<<<     ΛΛΛ     >>>   

а) Отсутствие трезвого критического осмысления исторического и духовного пути России.

178 Социологические исследования показывают, что доля верующих среди образованных и необразованных примерно одинакова, но продолжающийся "аграрный комплекс" православия (обязательные головные платки у женщин, бороды у духовенства) препятствует практическому обращению к Церкви образованных людей, часто считающих себя "христианами вообще".
[256]
a)Недостаточно лишь ссылаться на "славное прошлое", на 1000-летие Православия на Руси, на происки врагов и на "попущения Божии".)
б) Отсутствие традиций популярной социальной философии (кроме архаическо-интегристской), философско-богословской концепции общества в условиях уже необратимо немонархической десакрализованной (не полностью, конечно) государственности.
в) Общая слабость универсально-рационального начала в общественном сознании.
г) Размытость, неопределенность и эклектичность социологических представлений в популярном сознании. Общее отсутствие концепции социального развития. Сказывается отсутствие эпохи Просвещения в России. Просвещение состоялось лишь в очень немногих головах.)
д) Отсутствие концепции христианского гуманизма и "общего блага". В традиционно-православной среде никак не осмыслена языческая природа монархии, как не осмыслено и христианское обоснование социализма (немарксистского) и демократии.
Необходимо развить традиции богословско-философской социальной мысли, причем не только в жанре историософских, теологических или иных "видений" и "созерцаний", но и в виде богословски оправданного конструктивно-рационального дискурса (в случае выбора европейской модели развития).
Следует учиться интеллектуальной честности и ценить правильную мысль, от кого бы она ни исходила.
Необходимо, наконец, на церковном уровне признать ценность либеральной русской религиозно-философской социальной мысли (начиная с В. С. Соловьева).

[259]
Демократия является методом нахождения возможных решений для неразрешимых проблем.
Рейнхольд Нибур (1892–1971)

Как известно, в России продолжается поиск национальной идентичности в социально-политической сфере. Какой тип государственного устройства более всего соответствует российскому менталитету? В зачаточной форме у нас уже существуют новые экономические и политические реалии, которых ранее не было: рыночная экономика, частная собственность, демократия.
Не будем здесь вдаваться в долгий разговор о том, насколько всего этого раньше не было. Если что-то и было, то коммунизм [1] основательно с этим покончил. Гласная процедура принятия решений (на народном собрании, например, как это кое-где было на Руси) является лишь одной из предпосылок демократии. Нервом же современной либеральной демократии является уважение к меньшинствам и к самому малому "меньшинству" - человеку. И не просто уважение, а социофилософский принцип, его отражающий и законодательно выраженный. А вот такой демократии в России, можно твердо сказать, никогда не было.

Первый вариант данной статьи под тем же названием был опубликован в журнале "Вопросы философии", 1996, № 7.
1 Под "коммунизмом" здесь понимается не "светлое будущее", а та социальная реальность, которая была создана Коммунистической партией.
[260]
Сегодня говорят о примате личности над государством (даже в Конституции РФ есть об этом ст. 2), о правах человека. К сожалению, духовно-нравственных предпосылок для восприятия этих реалий явно недостаточно. Более того, в России у значительной части православных и сочувствующих им эти реалии вызывают неприятие (иногда скрытое). И понятно почему: до сих пор в нашем национальном сознании в той или иной форме, иногда на уровне интуиции, живет известная уваровская парадигма: "православие, самодержавие, народность", т. е. некий симбиоз религиозного, государственного и национального факторов. "Права человека" при этом представляются чем-то искусственным, избыточным, "светским", чуть ли не проявлением индивидуализма и эгоизма. Ведь так легко предположить, как это делают наши новые пиетисты, что если у нас будет истинная вера, то все остальные проблемы решатся сами собой.
В общем-то, это верно, но совсем не легко и даже очень трудно определить, чту есть истинная вера не только на уровне догматики и литургики, но и на уровне ежедневной жизни.
Социологические опросы показывают, что "православность" не обязательно предполагает мистический аспект религиозности, веру в Бога, а часто связывается с исторической, культурной, национальной идентичностью. И в этом смысле коммунист может быть вполне "православным", симпатизируя при этом, например, "соборности", которая является для него синонимом коллективизма, примата общего интереса над частным.
Неудивительно, что православные на Западе совсем иначе относятся к этой проблеме. Они давно
[261]
поняли практически, что демократия не только не мешает религиозности, но, наоборот, создает для нее относительно благоприятные условия. (Достаточно вспомнить, например, что писал о религиозной жизни в Америке архиепископ Иоанн Шаховской, проживший там много лет.) Возникает вопрос: так ли уж несовместимо христианство с демократией?

