Пиши и продавай! |
Такой смелости «карамзинисты» Е. И. Станевичу не простили. В В 1808 г. Е. И. Станевич решил ответить на критику и издал книгу «Способ рассматривать книги и судить о них». Любопытно, что эпиграфом к этому сочинению были взяты строчки из Вольтера о жестокости журналистов к своим собратьям. Книга делилась на две части. В первой На этот раз «карамзинисты» обошлись с Е. И. Станевичем более Вскоре Е. И. Станевич ответил своему критику в журнале «Драматический вестник». Он раскаивался в том, что вступил в спор с М. Т. Каченовским, заявляя, что ими обоими «управляла больше досада, чем правда». При этом он обвинял А. Ф. Воейкова в клевете[4]. Пробыв два года в Поповке, Е. И. Станевич вернулся в Санкт-Петер-бург и был определен А. С. Шишковым в должность помощника директора в музее Государственного адмиралтейского департамента. При отъезде из села он получил от Г. Р. Шидловского 1000 рублей за обучение сына. Находясь в столице, Е. И. Станевич принял самое живое участие в борьбе «архаистов» и «карамзинистов»[4]. Тогда же было опубликовано еще одно произведение Е. И. Станевича «Рассуждение о законах вообще» (на имею-щемся в отделе редких книг БАН экземпляре стоит дарственная надпись В 1808 г. Е. И. Станевич вновь вышел в отставку и поселился деревне Железняк у А. А. Палицына и помещиков Кондратьевых. Участие в литературной борьбе привлекло к Е. И. Станевичу внимание столичного общества. Одно из своих четверостиший ему посвятил сам Г. Р. Державин. Оно заканчивалось словами: «Станевич быть полезным тщится, а сквернослов его бранит». С тех пор общение Е. И. Станевича с великим поэтом уже не прерывалось. Не оставлял его своим вниманием и А. С. Шишков, он посылал своему единомышленнику книги и всячески утешал его. 15 апреля 1808 г. епископ Евгений (Болховитинов) писал Г. Р. Державину о книге В 1810 г. в литературном салоне Г. Р. Державина родилась мысль организовать литературное общество, в котором могли быть соединены различные течения. 17 февраля 1811 г. император одобрил это начинание, так открылись «Беседы любителей русского слова» с печатным органом «Чтения в беседе любителей русского слова», издавшим 19 номеров с 1811 по 1815 г. В предуведомлении к первому выпуску указывались цели Общества: 1) читать перед посетителями один раз в месяц в осеннее и зимнее время; 2) издавать свои труды[4]. Общество родилось на гребне патриотической волны, вызванной неудачами во внешней войне и позорным Тельзитским миром. Состав его членов свидетельствует о том, что замысел его основателей был направлен на консолидацию россиян в нелегкое для страны время. Членами общества стали люди различных политических и литературных взглядов. Е. И. Станевич входил в число «членов-сотрудников» (видимо, не выступавших, но присылавших свои труды для публикации) и состоял во втором разряде (отделе общества), возглавляемом Г. Р. Державиным[4]. Е. И. Станевич оповещался об открытии общества: «Вы поехали отсюда, не объявив никому надолго ли вы отлучились, будете ли вы обратно и желаете ли остаться сотрудником в Беседе нашей»[4], — писал Г. Р. Державин. Вопрос, насколько активно Е. И. Станевич сотрудничал в «Беседе любителей русского слова», остается открытым. Лишь в первом выпуске журнала была опубликована его статья «Размышления при гробе благодетеля»[4]. Она была посвящена памяти П. А. Демидова (мецената и основателя Коммерческого училища) и, как следовало из комментариев, была написана одним из учеников покойного — г. Станевичем. Автор комментариев Публиковаться анонимно Е. И. Станевича могла вынудить травля, развернутая против него в литературных журналах. В своем произведении «Певец в Беседе Славянорусов» К. Н. Батюшков называл Е. И. Станевича «обруганным Станевичем». А. Ф. Воейков вывел на него сатиру в своих поэмах «Дом сумасшедших» и «Парнасский календарь». В последней В 1816 г. состоялось первое крупное выступление русской православной оппозиции. Негодование оппозиционеров было направлено против религиозной политики Александра I в целом, конкретными предметами критики стали цензура духовных книг и мистическая литература. Заметную роль в начавшемся движении должны были сыграть писатели-«архаисты», чья деятельность была связана с защитой русского языка от зарубежного влияния и