|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Закон компенсации, между прочим, сыграл большую роль в отношении
распространения христианства в конце II-в начале III в. Как известно, при
Антонинах и в особенности при Северах проявилось поразительное пробуж-
дение религиозной мысли в римском обществе с жаждой веры в возвышенное,
духовное и бессмертное.
Это явилось настоящей реакцией против злоупотребления чувственными
наслаждениями, столь распространенными в то время, путем замещения
общественной философии новым учением. К тому же Римская империя
принимала в свой пантеон богов всех завоеванных стран, благодаря чему
бесчисленное количество богов, естественно, подрывало в них веру и ослабило
социальное значение языческой религии.
В связи с вышеуказанным стремлением общества к возвышенному и
духовному были сделаны попытки морализовать древние мифы и одухот-
ворить языческую религию, но эти попытки уже не удовлетворяли общество.
В это-то время христианство с его учением о едином Боге на небесах и
духом общечеловеческой любви и всепрощения соответствовало наступившей
реакции и стало быстро завоевывать свои права. Геройский дух первых
христиан-мучеников, их непоколебимая вера в правоту своего учения и
непримиримость христианства с другими религиями, откуда и возникли
кровавые преследования, довершили дело победы христианства над языче-
ством.
На этом же законе компенсации основано то, что осуществление всего
великого в общественной жизни связано нередко с тяжелыми испытаниями
и только иногда, благодаря этим испытаниям и тяжелому страданию своих
защитников, оно получает осуществление и окончательное признание.
Ничем иным, как законом компенсации, объясняются и поразительные
противоречия, которые проявляются в коллективной жизни народов, особенно
в периоды смуты. Так, в самые трагические дни террора, сопровождаемые
почти беспрерывными казнями, когда на эшафоте гибнут сотни и тысячи
людей, все увеселительные заведения переполняются народом. Так было во
времена великой французской революции, так было и во время русской
революции. Причину этого надо видеть частью в том, что народ, ранее
лишенный всех видов удовольствия вследствие бедности и забитости,
выбившись на свободу, безгранично отдается всевозможным увеселениям,
ранее совершенно для него недоступным, частью же в потребности скрасить
тяжелые условия жизни увеселениями. Вот почему всевозможные виды
увеселений дают полные сборы в то время, когда царствует гильотина в
320
Париже, а у нас в период революции оживленно проходят <танцульки> во
время беспрерывных расстрелов и грабежей.
Нечто аналогичное можно видеть в том, как заключенные Парижа, над
которыми уже висел дамоклов меч гильотины, без всякой меры предавались
любовным похождениям. Вот, например, как описывают со слов совре-
менников жизнь в тюрьме консьержеров^' Парижа Кабанис и А. Насс:
<Пройдя первую решетку, а их было в общем не менее четырех, вы попадали
в пространство, окруженное кругом железными цепями. Здесь допускались
свидания с посетителями, но обыкновенно к заключенным приходили одни
женщины, их и принимали, конечно, всегда приветливее... здесь, по словам
одного из современников, мужья становились любовниками, а любовники
удваивали свою нежность. Было без особого договора условлено не обращать
более внимания на законы общественных приличий годные, конечно, лишь
тогда, когда возможно отложить излияние нежностей до другого, более
удобного, случая и места. Беззастенчиво раздавались направо и налево
нежнейшие поцелуи. Под покровом сумерек или просторного платья
обменивались смело излияниями нежности, удовлетворялись самые горячие
порывы. Подчас эти восторги прерывались видом несчастных, только что
приговоренных к смерти, которых проводили через этот же дворик из залы
судебных заседаний трибунала. Тогда на минуту кругом воцарялось гробовое
молчание, все испуганно переглядывались, а потом... потом снова раздавались
нежные слова, поцелуи, горячие объяснения, все принимало прежний вид,
все незаметно шло опять своим чередом.
Под главным входом наблюдалось почти то же. Вдоль длинных скамей
по стенам сидели мужья с женами и любовники с любовницами, все
обнимались и ласкались с таким же спокойствием и радостью, точно они
возлежали на ложе из роз. Иные лишь изредка плакали и стенали.
Во флигеле тюрьмы происходила игра амура с не меньшей интенсивно-
стью. Днем заботились о туалетах, и все принаряжались и прихорашивались,
а вечером любовь снова вступала в свои права. Все дисконтировалось^* в
ее пользу: вечерний сумрак, тень проносившегося облака, утомление стражи,
надзирателей, скромность и сон остальных заключенных>^.