1. Метафизические предпосылки и их социальные последствия.

Самым сложным вопросом с метафизической, да и с практической точки зрения, была и остается проблема соотнесения, взаимодействия двух уровней реальности: духовного и материального, Божественного и человеческого, а в этической плоскости -- должного и фактического. Ясно, что то, что мы называем "духовностью", прямолинейно не проецируется в категориях "должного" на социум в виде соответствующих политических институтов. В Библии сказано: "Царство Мое не от мира сего" (Ин. 18, 36). И в этом смысле между религией и политикой есть непреодолимая дистанция. Сама религия, особенно в восточном понимании, есть усилие и направленность к трансцендентному, а не зримому, земному. В то же время христианский максимализм и универсализм требуют соответствующего осмысления всей полноты окружающей действительности, включая социально-политическую сферу, что предполагает и адекватное обращение и взаимодействие с ней. Мера этого взаимодействия и есть мера отношений двух уровней реальности.
[262]
Здесь известны две крайности.
Первая -- устремленность к Божественному при игнорировании земного порядка. Это можно наблюдать в некоторых восточных религиях. Материальный мир здесь рассматривается как нечто недолжное, как следствие какого-то грехопадения в высших сферах. И поэтому материальный уровень всерьез не воспринимается. Ясно, что на этом пути развития цивилизация создаваться не может, хотя отдельные духовно развитые личности, святые могут быть. Этот подход можно назвать монофизитско [2]-спиритуалистическим, "чисто духовным". В социальном плане такому типу религиозности более всего соответствует монархизм. Одному Богу на небе как бы соответствует один царь на земле. Эта модель пленяет неискушенные умы своей мнимой простотой.
Вторая крайность -- это устремленность к материальному при игнорировании высшего духовного начала. Философским обоснованием такого подхода является соответственно материализм, а его наиболее последовательной политической проекцией -- коммунизм, декларирующий заимствованные из христианского гуманизма принципы свободы, равенства, братства, справедливости. Но поскольку духовное начало как объективная реальность все равно не исчезает, то оно начинает извращаться; возникает зловещая пародия на христианство без Бога. Религия редуцируется

2 Монофизитство (одна природа) - христологическая ересь, осужденная на Четвертом Вселенском Соборе (451). Согласно этой ереси, Божественная природа Иисуса Христа поглотила Его человеческую природу. Тем самым подрывалась основа христианства как религии Богочеловечества.
[263]
в идеологию, т. е. усеченное рационалистическое миропонимание. Здесь дается санкция на не ограниченную ничем (по причине неизбежного атеизма) преобразовательную деятельность, активизм, в соответствии с односторонне (человеческим разумом только) определенной концепцией "общего блага" ("Мы наш, мы новый мир построим..."). Мир уже не рассматривается как творение Божие. Отсюда развивается конструктивистско-силовой подход к действительности.
Видно, что подобное мировоззрение (основанное на второй крайности) возможно вследствие неправомерного переноса закономерностей редукционистско-механистического монологического мышления на общественно-политическую сферу, рассматриваемую как объект манипуляций. Возникает тоталитарный соблазн: создать идеальное общество-инкубатор, заповедник, управляемый определенными людьми, якобы познавшими закономерности исторического развития (а по сути дела их отменившими), по аналогии с законами природы.
В результате во имя "светлого будущего" строится кошмарное настоящее общества, имеющего структуру концлагеря. (То, что немногие люди в этом лагере, который назывался "социалистическим", осуществляли, по недосмотру охранников, интеллектуально-духовную деятельность, не меняло сути дела.) Отсюда, кстати говоря, видно, что последовательный материализм невозможен. (Равно как и последовательный идеализм.) Псевдосакральная, заидеологизированная коммунистическая система ясно свидетельствовала об этом.
Как известно, крайности сходятся: религиозное монофизитство приводит к игнорированию фактора
[264]
человеческой личности, рассматриваемой лишь как частность, т. е. к деперсонализации. Это создает основательную предпосылку для тоталитаризма как в виде древних восточных деспотий, так и в форме модернизированной деспотии -- коммунизме.
При коммунизме же монофизитская схема мышления сохраняется, она лишь вместо идеалистического наполняется иным, якобы материалистическим содержанием [3]. Модернизм коммунизма развивается именно по этой, западно-технократической линии. Архаический патернализм -- по линии восточной.
И в спиритуалистическом монофизитстве, и в материалистическом монофизитстве, таким образом, человек теряется как личность, становится чем-то незначащим, строительным элементом, "винтиком".
Вообще говоря, человеческий "разум имеет непреодолимую склонность к монизму или к дуализму... С этой естественной склонностью человеческого мышления, не вмещающего тайну двуединства, связаны и уклоны духовности. Духовность принимает или характер крайнего монизма, или характер крайнего дуализма... Противоположна же этому духовность, основанная на встрече человека и Бога, на богочеловечности, в которой соединение сохраняет различение..." [4] 
Коммунизм как бы сочетал в себе крайности материализма и, несмотря на все отречения коммунистических идеологов, идеализма. При актуализации