охранением традиционных ценностей консерваторов — самодержавия и религии. П. А. Кикин и Е. И. Станевич приняли участие в выступлении, А. С. Шишков «оставался в тени». Что же стало побудительной причиной к выступлению 1816 г.? С 1813 г. в России начало действовать Библейское общество, ставившее своей задачей перевод Библии на национальные языки и распространение ее в народе. Помимо основной своей деятельности члены Общества активно занимались пропагандой мистических идей, с позиций Русской православной церкви представляющих собой одну из разновидностей ересей. Благодаря государственной поддержке Российское библейское общество скоро приобрело очень большое влияние на умы россиян. В 1815 г. под влиянием деятелей Библейского общества Александр I распорядился начать работы по подготовке перевода Библии на русский язык. Президент Российского библейского общества (обер-прокурор Св. Синода) А. Н. Голицын передал Св. Синоду волю императора 28 февраля 1816 г.[4]. Мнение духовенства было составлено и доложено Александру I, результатом чего стало предложение Св. Синоду, переданное А. Н. Голицыным: «Его Императорское Величество усмотрел из доклада моего, что переложение Св. Писания с древнеславянского на ново Российское наречие можно; по мнению Св. Синода, поручить распоряжению Комиссии Духовных Училищ, от которой зависеть будет избрать способных людей к столь важному труду, а печатание предоставить Российскому Библейскому Обществу, на тех правилах, как в определении Св. Синода от 28 февраля изъяснено»[4]. Первоначальный перевод был разделен между протоиереем Г. П. Павским (Евангелие от Матфея), архимандритом Поликарпом (Евангелие от Марка), архимандритом Моисеем (Евангелие от Луки), архимандритом Филаретом (Евангелие от Иоанна). По совершении и пересмотру перевода в Академии он вносился в особый комитет, организованный при Библейском обществе, который согласно мнению Св. Синода должен был состоять только из духовных особ, что впоследствии было нарушено включением туда А. Н. Голицына и А. Ф. Лабзина. Перевод Библии проводился клириками Русской православной церкви и был сделан весьма добросовестно, хотя и не безупречно. При этом критиковали идею перевода даже в либеральном лагере. При выходе в свет первых экземпляров М. М. Сперанский писал своей дочери: «Сегодня, во время обыкновенного моего чтения, вместо греческого моего завета, мне вздумалось читать Евангелие в новом русском переводе. Какая разность, какая слабость в сравнении со славянским! Может быть, и тут действует привычка, но мне кажется — все не так и не на своем месте: хотя внутренне я убежден, что это все одно и то же, но нет ни той силы, ни того услаждения. Вообще я никогда не смел бы одобрить сего уновления. Знаю, что оно сделано с лучшими намерениями; может быть для тех, кои не привыкли к славянскому языку, это услуга. Но для чего бы кажется, не оставить их привыкнуть? Это стоит труда»[4]. Консерваторы, а в особенности писатели-«архаисты» в этом отношении были особенно непримиримы. Они не доверяли деятелям Библейского общества и ожидали от них подвоха. Их опасения вполне оправдались. На завершающем этапе работ А. Н. Голицын отошел от принятого решения печатать славянский текст Библии параллельно с русским. Это мотивировалось тем, что книги будут слишком громоздкими[4]. Хотя Библия печаталась без комментариев, но уже с 1815 г. в свете появилась масса мистических сочинений, предлагавших эти комментарии, составленные в чуждом православию духе. Появление в Санкт-Петербурге печатных листов одного из этих произведений, написанного директором Библейского общества пастором И. Е. Госснером, в 1824 г. привело к приостановке работ, а потом и к закрытию Библейского общества. В этой ситуации остро встала проблема цензуры духовных сочинений. 17 июня 1815 г. А. С. Шишков подал в Государственный совет свое мнение о цензуре. Он писал: «Худая цензура ведет к тому, что на одну хорошую книгу выпускается двадцать вредных. Они пытаются обмануть читателя, мешая ложь с правдой. Они используют язык полный иносказательных и темных слов делающих непонятным содержание и исподволь развращают читателя»[4]. В 1816 г. сходные идеи высказывались в сочинениях С. И. Смирнова и Е. И. Станевича. 