Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Одновременно Фуко ощущал глубокую привязанность к Деферу. “В течение восемнадцати лет я жил в состоянии страсти к нему”, — говорил Фуко в интервью в 1981 году: “В определенные моменты эта страсть принимала форму любви. Но, говоря по правде, дело было в страсти между нами обоими”. “Состояние страсти”, как описывал его Фуко в этом интервью, было состоянием по ту сторону любви, по ту сторону разума и даже по ту сторону желания к другому человеку; это было скорее океаническое и разъединяющее состояние, разрушающее “ощущение самого себя”, создающее вместо этого глубокое и сложное чувство “страдания-наслаждения”, позволяющее “смотреть на вещи совершенно иначе”. Фуко говорил, что, когда он был “полностью погружен” в это “состояние страсти между нами обоими”, ничто в мире не могло остановить его, когда он хотел найти его, говорить с ним77.

Фуко часто беседовал с Дефером (особенно после 1968 года) об их новом общем интересе — политике. Давнишнюю склонность Дефера к активизму разожгла новая студенческая левая и, в частности, возникновение в конце 1968 года “Пролетарской левой”. Вскоре после того, как группа была официально объявлена вне закона в 1970 году, Дефер стал ее тайным членом. “Я вступил в нее”, — вспоминал он, — “потому что она была запрещена и объявлена вне закона, потому что это было опасно”78.

Как и Дефер, Фуко тоже страстно желал сам экспериментировать с новыми формами политического действия; и именно поэтому его тоже влекло к “Пролетарской левой”.

Но также было очевидно, что никто другой, обладая положением и талантами Фуко, не смог бы столь же плодотворно сотрудничать с революционным движением, объявленным вне закона. Фуко и Дефер вместе искали такой способ, при помощи которого можно было бы связать интересы философов с маоистской программой. Для “Пролетарской левой”, вспоминал Дефер, цель заключалась лишь в том, чтобы выковать “союз с Коллеж де Франс” и создать (на марксистском жаргоне) своеобразный “народный фронт” с буржуазными интеллектуалами. У Фуко, по воспоминаниям Дефера, цель была несколько иной: он хотел найти некий способ “расширения проекта, заявленного в “Истории безумия””, рассматривая политику как пространство “опыта-предела”79.

Решение, к которому пришли Фуко и Дефер, было изящным в своей простоте. Дефер предложил своим маоистским товарищам, чтобы Фуко возглавил комиссию по изучению условий содержания во французских тюрьмах, в которых сидели тогда многие маоистские активисты. Комиссия должна была привлечь внимание общественности к плачевному состоянию французской тюремной системы, а также дала бы повод сидящим в тюрьме маоистам объединить своих последователей среди заключенных. Несмотря на то что некоторые члены “Пролетарской левой” были против идеи Дефера, считая, что уголовники и “люмпен-пролетариат” (как было доказано еще Марксом) непригодны для осуществления социальных перемен, Дефер взял верх80.

Разработанное им политическое предприятие должно было стать самым важным практическим экспериментом Фуко в новой революционной политике.

***

8 февраля 1971 года Фуко выступил перед камерами и микрофонами в церкви Сен-Бернар (станция Монпарнас) с заявлением о создании “Группы информации по тюрьмам” (ГИТ). Время и место для заявления были выбраны не случайно: две недели назад церковь Сен-Бернар была занята маоистами, протестовавшими против условий содержания их товарищей во французских тюрьмах. (Слово “маоист” стало к тому времени ходячим обозначением любого активиста, в той или иной степени связанного с ветеранами “Пролетарской левой”; поскольку сама “Пролетарская левая” была объявлена вне закона, эта аморфная терминология стала использоваться самими активистами)81.

Тем утром маоисты организовали многолюдную демонстрацию, протестуя против того тяжелого положения, в котором находились в тюрьме их товарищи. Во время демонстрации правительство пошло на уступки: оно создало комиссию для изучения условий содержания во французских тюрьмах; также находящиеся в тюрьмах активисты стали теперь называться “политзаключенными”, которые, согласно французским законам, имели право на более мягкое обращение. Пресс-конференция в церкви Сен-Бернар началась с заявления о том, что объявленная маоистами голодовка закончилась после выполнения ее основных требований82.

