблуждение. Сколько раз нация
может потерять свою невинность? Никто из людей, вос-
питанных на Кальвине и Таците, не мог быть очень уж
невинным. Ни одна нация, сложившаяся в результате
вторжения, завоевания и истребления, не может быть
признана невинной. Народ, систематически порабощав-
ший чернокожих и убивавший краснокожих, не может
быть невинным. Государство, порожденное революцией,
а затем расколотое гражданской войной, не может быть
невинным. Конституция США не исходила из того, что лю-
ди невинны, даже если эти люди удостоились благодати
быть американцами. Конституция была, как хорошо сказал
Джеймс Брайс, «творением людей, которые верили в пер-
вородный грех и были полны решимости не оставить ни
одной двери, которую они имели возможность закрыть,
открытой для нарушителей»31. Не считали себя отцы-ос-
24
ΛΛΛ >>>
65 ix в периоды преобладания частного интереса имеет ме сто проявление
Американская экономика
Шлезингер А. Циклы американской истории США 2 истории
Единственная стоящая политика прагматизм
Шишов А. великих героев истории
|
|