3 Возможны, таким образом, два вида монофизитства.
4 Бердяев Н. А. Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности // Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 436.
[264]
"материализма" из-за паралича и падения уровня производства, вызванных идеократией, стал исчезать воспетый "материальный базис".
В целом же коммунизм не вписывается ни в одну традиционную схему, так как в нем имеется волюнтаристский аспект, позволяющий делать периодические диаметральные развороты. Постоянным здесь остается только одно -- глубокое презрение к отдельному человеку, вообще к людям.
Это прямое следствие как атеизма, редуцировавшего человека к "материи на высшей стадии ее развития", так и утилитаристского коллективизма, легко приносящего в жертву любое число людей ради "общей пользы".
Не случайно коммунизм (в основном по причине монофизитства и коллективистской установки) в той или иной форме, иногда религиозно окрашенной, в основном привился на Востоке: в Корее, Китае, Вьетнаме, Кампучии, Албании и, наконец, в России -- главном рассаднике коммунизма по всему миру (перечень стран не отражает хронологию коммунистических режимов) [5]. Какими бы сложными путями эта идеология ни проникала и ни насаждалась в этих странах, предпосылки для ее восприятия все-таки были (исключая страны Восточной Европы, где коммунизм был установлен насильно).
Все это дает серьезное основание предположить, что восточный тип религиозности не имеет достаточного иммунитета против социальных болезней.

5 Пример Кубы говорит о том, что термин "Восток" можно понимать не только в географическом смысле, но и как метафору социальной архаики.
[265]
Христианская традиция, развитое правовое сознание предотвратили наступление коммунизма на Западе. В России же возобладало храмовое понимание христианства, а евангелизация самой жизни, актуализация библейских этических принципов в повседневной жизни были явно недостаточны, что и ослабило иммунитет к новой идеологии, так много говорившей об "общем благе".
Христианство -- это торжество внутренней правды над любой внешней формой и соответственно протест против обожествления видимой объективации Абсолюта. Христианство не только подтвердило известное положение о нашей полной зависимости от Всемогущего Бога и как бы от Его представителей на земле (жрецов и первосвященников), но впервые в истории открыло важность человеческих отношений по "горизонтали", необходимость не только вертикальной иерархической соподчиненности людей в государстве, но и необходимость их братского общения. Эпоха фараонов, царей, первосвященников как религиозно-политический коррелят язычества оказывается внутренне исчерпанной. Христианство, таким образом, выступает против любых религиозно оправданных социополитических пирамид, утверждая истинную иерархию ценностей. Почувствовав это, израильские архиереи и добились распятия Христа.

2. Христианская антропология.