Однако профессор Коллеж де Франс не праздновал победу, а заявил о создании своей новой организации. Фуко прочел перед камерами краткое заявление, в котором содержалось краткое изложение целей группы, созданной им при поддержке Пьера Видаль-Накэ, выдающегося классициста, и Жана-Мари Доменака, редактора католического журнала “Эспри”. Цель их, как объяснял Фуко, была определенной и скромной: он и его коллеги хотели собирать информацию о плачевных условиях содержания во французских тюрьмах. Их особенно интересовали мнения тех, кто сам сидел в тюрьме. Для облегчения обмена такой информацией ГИТ призвала заключенных связаться с группой. Также группа заявила, что вопросники будут предоставляться по требованию и что вскоре ответы будут обнародованы83.

***

Заявление, прочитанное Фуко на этой пресс-конференции, во многих отношения вводило в заблуждение. Несмотря на поддержку таких видных фигур, как Видаль-Накэ и Доменак, на самом деле ГИТ вовсе не была обычной “организацией” — скорее она была плавающим центром для агитации, в значительной степени выдуманным Дефером и Фуко. В ее цели никогда не входил простой сбор информации или филантропический реформизм. Маоистский контекст изначально предполагал, что она должна была стать машиной войны, новой разновидностью культурного оружия84.

В первую очередь, ГИТ должна была стать полигоном для испытания нового типа интеллектуала — держащегося в тени и ведущего подрывную деятельность, скромного и хитрого.

Мишенью как всегда был Жан-Поль Сартр — самый известный в мире интеллектуал и само воплощение древней французской традиции морального инакомыслия. В рамках этой традиции, как однажды резюмировал ее Фуко, “интеллектуал говорил истину тем, кто ее еще не видел, и от имени тех, кто не мог ее сказать, и отсюда вся его совестливость и красноречие”. Именно в этом олимпийском духе послевоенные экзистенциалисты говорили людям, как саркастически выразился Фуко, “в чем заключалась свобода, что нужно было делать в политике, как вести себя по отношению к другим и т.д.” Это были всего лишь ссылки на моральный авторитет, от которого Фуко отрекался сам и призывал отречься общество в целом. В этом отношении стратегия ГИТ была простой: создавался форум, на котором те, кто бросили вызов моральному авторитету, могли бы сами, своим голосом рассказать о том, как жестоко они были наказаны якобы “гуманным” обществом85.

“Я мечтаю об интеллектуале, уничтожающем очевидность и всеобщность”, — заявлял Фуко в интервью в 1977 году. Здесь, как и в других местах в эти годы, он представлял себе нового интеллектуала в виде своеобразного неуловимого партизана, которого трудно найти и поймать. Интеллектуал, ведущий прицельную стрельбу с окраин (таким он однажды вообразил человека андеграунда, растапливающего вулканы безумия), “определяет и отмечает слабые места, отверстия, силовые линии” в “инертности и скованности настоящего времени”. Отказываясь строить планы на будущее, он “непрерывно движется” и “не знает точно ни о том, где он окажется, ни о том, что будет занимать его мысли завтра”. Нет больше необходимости пробивать ходы, хотя цель его не известна. Теперь Фуко приветствует открытую схватку — столкновение сил, которое, как он надеется, поможет разъяснить, “достойна ли революция наказания и какого рода (я имею в виду, какого рода революция и какого рода наказания). Понятно, что на этот вопрос могут ответить только те, кто готовы рисковать ради этого своей жизнью”86.

Как это ни покажется странным, тогда же Сартр заверил о своем принципиальном согласии с подобной программой партизанской войны, заявив, что нужно отказаться от “старой концепции интеллектуала”. Также Сартр присоединился к маоистам: в 1970 году он номинально стал редактором “Коз дю пепль”, чтобы предотвратить ее запрет. Впоследствии он попал под влияние Пьера Виктора (также известного как Бенни Леви), ставшего в конечном итоге его личным секретарем87.

Тем больше оснований взяться за ГИТ как за независимый эксперимент, провести испытание альтернативного видения Фуко. “Мы не предлагаем реформу”, — основной тезис ГИТ, которым завершалось выступление, указывал на такое видение. “Мы просто хотим говорить о реальности. И говорить о ней постоянно, день за днем, ибо решение проблемы не терпит отлагательств. Мы должны привести общественное мнение в состояние тревоги и удерживать его в этом состоянии”88.

***

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Италии французские маоисты отошли от курса на политические убийства169 действия” примеры
94 о значении аттики см движением взглядах
Культура Миллер Д. Будьте жестокими 2 тюрьмах
Как философствуют молотом ницше ф говорил повторение
Блокированных полицией

сайт копирайтеров Евгений