<<<     ΛΛΛ     >>>   

Кроме обрядов и обычаев, свидетелем былой жизни предка и его воззрений на загробный мир может быть язык, «ибо слово, — говорит Буслаев, — есть главное и самое естественное орудие предания. К нему, как средоточию, сходятся все тончайшие нити родной старины, все великое и святое, — все, чем крепится нравственная жизнь народа» [32, 1]. Этот оставленный нам предками в наследие язык, в своих звуковых сочетаниях сохраняя до сих пор нередко следы далекого прошлого и являясь сокровищницей, содержащей в себе объяснение неяснос тей в многообразной духовной жизни человека, не только осветит древние представления предка, но и даст возможность в некоторых случаях при реше нии нашего вопроса разобраться основательнее. Язык тем более является для нас важным источни ком, что корень его родствен другим индоевропейс ким народам и лежит в той доисторической эпохе, когда наши предки с другими индоевропейскими народами составляли единое арийское племя и ког да у них начали слагаться первые мировоззрения.

Идя далее в сказании о материале, который по может нам начертить картину древнерусских пред ставлений загробного мира, нельзя не упомянуть о тех воззрениях на этот далекий мир, которые суще ствовали в языческую эпоху у родственных нам на родов. Нам уже известно, что мировоззрения брать ев-народов и нашего предка были в арийский период общи. Это общее основание осталось у братьев-наро дов и тогда, когда они, выделившись из общего племенного потока и став со временем самостоятельны ми единицами, под влиянием изменяющихся исто рических, природных и других условий видоизменили свои древние мировоззрения.

Видя, таким образом, родство воззрений индоевропейских народов на загробный мир с воззре ниями на этот мир у наших предков, мы, через знакомство с ними, получим возможность полнее и яснее осветить тот вопрос, решение которого хо тим представить.

На Руси появляется христианство и объявля ется религией господствующей. Став на Руси ре лигией господствующей, христианство, однако, не тотчас уничтожает здесь язычество. Язычество в лице своих представителей — волхвов, волшебников, предсказателей будущего — долгое время бо рется с христианством за свое существование 5 . Почти целое столетие после крещения Руси оно даже существовало в своем чистом виде в Ростовской земле 6 , но наконец под напором новой религии падает, однако при своем падении оставляет в народных воззрениях много своего элемента. Этот остаток язы ческого элемента мы встречаем даже и теперь в той массе суеверий, которые живут в нашем народе и в которых, несмотря на десятивековой период суще ствования у нас христианства, еще таится зерно далекого мировоззрения нашего предка. Эти суеве рия, как носители зерна далекой старины, могут, до некоторой степени, помочь нам в разработке на шего

5 В Лаврентьевской летописи под 6579 (1071) г. рассказывается, что в Киев пришел волхв «прельщен бесом». Он стал проповедовать народу, что «на пятое лето Днепру потещи вспять и землям престу-пати на ина места, яко стати Гречески земли на Руской, а Руской на Греческой». Этой проповедью волхв, очевидно, хотел сказать, что русских постигнет несчастие за их отступление от древней веры, а посему они должны вернуться снова к язычеству. «Невегласи его послушаху, — добавляет летописец, — вернии же насмехаются, гла- голюще ему: «Бес тобою играет на пагубу тебе». Проповедь волхва была прекращена — «в едину бо нощь (он) бысть без вести».

Под этим же годом находим еще такое сказание: «Встал при Глебе (Святославиче) Новгороде» волхв, хвалясь, что «все ведает». Он хулит «веру хрестьянскую» и обещался перейти «по Волхову пред всеми». Народ слушал его как человека божественного, и про поведь его имела успех — «вси яша ему веру и хотяху погубити епископа». Ревностный же епископ, держа крест в руках, звал к себе верных христиан, но ослепленные граждане толпились вокруг обманщика; «вси идоша за волхва», — говорит летописец: один князь Глеб и его дружина приложились ко святому кресту. Происшедший мятеж, грозящий кровавой расправой с епископом, был прекращен находчивостью князя, который подошел к мнимому «всезнаю-чаро- дею» и спросил: предвидит ли он, что будет с ним в тот день? Волхв ответил: «Я чудеса велика сотворю». Но «Глеб, — говорит летопи сец, — вынем топор, ростя и, и паде волхв мертв, и людье разидо- шася» [143, 77 - 78].

6 В Ростовской земле христианство епископам удается привить только во второй половине XI в. [80, 84].

вопроса. Они не только осветят нам язычес кие представления древнерусского человека о загробном мире, но и помогут показать, как измени лись его воззрения на этот мир под влиянием хрис тианства.

