Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Тем не менее, Делез вынужден был признать, что в глубине такой кроличьей норы скрывались опасности. В судорожном освобождении — от боли, вины, сострадания; разума, логики, законов — можно было утратить всякий смысл порядка, неудержимо проваливаясь в пустоту. “Это феномен “черной дыры””, — как-то объяснял Делез: индивид “бросается в черную дыру, из которой он не в состоянии будет выбраться”. Делез всерьез воспринял вероятность “крушения”, цитируя печальное наблюдение Ф.С.Фицджеральда: “Бесспорно, вся жизнь — это процесс постепенного распада...” Те, кто впали в кататонию безумия, увлеклись наркотиками, поддались “микрофашизму” политического насилия и терроризма, вызывают “определенные опасения”. Однажды Делез по секрету сказал: “в любом случае они меня пугают”124.

Однако Делез сумел победить свои страхи и “слишком разумные” опасения. “И все, что есть хорошего и великого в человеке”, — с холодной решимостью заявил он в “Логике смысла”, может возникнуть только “в людях, готовых к самоуничтожению... — лучше смерть, чем здоровье, которым нас наделили”125.

Или, как выразился Заратустра у Ницше, в отрывке, с которым Делез был хорошо знаком: “Я люблю тех, кто являются тяжелыми каплями, падающими одна за другой из темной тучи, нависшей над человеком: молния приближается, возвещают они и гибнут, как провозвестники”126.

Конечно, Фуко был с этим согласен. Более того, как сказал он в интервью 1971 года о Мае 1968 года и его последствиях: “система рушится”, а победить должен был мир127.

***

Помимо агитации в “Группе информации по тюрьмам”, Фуко конкретизировал свои политические воззрения в те годы в ряде публичных выступлений и интервью, неоднократно проявляя интерес к тому, что Ницше называл “радостью уничтожения”128.

Например, в середине 1971 года Фуко вместе с группой воинственных молодых лицеистов взялся за обсуждение движения и руководства им. Расшифровка магнитофонной записи беседы была опубликована в “Актуэль”, самом свободном журнале среди французской альтернативной печати после 1968 года, ежемесячно печатавшем карикатуры Р.Крамба и изобиловавшем новостями о любых аспектах международной контркультуры — от маоизма до ЛСД129.

Беседа с Фуко пошла совсем не так, как было запланировано. Он задал студентам вопрос о “самых недопустимых формах подавления”, от которых они страдали.

Но вскоре вопрос вернулся к самому философу, который в своем ответе изложил азбуку собственных политических воззрений130.

“Сообщение знания”, — согласился он с одним из студентов, — “всегда позитивно”, даже если переданное знание “тенденциозно”, как выразился другой студент. “Как убедительно доказали события Мая”, знание всегда влечет за собой “двойное подавление” того, что им исключается, и того, что этим порядком навязывается. Например, в текстах по французской истории “принято считать, что народное движение возникает из-за голода, налогов или безработицы, и никогда оно не бывает результатом борьбы за власть, словно массы могут мечтать о набитом брюхе, но никогда — о получении власти”. Власть просто оставляли без внимания. Одновременно, используя успокаивающие категории (“истина, человек, культура, письмо и т.д.”), книги пытались “рассеять шок от каждодневных инцидентов”, стереть “радикальный разлом, причиненный событиями”, разгладить и спрятать делезовские “воронки”, возникшие от взрывов, наподобие Ночи баррикад131.

Основная проблема, намекал Фуко, была довольно простой: ею был “гуманизм”. И проблема гуманизма тоже была довольно простой: по крайней мере, здесь Фуко говорил об этом более открыто, чем в своих работах:

“Гуманизм в западной цивилизации — это все то, что ограничивает стремление к власти”132.

Власть — основная идея Ницше, наконец-таки, заняла принадлежащее ей по праву место в словаре Фуко: его политическая задача, как он теперь ее понимал, заключалась в ““десубъективации” стремления к власти”133.

Для достижения поставленной задачи “революционного действия” требуется “одновременная дестабилизация сознания и институтов”134.

Исходной целью, как подчеркивал он, было очищение: а это означало — ни больше, ни меньше — разрушение современного общества как сплоченной, интегрированной тотальности. ““Единство общества” — это именно то, что должно быть разрушено. А после этого, надо надеяться, не останется ничего, что напоминало бы о единстве общества”. В ходе такой безоговорочной войны против старейших законов и договоренностей было бы неплохо (как это обычно происходит в военное время), если бы традиционные нравственные убеждения, ограничивающие стремление к власти, улетучились. С ницшеанской точки зрения, это было благом. Но кроме кровавой гражданской войны эти убеждения могли быть успешно ослаблены более спокойной и локальной агитацией групп, наподобие ГИТ Фуко: “Конечная цель таких вмешательств”, — говорил студентам философ, — “заключалась не в том, чтобы увеличить время посещения заключенных до тридцати минут или установить в каждой камере по унитазу, а в том, чтобы поставить под сомнение социальное и моральное различие между невинным и виновным”. В случае успеха, ГИТ должна была разрушить “простую и фундаментальную идеологию” — “идеологию добра и зла”. Отсюда и название этой беседы: “По ту сторону добра и зла”135.

В то же самое время, раз основной политической проблемой была проблема “субъективации”, человек всегда может вступить в столкновение с врагом — и относиться к самому “сознанию” как к полю битвы, на котором низвергается “субъект как псевдосуверен”136.

Иногда его молодым собеседниками трудно было уловить логику Фуко. “Означает ли это”, — спрашивал один из них, — “что ваша основная задача состоит в том, чтобы изменить сознание и что вы до определенного момента пренебрегаете борьбой против политических институтов?”137

“Нет”, — ответил Фуко, — “Вы совершенно неправильно меня поняли”. Дело, в конце концов, не просто в изменении сознания, но в преобразовании институтов138.

Чтобы достичь обеих целей одновременно, Фуко предложил своеобразную ““культурную” атаку”, которая угрожала бы старым институтам экспериментированием с новыми методами: “запрет сексуальных табу, ограничений и барьеров; исследование совместного существования; отмена запрета наркотиков; ломка всех ограничений, формирующих и ведущих к созданию нормального индивида”. (Поддерживая такие акты трансгрессии, Фуко следовал вовсе не ортодоксальному маоистскому курсу: предполагалось, что настоящий активист дает зарок, что не будет употреблять наркотики, считавшиеся “мелкобуржуазным” злом)139.

“Я отталкиваюсь от всех тех опытов, которые отвергаются нашей цивилизацией или допускаются только в литературе”, — пояснил Фуко. Но времена изменились: с Мая 1968 года “опыт-предел” перестал быть достоянием писателей и частных лиц — он стал основой нового политического существования “по ту сторону добра и зла”140. “Возможно”, — оптимистично заключил Фуко, — “грубый набросок будущего общества дополнится недавними опытами с наркотиками, сексом, коммунами, иными формами сознания и индивидуальности. Если научный социализм возник из утопий девятнадцатого века, возможно, подлинная социализация в двадцатом веке возникнет из опыта”141.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Культура Миллер Д. Будьте жестокими 5 сознания
Именно это в тюрьме пленяет
В те пьянящие дни мая 1968 года студенты парижа
Постулируя автора в качестве сознательного
Культура Миллер Д. Будьте жестокими 1 значении

сайт копирайтеров Евгений