Здесь очень важна отправная точка рассуждения: является ли человек лишь "совокупностью общественных отношений" (на практике такой социологичес-
[266]
кий редукционизм приводит к тому, что, наоборот, общество начинает рассматриваться как совокупность людей-винтиков) или же человек ни к чему не "сводится", будучи сотворенным "по образу и подобию Божию"? Всегда ли целое больше своей части? Даже из математической теории множеств известно, что -- не всегда. Так и количественные характеристики не всегда отражают действительность "общего блага". По образу и подобию Бога был создан человек, а не общество и не государство. То, что теперь описывается в нескольких фразах, обошлось человечеству в десятки миллионов человеческих жизней.
Вопрос в философском плане упирается в проблему свободы человека и неизбежно связанного с ней риска, что было с гениальной глубиной осознано Ф. Достоевским и Н. Бердяевым. Как совместить свободу человека с "общим благом"? Или в более точной постановке вопроса: как можно свести к минимуму неизбежное ограничение свободы людей в их общежитии?
После краха коммунистического эксперимента стало особенно ясно, что теория общественного устройства должна исходить из адекватной антропологии, так сказать, снизу вверх, а не наоборот. "От Бога" (сверху вниз) может строить (царство) только Бог, а люди не должны брать на себя божественные функции и могут лишь исходить из человека как сотворенного "по образу и подобию Божию". Коммунисты поставили на место Бога идею. А затем идею поставили выше самой жизни (идеократия).
Что есть человек? Тайна человека сегодня ощущается вновь и вновь. Согласно христианской антропологии, человек имеет двойственную природу, а
[267]
точнее говоря, добрую природу, поврежденную первородным грехом. С одной стороны, человек создан по образу и подобию Божию, свободен, имеет в себе потенциальную бесконечность, призван к совершенствованию, а с другой -- благодаря этой же свободной воле - способен двигаться в противоположном направлении -- ко злу.
Как пишет Клайв С. Льюис: "Я - демократ, потому что верю в грехопадение... Истинное оправдание демократии в том, что мы - создания падшие, и человеку нельзя доверить власть над собратьями. Аристотель считал, что некоторые годятся только в рабы. Очень может быть. Но никто не годится и в хозяева... Я не думаю, что равенство -- благо само по себе, как радость или мудрость. Скорее оно -- лекарство, которое нужно, поскольку мы болеем, или одежда, которая нужна, ибо мы утратили чистоту. Не думаю я и того, что былая власть короля, священника, отца и мужа или былое подчинение подданных, паствы, детей... сами по себе плохи. Вероятно, они хороши, как хороша нагота. Но я рад, что их нет, потому что люди ими злоупотребляли -- и портились. Возрождая эти вещи, мы совершим ту же ошибку, что и нудисты" [6].
Так же как христианство не отменяет биологии, так оно не отменяет и психологии, знания о наличии у человека наряду с сознанием "естественного" бессознательного - подсознания. Существует определенная зависимость между соотношением сознательного и подсознательного в человеке и его политическими

6 Льюис К. С. О равенстве // Страницы. М., 1996. № 2. С. 112.
[269]
пристрастиями. По мнению правоведа Н. Н. Алексеева, демократия покоится на обращении к рассудочно-дискурсивной области, она обсуждает, голосует, решает, следовательно, пребывает в верхнем сознании, тогда как тоталитаризм - исключительно в нижнем [7]. Поскольку христианство есть религия персонифицированного Логоса, то отсюда можно сделать вывод, что христианству ближе демократия, чем тоталитаризм, типологически характерный, кстати говоря, для животных сообществ, где существует только "право сильного".

3. Славянофильское наследие.

Интересно заметить, насколько живучей оказалась славянофильская критика Запада, которому давно полагалось бы "сгнить": там, мол, рационализм, материализм, если и есть культура, то в основном "внешняя", и такая же несвобода, только более "завуалированная". Тем более, что сами западные люди охотно с этим соглашаются. Но не будем спешить согласно кивать головами. Западное сознание самокритичнее нашего, и только глупец радуется, когда его хвалят.
Следует вспомнить простую истину: внешнее является проявлением внутреннего. Так что не бывает чисто "внешней культуры" и "благополучия", столь ненавистного славянофильствующим и часто близким к ним по психологии коммунистам.

7 Алексеев Н. Н. Демонократия // Путь. Париж, 1939–1940. № 61.
[270]
Эти люди до сих пор не решили для себя относительно простого вопроса о формах собственности. Частную собственность "душа не приемлет", а государственная собственность на "все и вся" окончательно себя дискредитировала при коммунизме. Остается только что-то бормотать о "многообразии форм собственности". Особенно трогательно такое словосочетание слышать от изрядно модифицированных коммунистов. Ведь в "Манифесте компартии", который они до сих пор не "пересмотрели", черным по белому написано: "коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности". Давно пора им серьезно подумать об изменении своего названия.

3.1. Закон или благодать?

До сих пор в сознании славянофильствующих популярно ложное противопоставление "закона" и "благодати". Это большая проблема, мучившая еще апостола Павла. И как всякий правильно поставленный религиозно-философский вопрос эта проблема не имеет простого решения, снявшего бы ее. Но сегодня мы, по крайней мере, знаем, как не надо решать эту проблему. В первую очередь, не следует пытаться превращать благодать в закон, смешивать эти понятия. Если мы вслед за славянофильствующими дружно решим жить не по "скучному" формальному закону, а по благодати, то это вовсе не означает, что мы действительно будем жить по благодати. Благодать -- это Божий дар, это -- тайна, которую можно лишь уважать, но не конституировать в госу-
[271]
дарственных формах. Закон и благодать относятся к разным онтологическим уровням. Закон можно и нужно конституировать и кодифицировать. Для благодати же следует оставить место, дабы не исключать ее возможность. Юридически это осуществляется запретом на регламентацию духовно-нравственной жизни.