Подобно суевериям, дадут нам возможность заг лянуть в далекое предка похоронные песни или зап лачки и причитания над умершими. От языческого периода русского человека нам не осталось похорон ных песен, и мы уже их встречаем в христианских период, хотя по своему происхождению похоронные песни, бесспорно, должны быть отнесены к древней шим произведениям народного творчества: появле ние их совпадает с первым смертным случаем, т. е. с первыми признаками религии [224, 278]. О древности таких песен при похоронах у нас на Руси мы име ем ряд свидетельств. Так, арабский путешественник Ибн-Фоцлан ( 930 г .), описывая похороны знатного русса, говорит, что девушка-рабыня, обрекшая себя на смерть со своим господином, до смерти своей пела длинные песни, в которых прощалась со своими близ кими [45, 97]. Летописец, говоря о языческих обы чаях русских славян, упоминает о бесовских песнях на тризнах [143, 6]. Рассказывая о похоронах Изяс- лава Ярославича, летописец говорит, что сын его Ярополк «идяше по нем, плачася с дружиною своею: Отче, отче мой! Что еси пожил без печали на свете сем, многы пакасти приим от людей и от братья своя? Се же погибе не от брата, но за брата своего положа главу свою [105]. В Ипатьевской летописи мы встре чаем скорбный плач мужей «Володимерских» при по гребении Владимира Васильковича [144, 220]. В послании Владимира Мономаха упоминается о «желях», т. е. плачах по мертвым [143]. В «Слове о полку Иго реве» говорится, что после поражения русских по ловцами жены русских воинов плакали по умершим мужьям, говоря, что они «уже милых мужей ни в мыслях не представят, ни думою не вздумают, ни глазами больше их не увидят» [54, 67]. В «Златой цепи» XIV в. Троицкой библиотеки под № 11 нахо дится «Слостго Десыа о желающи». Св. Дионисия спрашивали: «есть ли вшедшим вселе умершим тамо кака полза в желеника и еде желають пони со мно гим плечем и рыданием горьким. Носящим скверна- га рубища на головах своих, а мужи обростивше во лосы главы своею то же за многие дни тако творят». Из этого вопроса, предложенного св. Дионисию, мы видим, что умерших оплакивали рыданием горьким, в знак сетования надевали рубища и отпускали воло сы на голове. Сказав о саддукеях, не веровавших в воскресение мертвых и осужденных за это на муку вечную, Дионисий уподобляет саддукеям христиан, оплакивающих мертвых: «а си приимше стое креще ние и веру правую осквернишася скверными желями и дыаволю творят волю и похоть» (лист 27); еще да лее —- «вы же врае не поучайтеся нравом садукейс- ким их же дыавол оучит жалению тому а другие оучить по мертвем резатися и давите и топите в год» (лист 28). Другая редакция этого слова — в Паисиев- ском сборнике, лист 35. «Слово стого Деонисья о желающих поученья». Затем слово против плача по умершим встречаем в Измарагде ( XIV в.), библ. Мос ковской Духовн. Академ. № 46. Здесь помещено «Сло во Иоанна Злоустаго о терпении и благохвалении, да не много плачемся о умирающих не». Эти поучения, помещенные в древнерусских сборниках, если они и переводные, занесены были сюда, конечно, для того, чтобы реагировать на явления, имевшие место в древ нерусской жизни. В «Стоглаве» ( XVI в.) постановле но запрещение похоронных языческих обрядов и пе сен, которые описываются таким образом: «В Троиц кую субботу по селом и погостом сходятся мужи и

жены на жальниках и плачутся по гробом с великим кричаньем, и егда начнут играти скоморохи, кудцы и перегудницы, они же, от плача переставше, начнут скакати и плясати и в долони (ладони) бити и песни сотонинские пети [182, 187]. Даже в 1715 г . Петр Ве ликий, по случаю смерти супруги Феодора Алексее вича, вынужден был наистрожайше приказать, что бы никто ни над царицей, ни над другими покойни ками не совершал «непристойного и суеверного обычая выть, приговаривать и рваться над умершими» [80, 125]. Но обычай причитать над умершими сохра нился и до настоящего времени, особенно в северных губерниях, где даже существует особый класс жен щин-плачей, которые хранят и развивают сохранив шийся от глубокой древности репертуар похоронных песен, или, как мы уже их назвали, заплачек, причи таний. «При должном внимании, — говорит Бар сов, — к этим народным плачам нельзя не заметить, что в них отражаются следы верований разных доис торических эпох относительно духовного бытия, смер ти и посмертного существования: в народном созна нии сталкивались и пересекались разные мировоззре ния, образовались целые религиозные наслоения, которые, в свою очередь, не совсем вытеснены учени ем христианским, и вот в плачах еще виднеются об ломки этих доисторических созерцаний, которые, од нако, относятся к простой народной вере, как непос редственной ее стихии» [18, 10].

Поэтому, пользуясь причитаниями, мы можем заглянуть в прошлое нашего предка и яснее предста вить себе его воззрения на загробный мир.

При разработке нашего вопроса о представлени ях загробного мира древне-русским человеком помо гут нам также и духовные стихи. Слагаясь народом уже в христианстве, духовные стихи, однако, носят в себе много черт языческой старины. Поэтому, пользуясь ими, мы не только можем заглянуть в язычество предка, но будем иметь возможность показать, как изменилось воззрение предка на загробный мир под влиянием христианства.

