<<<     ΛΛΛ     >>>   

“Ночь баррикад”, наступившая вслед за бунтом в Тунисе, наглядно показала, что подобие всеобщего экстаза, нарушающего привычные запреты, было возможно, по крайней мере, в определенные исключительные моменты. Возможно, даже в наши дни такой взрыв дикой коллективной энергии смог был разжечь, как выразился Фуко в 1978 году, “тягу, вкус, способность и возможность абсолютного жертвоприношения” — принесения в жертву свободы и даже жизни “не ради какой-то выгоды, каких-то амбиций”26.

***

В конце мая Фуко ненадолго вернулся в Париж. После звонка Дефера 10 мая он пристально следил за событиями во Франции, читая “Монд” и слушая радио. Представление об этих событиях (возможно, искаженное) сформировалось у него пока он жил в Тунисе. Когда он, наконец, приехал, чтобы своими глазами увидеть, что же происходит, Собронну по-прежнему занимали студенты, власти по-прежнему находились в замешательстве, а юные enrages* по-прежнему были опьяненными мечтами о перманентной революции.

Будучи в Париже, он посетил митинг в Сорбонне. Видимо, именно тогда, единственный раз в своей жизни, он перекинулся парой фраз со своим любимым литературным теоретиком Морисом Бланшо, хотя Фуко, похоже, понятия не имел о том, с кем он разговаривал. “Что бы ни говорили хулители Мая”, — комментировал позднее Бланшо, — “это был прекрасный момент, когда все могли говорить со всеми, анонимно, безлично, когда с другим можно было заговорить просто потому, что такой же человек”27.

Однажды во время своего недолгого визита Фуко прогуливался с Жаном Даниелем, который, будучи редактором “Нувель обсерватер”, держал его в курсе событий. Когда они увидели шествие студентов, Фуко обратился к Даниелю: “Они не делают революцию, они сами — революция”28, — сказал философ.

***

Но что за революцию воплощают эти юноши и девушки? У Фуко были причины удивляться: это была революционная идея сотворения совершенного “нового человека”, два совершенно противоположных идеала — Маркса и Ницше.

У Маркса новый человек должен был быть счастливым и гармоничным, по ту сторону жестокой борьбы раба и господина, рабочего и хозяина — образ прометеевской свободы и универсального разума, воплощенного в мысли, труде и любви, счастливейшее существо. Для “гуманизма марксистского типа”, как отмечал Фуко в интервью 1978 года, проблема состояла в “возвращении нашей “утраченной” идентичности, освобождении нашей природы, нашей подлинной сути”. Когда наступит конец отчуждению (и триумф коммунизма), тот, кого Маркс называл “подлинной личностью”, уйдет вперед дальше, чем когда-либо29.

У Ницше новый человек, напротив, должен был воплощать разрушительное созидание по ту сторону добра и зла — образ слепой власти и демонической ярости, свободной от тоски простых смертных по счастью, справедливости или состраданию. “С моей точки зрения”, — объяснял Фуко в 1978 году, — “сотворить нужно не (как у Маркса) человека, находящегося в гармонии с самим собой... Вопрос, скорее, заключается в разрушении того, кем мы являемся, и сотворения чего-то совершенного иного — тотальной новизны”30.

В те пьянящие дни Мая 1968 года студенты Парижа, как и студенты Беркли и Берлина, колебались между любовью и ненавистью, гармонией и борьбой, миром и войной. В поисках руководства одни обращались к Марксу, другие — к Ницше. Какого мира они хотели? Каким должен был стать новый человек?

***

30 мая 1968 года президент де Голль, испытав минуты нерешительности (он всерьез собирался уйти в отставку), заявил французскому народу о том, что он не уйдет, что он распустит парламент и назначит новые выборы, что он мобилизует вооруженные силы для того, чтобы подавить всякое дальнейшее сопротивление, короче говоря, что он собирается сражаться. Таким образом, авторитет великого человека вновь получил подтверждение, тысячи людей вышли на улицы Парижа — на сей раз от имени закона и порядка31.

Коммунистическая партия призвала миллионы своих членов вернуться к работе. Правительство вскоре объявило вне закона наиболее воинственные группы студентов. И на третей неделе июня голлистский режим одержал сокрушительную победу на выборах, отвоевав половину мест в парламенте у коммунистов и социалистов.

Для enrages веселье закончилось — начиналась серьезная борьба.

***

Летом 1968 года Фуко получил предложение, ставшее результатом майских событий: его пригласили возглавить новый факультет философии, расположенный в новом экспериментальном университетском городке Венсен близ Парижа. Новый министр образования де Голля Эдгар Фор, стремясь рационализировать систему образования и разрядить студенческое движение, энергично взялся за проведение нескольких смелых реформ. Венсен должен был превратиться в витрину Фора. Как образцовый институт, он должен был стать демократическим, междисциплинарным, и заниматься актуальными исследованиями. Одновременно он должен был притягивать к себе диссидентов: привлекать радикальных студентов из Латинского квартала в университетский городок, расположенный вне города, где можно было изолировать подрывную деятельность активистов32.

Среди профессоров, вовлеченных в это сомнительное предприятие, были идеалисты, либералы и крайне фанатичные ультра-леваки, что гарантировало столкновение различных интересов. Планировалось, что в Венсене должны были прийти наиболее воинственно настроенные студенты, многие из которых обладали опытом уличных столкновений Мая33.

Первые признаки противостояния проявились 6 ноября 1968 года на собрании профессуры и студентов. Взяв инициативу в свои руки, непримиримый костяк активистов во главе с Андре Глюксманом организовал шумную демонстрацию, призывавшую студентов пренебречь праздными дебатами о пустых реформах. Одной из их мишеней был Фуко: приглашение на работу сомнительного философа — это уловка, заявляли они; правительство пытается “отвлечь внимание академическими склоками”34.

Идея была простой: забудьте структурализм. И еще: забудьте университет. Революция на дворе!

***

Активисты недооценили Фуко. Вдохновленный опытом Туниса, Фуко вскоре принялся за создание весьма необычного факультета философии. Он отвел большинство часов Мишелю Серру, эрудиту, занимавшемуся математикой и увлекавшемуся литературой, и Франсуа Шателе, немного староватому филологу, сочетавшему выдающуюся эрудицию с воображением. Оба они обладали столь же глубокими познаниями и неподдельной свежестью мысли, что и сам Фуко35.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

94 о значении аттики см движением взглядах
Культура Миллер Д. Будьте жестокими 12 философии
Также дала бы повод сидящим в тюрьме маоистам объединить своих последователей среди заключенных
И говорит о том
Способно выбить систему из колеи