3.2. Основная ошибка славянофилов.

Славянофилы неустанно обвиняли Запад в материализме на том простом основании, что на Западе действительно выше материальный уровень жизни. Но все не так просто. Более того, можно без всякой софистики показать, что самовоспроизводящийся высокий материальный уровень жизни общества как раз невозможен без развития идеальных начал. Если же соберутся материалисты-индивидуалисты в чистом виде, то это будет известная "война всех против всех", догосударственная стихийная асоциальная форма. Для того чтобы определить "правила игры", соблюдать договорные начала и общепринятые законы, уже нужны идеальные начала, система идейных ценностей, без которой никто эти "законы" всерьез принимать не будет. Поводов для "временной отмены" законов ради какой-либо высшей (читай: "революционной") целесообразности -- всегда предостаточно. Важно отметить, что сами эти "законы", как правило, имеют в целом положительный гуманный характер, отражают собою общечеловеческие ценности. Такова сила Добра, под которое вынуждено мимикрировать зло.
[272]
Повторим еще раз: для того чтобы всерьез принимать юридические законы и нормы, нужно соответственно всерьез принимать систему идеальных ценностей. Ведь юридические законы -- в отличие от природных законов -- держатся только верою людей, укорененной в трансцендентной сфере. Например, высокая и значительная роль закона в древнем Израиле объяснялась тем, что закон имел Божественное происхождение. Нигде в природном (естественном) мире нет ничего подобного юридическому закону человеческого общества. Ведь этот закон делает невероятное: уравнивает в правах сильного и слабого.
Многочисленные хорошо известные нарушения в практике судопроизводства возможны лишь как паразитарные образования на теле юридического закона. Если бы было возможно возвести в закон сами эти злоупотребления, то вся система судопроизводства рухнула бы вообще, и произошло бы "естественное" восстановление "права сильного", характерного для животного мира и для человеческих сообществ, находящихся в догосударственном состоянии.
Материальный интерес, конечно, всегда присутствует, но абсолютизация этого интереса приводит к всеразрушающему хаосу.
Могут спросить: а идеологии материализма разве недостаточно для организации относительно высокого материального уровня жизни большинства людей? Ведь даже очень жадный человек понимает, что для его же пользы он должен соблю-
[273]
дать общепринятые нормы и с кем-то делиться, начиная с собственной семьи? Но в том-то и дело, что при чистом материалистическом мировоззрении он не будет соблюдать эти законы, полагая их за что-то условное. Если бы утверждение Маркса, что нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал ради прибыли в 100 %, было верно, то никакого бы западного благополучия никогда не наступило, и никакие столь нелюбимые славянофилами "законы" не помогли бы, так как для действенности любого юридического закона уже необходимо его признание общественным сознанием.

4. Два понимания государства.
4.1. Государство как самоцель

Все титанические попытки христианизировать древнюю монархию также оказались безуспешными, т. к. монархия есть не что иное, как политическая египетская пирамида, языческая по своей сути. Так рухнули православно-имперские Византия, а затем -- и Россия.
Политическая пирамида-монархия (в лице сакрализованной фигуры царя) соответствует более внешнему характеру (по сравнению с христианством) языческой религии, представляющей Бога в виде объекта. Политической проекцией восточного язычества и является монархия -- деспотия. Монархия во главе с сакрализованной фигурой, конечно, возможна, а при выдающейся личности на престоле она может дать лучшие результаты, чем демократия. Очевидно, что сильный, яркий царь может вызвать большее вдохновение в народе, чем абстрактный принцип "разделения властей". Но в случае
[274]
неудачной смены на престоле монархию начинает лихорадить, она в результате дворцовых интриг и переворотов может ослабеть и рухнуть под натиском врагов, которые всегда найдутся. Чин помазания на царство не гарантирует от погрешимости и ошибок, как и, например, таинство крещения.
"Религиозная неправда мистической концепции самодержавия состоит в том, что она взваливает бремя свободы и ответственности на одного человека, снимая это бремя с христианского народа" (Н. А. Бердяев).
То есть, если использовать технический термин, политическая монархия неустойчива, хотя и долго может просуществовать благодаря силовым методам, в противоположность своему физическому аналогу -- египетской пирамиде. Если же попытаться законодательно исключить возможность явных злоупотреблений и ввести прежде всего принципы гласности и обратных связей, т. е. сделать систему динамичной и саморегулирующейся, то и получится демократическая система. В этом случае даже возможен монарх, играющий не столько властную, сколько духовно-символическую роль, как в североевропейских странах.
"Только язычество, верящее в закон "вечного возвращения", может мечтать о восстановлении монархии фараонов. Христианство не принимает идею вечного возвращения и утверждает необратимость времени, поэтому оно есть религия творчества и абсолютного обновления" (Б. П. Вышеславцев).
[275]

