<<<     ΛΛΛ     >>>   

22

за то, что писал в 1833 г. в книге «Введение в науку философии» об «уместности философского исследования». Обер-прокурор Синода Н. А. Протасов говорил: «К чему нужна философия, наука вольномыслия, вздоров и фанфаронства?». Его чиновники были согласны с этим мнением, указывая, что «от философии польза сомнительна, а вред возможен». Духовенство принимало меры к ограждению студентов от «мудрствований новейших философских систем». В 1850—1860 гг. преподавание философии в университетах было разрешено только духовным лицам.

В начале XX в. духовенство стало интересоваться развитием философского идеализма в Западной Европе, надеясь обрести в нем союзника в борьбе против распространения материализма и атеизма. Церковный журнал «Вера и разум» в 1911 г. в первом номере утверждал, что «теперь христианские ученые должны знать Канта, Гегеля, Шопенгауэра, Спенсера и даже Ницше. Новейшая теология неразлучна с философией». Однако консервативные православные богословы призывали к полному отрицанию философии, как ненужному и опасному «заблуждению». Георгий Флоровский посвятил книгу «Пути русского богословия», изданную в Париже в 1937 г., проповеди того, что всякое сожительство богословия даже с идеалистической философией вредно для православия, которое не нуждается в логических рассуждениях, а исходит из веры. Это глубоко понимал религиозный философ, русский белоэмигрант, профессор Сорбонны Лев Шестов, провозглашавший «пагубность» рационалистической философии, как чуждой «священному писанию». В книге «Афины и Иерусалим», изданной в Париже в 1951 г., он призывал к слепой вере, к отказу от знаний: «Вере Иерусалима нет необходимости идти за благословением в Афины». «Между Афинами и Иерусалимом нет и не должно быть мира, — писал Шестов, — из Афин — разумная истина, из Иерусалима — откровение. Откровение не вмещается в рамки разумных истин:

оно их взрывает». Поэтому антирационалист Шестов утверждал, что верующему для спасения своей веры необходимо «потерять разум».

Православная церковь, в отличие от католической, опираясь на учение Григория Богослова, не выделила из своей теологии никакой особой христианской филосо-

23

фии, она не поддержала священников П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова, В. В. Зеньковского, пытавшихся в XX в. создать «православную философию», чтобы с ее помощью перестроить средневековое православие на буржуазный лад, подновить казенную церковь, укрепить христианскую веру.

В России в годы реакции «могильные черви революции», как В. И. Ленин назвал кадетских богоискателей, стремившихся оживить закостеневшее православие, проповедовали «новое религиозное сознание», «неохристианство», чтобы помочь буржуазии обзавестись новой духовной палкой для усмирения народа. Они предлагали передовой интеллигенции вместо участия в революционном движении стать покорными «рабами Христа», отказаться от материалистической философии я вернуться к христианскому спиритуализму. «Неохристиане» советовали философам, чтобы «они искали бога» (Деян. ап., 17, 27), надеясь тем самым преодолеть конфликт между христианством, якобы обладающим истиной и философией, которая ищет ее. «Философия должна искать бога, — заявлял С. Н. Булгаков, — это ее высшая и последняя, пожалуй, единственная задача» (16, 390). С. Л. Франк уверял, что «единственным предметом философии есть бог» (92, 7). Богоискатели писали, что всякая более или менее продуманная философская система приводит к идее бога. Эти рассуждения правильны только по отношению к ненаучной, идеалистической философии.

Некоторые богоискатели объявляли философию, так же как и религию, верой, мечтали о создании нового культа с системой обрядов, облекали православие в философскую форму, а философию превращали в теософию. Н. А. Бердяев призывал философию освободиться от рационализма и сделаться «служанкой» религии. Он предлагал слить философию с теологией: «Философия должна быть органической функцией религиозной жизни ... искать своей пищи в религиозном опыте» (11, 14—15). Бердяев поучал, что научная философия есть в значительной мере предрассудок современного сознания, что философия не приживалка науки. Освобождая ее от научного знания, уверяя, что она не нуждается в нем, Бердяев широко открывал двери, чтобы наполнить идеалистическую философию мистикой. Он объявлял высшей реальностью миф, который требует не научного

24

познания, а веры. С. Н. Булгаков проповедовал, что мифология есть философия, а философия — это критическая мифология. Н. О. Лосский в статье «Мифическое и современное научное мышление» призывал обратиться к мифам, «осторожно вводить их в состав специальных наук». Все это ставило цель в конечном счете ослабить влияние марксистской философии на интеллигенцию. С. Л. Франк писал в книге «Философия жизни», что «чем глубже будут овладевать сознанием идеалистические мотивы, тем быстрее пойдет разрушение социализма».

Одной из центральных задач русского богоискательства было доказать наличие у философии религиозных корней. Богоискатели пытались выдать религиозное суеверие за источник философии, они хотели добиться того, чтобы нельзя было бы разобрать, где религия, а где философия, писали, что философия началась с мифов и кончится мифами.

Политический смысл этой проповеди состоял прежде всего в том, чтобы внушить, будто материалистическая философия это не наука, а вера, которая основана на мифе, а понятие материи якобы возникло из мифологических представлений первых философов. Но материя — это не мифологический образ. В. И. Ленин писал, что в мире нет ничего кроме движущейся материй. Материя — это философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в его ощущениях, которая копируется, фотографируется, отображается при помощи наших ощущений, существуя независимо от них.