Выделив в отдельные рубрики более важный ма териал, необходимо сказать, что и все другие произ ведения русской народной словесности: загадки, пословицы, легенды, песни, былины, заговоры, обри совывая духовную физиономию русского народа, могут быть для нас светочами далекого прошлого предка. Действительно, какую бы форму народных произведений мы ни взяли: загадку ли, сказку ли, песню ли, — мы везде найдем, кроме настоящих воз зрений народа, указание и на прошедшие. В них на ряду с христианскими воззрениями обрисовываются тени и верований прошедших. Народ сохранил эти тени как завет старины. Поэтому, как носители воз зрений предка, все произведения народной словесно сти могут оказать нам в той или иной мере услугу — помогут сказать, какое древнерусский человек имел представление о загробном мире.

Вот весь тот материал, который поможет нам на рисовать картину представлений загробного мира древнерусского человека.

Ни одно из явлений мира физического, доступных наблюдению человека, не производит на него такого глубокого, удручающего впечатления, как смерть — этот неумолимый закон: «Земля еси и в зем лю отыдеши». Но смерть — такое естественное, обык новенное и ежедневное явление, что она, по-видимо му, не должна бы производить никакого удручающе го впечатления; человек, казалось бы, должен привыкнуть к ее частым посещениям, к ее жатве жиз ни каждый день и каждый час, однако, несмотря на суровую, законную необходимость смерти, ее явления всегда действуют удручающе. В чем же сокрыта при чина такого действия на человека смерти? В чем при чина гнетущего впечатления, производимого ее явле нием?

Среди житейской сутолоки, среди впечатлений жизни, охватывающих своим разнообразием, человек обыкновенно редко задумывается над задачей своего существования, и только смерть, только эта злодейка-душегубица», вырвав из мира живых кого-либо из близких, заставляет задуматься его над смыс лом жизни, обратиться к тайникам души и вспом нить свой нравственный долг.

Только у бездыханного трупа человек задумыва ется о цели своей жизни, старается определить, что будет за гробом, но его внешним чувствам в этом акте жизненной драмы доступен один бездыханных труп, о загробной же жизни приходится гадать:

...Что будет там?

Там, откуда никогда ни один пришелец не воз вращался.

Этот неразрешимый вопрос останавливал умы всех народов. Все они, даже на первых ступенях сво его развития, старались его решить и создать себе то или иное представление о загробном мире. Стара лись представить себе загробную жизни и наши пред ки. Но каково было их представление о загробном мире?

В раннюю языческую пору своего бытия наш пре док жил под неотразимым влиянием окружающей его природы. Природа была для него самым глав ным фактором его жизни: она учила его и давала ему материал для образования логических понятий, она развивала его и воспламеняла фантазию. Пре док на миг не мог оторваться от ее груди. Он «лю бил ее и боялся ее, с детским простодушием и с на пряженным вниманием следил за ее знамениями, от которых зависели и которыми определялись его житейские нужды» [11, 57]. Он видел в природе по добное себе живое существо: думающее, страдающее, любящее, ненавидящее, выражающее свободу своей воли в движениях и пр.[38, 653]. Мы до сих пор выражаемся: буря воет, гром ударяет, солнце вос ходит или садится, ветер свистит, хотя и не думаем при этом, чтобы солнце обладало ногами для ходь бы, что ветер производит свист губами, гром броса ет молнии руками. Древний же человек соединял с этими названиями самые конкретные понятия обо значаемых им предметов, потому что явления природы он мог понимать только через сближение со своими собственными ощущениями и действиями, а

так как эти последние были выражением его воли, то он, естественно, должен был заключать о суще ствовании другой воли, подобной человеческой, кро ющейся в силах природы [11, 59]. Так, для простого, неразвитого человека земля, напр., не была без душной; он наделял ее чувствами и волей. К ней обращался он во время жатвы, заговаривая себя от нечистой силы [164, 147], верил в ее карающую силу [30, 44] и считал ее источником могущества [6, 119]. Народ наш до сих пор называет небо отцом, батюш кой, а землю — матушкой, кормилицей [11, 129; 57, 1029; 60, 608]. Богатыри, поражающие лютых змеев, в ту минуту, когда им грозит опасность быть затопленными кровью чудовища, обращаются к зем ле с просьбой: «Ой, ты еси мать-сыра земля! рассту-пися на четыре стороны и пожри кровь змеиную» — и она расступается и поглощает в себя потоки крови [11, 143; 21, № 121, 122, 123]. При таких взглядах на природу наш предок не мог возвыситься далее чувственного, материального, и это можно видеть из его представлений загробного мира.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Разобраться в этом двойном представлении предков язычников о заг робном месте жительства души умершего
В аду иным будет грешникам огни неугасимые чертами фантазией
Делает человека живым
Клеветни кам повешение за язык
Ибо здесь видна более простая форма представления частного суда