4.2. Государство как средство.

Согласно взгляду на государство как на служебное орудие (не человек для государства, а государство для человека), оно предназначено лишь для создания необходимых условий для достойной жизни людей, а на библейском языке - условий для раскрытия образа и подобия Божия в людях.
Такой взгляд на власть находит веское обоснование еще в Ветхом Завете: отказ от теократии и желание израильского народа иметь земного царя (господствующий тип государства) рассматривается в Библии как возврат в язычество, отпадение от Бога (см.: 1 Цар. 8). Важно, что в Библии государство как таковое имеет относительное, а не абсолютное значение.
Известно также, что многие выдающиеся православные подвижники были сторонниками православной монархии, являющей собою как бы некое отображение Царства Божия на земле. Но сейчас мы имеем такой исторический опыт, который не был ведом им, да и учение о православной монархии не может быть догматизировано.
Конечно, христианином можно быть в любых условиях, даже в самых тяжелых, но было бы циничным создавать такие условия для христиан, для испытания их веры. Никто не имеет права выбирать условия жизни для других людей.
На современном языке служебный тип государства именуется демократическо-правовым. Конечно, в чистом виде такое государство не встречается (как и ничто вообще в чистом виде в нашем мире не встречается), и совершенно идеологически нейтральных государств не бывает, что неустанно повторяли боль-
[276]
шевики, пытаясь довести свое идеологическое, а затем и физическое насилие до максимума. Но здесь опять же важен принцип меры: существуют разные степени идеологизации, и это различие очень важно. Демократическое государство стремится минимизировать идеологизацию, как и власть людей друг над другом. Эта власть неизбежно имеется (без этого невозможно государство), но она намеренно ограничена законом и не носит абсолютистского характера.
Могут возразить, что нигде в истории государство не возникало на договорных началах, а возникало на крови и насилии. И это действительно так. Но отсюда совсем не следует, что так всегда и должно быть. Это значило бы отрицать идею социального развития.

5. Почему нельзя государство превращать в церковь.

Сторонникам моделирования государственной структуры по типу церковной (ведь Церковь призвана в некотором смысле отображать Царство Божие на земле) следует помнить о том, что государство и Церковь представляют собой онтологически различные реальности, что Церкви противопоказано применение силы, а государство не может существовать без силовых структур.
Но даже не это является основной причиной, исключающей всецелое упование на Церковь в общественном вопросе. Вся история учит, что земная Церковь (как общественный институт) не обладает в этой сфере свойством абсолютной непогрешимости. Будем последовательны: признавая непогрешимость Церк-
[277]
ви во всех сферах, следовало бы передать ей и карающий меч, то есть право суда по всем вопросам еще до Страшного суда. Но сегодня на это даже сама Церковь не претендует. Но кое-что Церковь знает и исповедует и именно это она предлагает обществу для свободного восприятия. Она может даже выработать основополагающие принципы для общественной жизни (социальную доктрину).
Важно понять, что отношения Церкви и государства чрезвычайно сложны из-за парадокса свободы, хотя эмпирически они могут казаться простыми. Вряд ли в земных условиях возможна знаменитая "симфония" Церкви и государства, и государство, помня о религиозном идеале, обязано позаботиться о фактическом, предотвращая, как сказал В. С. Соловьев, преждевременное наступление земного ада. В этом состоит необходимая отрицательная функция государства.
В конструктивном плане общество и государство могли бы кое-чему поучиться у Церкви: демократию можно было бы рассматривать как секулярно-социальную проекцию соборности [8], но этого не происхо-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Духовенство вплоть до церковной реформы петра i
Вениамин Новик. Православие. Христианство. Демократия православия 11 человека
Ядро реформы должно было составить восстановление соборных начал церковной жизни
Вениамин Новик. Православие. Христианство. Демократия православия 9 конечно
Где меньше пищи для подсознания