Богоискатели в поисках синтеза идеалистической философии с теологией обращались к воззрениям христианского теософа В. С. Соловьева, которые сформировались в условиях политической реакции в пореформенный период, последовавший за спадом революционной ситуации 1859—1861 гг. и особенно в 80-е годы, и отразили кризис буржуазно-дворянской идеологии. Социальные идеи Соловьева, основанные на проповеди всемирной христианской теократии, были реакцией на материалистические и атеистические идеи революционных демократов, которых он считал «бесами». Соловьев отрицал классовую борьбу, называл социализм «своекорыстным стремлением неимущего класса», звал к смирению. Он верил в вещие сны и предсказания, в возможность

25

беседовать с умершими, в перевоплощение души. Соловьев страдал галлюцинациями, он говорил, что первое видение Софии (Премудрости божьей) посетило его, когда ему было девять лет, а затем она часто являлась ему. Вместо естественного полового общения, рассматриваемого Соловьевым как зло, не имеющее оправдания, он предлагал какое-то «мистическое содружество».

Соловьев видел основную свою задачу в укреплении религии, в том, чтобы «оправдать веру наших отцов». Он проповедовал «философию всеединства», мистическое «цельное знание» — христианскую «свободную теософию», якобы синтезирующую религию, философию и науку. Это был призыв к возврату к средним векам, к принципу: философия — служанка богословия. Отвергая материалистическое учение о единстве мира, Соловьев противопоставил материальному единству единство мира в боге. Он заимствовал это панентеистическое учение, исходящее из принципа, что бог есть «все во всех», у Ф. Шеллинга, который на закате своей жизни растворил философию в мистике, чтобы сокрушить «левогегельянскую крамолу», ее диалектику, названную А. И. Герценом «алгеброй революции».

В 1841 г. Ф. Шеллинг, прежний друг и соратник Гегеля, был приглашен прусским правительством на кафедру Берлинского университета для опровержения гегелевской философии, как основанной на «безбожном разуме». Шеллинг проповедовал «философию мифологии и откровения», по которой мифология отождествлялась с философией. После своей «философии природы», «трансцендентального идеализма» и «философии тождества», сыгравших большую роль в развитии немецкого классического идеализма, Шеллинг вернулся к тем идеям, которые владели им, когда он учился в Тюбингенском теологическом институте. Тогда еще для борьбы против французской материалистической философии, разрушавшей религиозные химеры, сын пастора Шеллинг мечтал соединить религию, науку и поэзию. Он написал диссертацию о «библейской философии», внушая, что только она — истинное мировоззрение, звал к мифотворчеству, к священным временам «молчания и тишины», к синтезу восточной мудрости «стран Утра» с философией западных «стран Вечера». Мистическая проповедь религиозных основ философии была полезна реакционерам, мечтавшим

26

удушить «дракона неверия». Л. Фейербах назвал Шеллинга «теософическим шутом», «философским Калиостро», который пытается увлечь слушателей «беспочвенной, детской фантастикой». Молодой Ф. Энгельс, слушавший лекции Шеллинга, разоблачил его обскурантизм в памфлетах «Шеллинг о Гегеле», «Шеллинг и откровение», «Шеллинг — философ во Христе или преображение мирской мудрости в мудрость божественную». Ф. Энгельс критиковал Шеллинга за переход в лагерь прусской реакции, за то, что он отказался от науки и разума и пытался теологизировать философию, приспособить ее для пропаганды мистики и восхваления монархии.

Нападки Шеллинга на рационализм Гегеля были вызваны тем, что великий диалектик под влиянием французских материалистов XVIII в. выступал против подчинения философии теологии. Философия, ставшая на собственную почву, всецело покидает «философствующую теологию и оставляет ее в стороне, отводит ей место по ту сторону себя, — писал Гегель. — Здесь, можно сказать, мы очутились у себя дома, и можем воскликнуть, подобно мореходу, долго носившемуся по бурному морю, „суша, суша!"» (22, 11, 252). Гегель ценил то, что французские философы-просветители XVIII в. критиковали «позорнейшее суеверие, глупость, обман духовенства». Для Гегеля «вера в могущество разума есть первое условие философских занятий... Скрытая сущность Вселенной не обладает в себе силой, которая была бы в состоянии оказать сопротивление дерзновению познания...» (22, 1, 16). Он часто ' повторял: «Слова, начертанные на покрывале Изиды:

„Я то, что было, есть и будет; никто из смертных не приподымал моего покрывала", исчезают перед могуществом мысли» (22, 2, 15). Гегель понимал, что религия призывает верить в свои догматы: «credo, quia absur-dum» (верую, ибо нелепо), а философия зовет исследовать, сомневаться и вой решать в поисках истины: «dubito, cogito, deduce». Но компромисс немецкой буржуазии с юнкерством привел Гегеля к возвеличиванию религии, которая якобы так же, как философия, содержит истину. Он призывал к поискам в оболочке религиозных мифов философских концепций, которых люди еще не могли создать, «выщелущивать из религии всеобщие мысли», «это содержание из мифов в форме философем» (22, 9, кн. 1,63). Однако он признавал, что отношение философии к рели-

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

И философские
История начинается в шумере
Многие ученые давно критиковали стремление вывести возникновение философии эллинов из их религии
113 древние египтяне находили пути решения конкретных задач опытным путем вавилоне человека
Человек