29 апреля 1816 г. Е. И. Станевич поступил на службу в канцелярию по принятию прошений на высочайшее имя, которой заведовал статс-секре-тарь П. А. Кикин. Автор статьи в Русском биографическом словаре Н. Зарин отмечал, что именно П. А. Кикину Е. И. Станевич был обязан своим обращением к религии[4]. То, что известный писатель-«архаист» попал в Санкт-Петербург в период подготовки первого выступления русской православной оппозиции, случайным быть не могло. Оппозиционеры собирали все свои литературные силы для борьбы с «вредными книгами». После того как провалилась затея опубликовать «Вопль жены, обличенной в солнце» С. И. Смирнова, Е. И. Станевич выпустил в печать свою новую книгу «О суде по совести» (посвященную П. А. Кикину). Это произведение до сих пор не привлекало внимания исследователей, при этом не вызывает сомнения, что книга Е. И. Станевича была составной частью выступления оппозиционеров. Под видом советов молодым судьям и частным лицам о процедуре судопроизводства Е. И. Станевич обрушивался с критикой на некоторые явления российской религиозной жизни. По мнению автора, в основу суда должна была быть положена «Вера». «С верой передается нам премудрость», — писал он. — судьи должны уповать на нее. Далее автор конкретизировал свою мысль: «Законы без веры суть тьма, посреди которой всякая неправда совершается без зазрения может», «где мудрствование плотское увлекло себя от веры… там зло преуспело и вражда на Бога обнаружилась»[4]. Е. И. Станевич указывал на запад, где в университетах преподавание законов заменило преподавание веры, от чего произошли гибельные последствия для государств. Уже в предисловии Е. И. Станевич обращался к темам, поднимаемым и в «Вопле жены, обличенной в солнце». Рассматривая публикацию в печати материалов судебных дел, он замечал: «не должно сего права смешивать с правом свободного книгопечатания. Сколько то благопотребно, токмо напротив последнее вредно и пагубно»[4]. Автор писал о «темных законниках», сравнивая их с книжниками и фарисеями времен Иисуса Христа. Из дальнейшего текста становилось понятно, что под «темными законниками» Е. И. Станевич имеет в виду тех же лиц, которых критиковал С. И. Смирнов (авторов «вредных книг»): «Прелагайте всегда перед собой Бога, прославляемого в совете Святых, а не устами так называемых философов; это суть мертвецы. Сии-то люди, низвергая здравые понятия, утверждали на гибель нашу, сие злопагубные мнения, что разум человеческий не имеет надобности в свете Веры», «Разум без веры есть ров преисподней», «Презирая всякое книжное мудрствование, праведник вопиет к Богу Живому»[4]. Абстрактные рассуждения о ложной философии Е. И. Станевич переводил в критику светского брака: «Новые философы, слагающие свое учение не по духу веры, а по началам мира, дерзнули таинство брака не вменять за священное, но за обыкновенное дело человеческое»[4]. Далее автор вновь повторял, что новая философия породила революцию, и там, где нет веры, нет и законов. Определенное место Е. И. Станевич отводил и критике теории естественного закона: «Оное учение, проповедующее нам о каких то правах человеческих, в силу которых люди могут мыслить свободно, когда вся наша есть одно послушание Богу через Веру, вне которой не может быть ни свободы, ни разума»[4]. Центральное место в книге занимал разбор конкретных судебных дел, на материалах которых Е. И. Станевич доказывал: там, где есть вера, есть и справедливое судопроизводство. Общие выводы автора были весьма конкретны. «Где нет веры, там отечества быть не может», — писал он[4]. Деятели русской православной оппозиции однозначно ставили церковь выше государства, но заявлять об этом в печати обычно не решались. Вызывает удивление и другое место книги, крайне редко встречающееся в сочинениях консерваторов того времени: «Христианский слух стал ныне мало помалу отвыкать от имени дьявола, которого по их мнению (философов) нет в мире»[4]. Надо согласиться с Е. И. Станевичем, что вопреки православным догмам, по которым человек после грехопадения находился под властью дьявола и постоянно был осаждаем ордами демонов, мистики демонический мир вообще игнорировали, разбирая в своих сочинениях лишь то, как можно получить Иисуса Христа в свое сердце. Первом этапом в движении человека к соединению с христом было возбуждение |
|
|
|