На принципе компенсации или замещения основывается и процесс
сигнализации и применение так называемой символики. Необходимо иметь
в виду, что всякое сообщничество^* создает основание для развития спо-
собности сигнализировать один другому. Первичное сигнализирование есть
примитивный язык мимики. Эффект испуга, испытываемого одним
индивидом, есть уже сигнал об опасности для другого. Крики отчаяния
являются призывными криками о помощи и т. п. Мимика полового воз-
буждения есть опять-таки своего рода сигнал, приводящий в соответствующее
возбуждение индивидов другого пола. Стрекотание кузнечика, щебетание и
крики птицы, лай собаки, блеяние овцы, топанье кролика, мычанье коровы,
ржанье лошади, взвизгивание и другие звуки макаки - все это суть звуковые
сигналы, лежащие в основе языка животных "*, вполне понятного другим
животным того же вида и достигающие у человека развития сложной чле-
нораздельной речи.
Эти сигналы, конечно, не всегда бывают звуковые: они могут быть также
световые, например фонарь, у светляков, покраснение или посинение кожных
придатков у некоторых животных, механические, как например движение
усиков у муравьев и других придатков у насекомых, выразительные позы
и движения у многих животных, жесты у человека, пахучие - в виде отделений
у животных в периоде Течки и спаривания и т. п. Но всегда и везде они
^ Кабанис П., Насс А. Революционный невроз. С. 132.
21 В. М. Бехтерев
321
служат характеристическими признаками определенного состояния живот-
ного - сигналом или знаком его состояния для других, и в этом их значение.
<Когда олень вскидывает голову кверху, все другие олени делают то же
самое. Это есть знак, он означает: "слушай". Если первый олень не видит
предмета, привлекшего его внимание и кажущегося ему подозрительным,
он испускает низкий звук. Это есть слово, оно означает "осторожность".
Если он видит затем, что предмет не только подозрителен, но и опасен, он
делает дальнейшее употребление языка - интонацию: вместо низкого звука
"слушай", он испускает резкий громкий крик, означающий "бегите, спасая
свою жизнь". Отсюда природа языка: знак или жест, звук или слово, и
интонация>^.
Нечего говорить, что чем животное выше по развитию, тем его сигналы
многосложнее. Возьмем для примера собаку. Уже в лае собаки Ч. Дарвин
отметил от 4 до 5 видоизменений. Но ведь собака выражает свое состояние
не одним лаем, но и ворчанием, визгом, а также движениями хвоста, ушей,
мимикой лица, движением всего туловища, выражением глаз и т. п. Здесь
язык уже настолько разнообразен, что передает многие тонкости внутреннего
состояния собаки, которые не могут быть передаваемы например, птицей.
У обезьян имеется до 6 видоизменений голоса* и уже примитивный язык,
служащий для обозначения определенных предметов, помимо весьма раз-
нообразного языка телодвижений.
Человеческая речь, возникшая путем эволюции из примитивного языка
звуковых рефлексов, жестов и мимических движений - есть прямой продукт
социальности и развилась благодаря беспрерывному общению людей друг
с другом, без чего никакой сигнализации в форме речи не могло бы быть
и помину. Во всяком случае ряд фактов говорит за то, что эта способность
к сигнализации в отношении примитивных мимических и звуковых реф-
лексов не наследственна и, следовательно, не прирождена, другая же часть
приобретается опытом в форме высших или сочетательных рефлексов.""
Человеческая речь во всяком случае является приобретенной путем опыта.
В пользу этого может быть прежде всего приведен факт, что глухой от
рождения всегда в то же время оказывается и немым, но он заменяет
недостающую речь обилием жестов^.
С другой стороны, слепой от рождения беден жестами и мимикой, но
богат интонацией голоса. Человек, лишенный общения с себе подобными
от рождения, как Гаспер Ганс, лишается развитой речи. Наконец, человек,
рожденный от родителей одной нации и перевезенный в младенческом
возрасте в другую страну, приобретает речь этой страны, не сохраняя никаких
следов речи своих родителей.
Достойно внимания, что язык жестов и пантомимика развиваются под
контролем зрения, язык звуков - под контролем слуха. Между прочим ука-
зывают на значительное сходство между жестами и пантомимическими
движениями глухонемых и первобытных народов, и это оттого, что у пос-
ледних, как и у первых, при ограниченности звукового языка жесты и
пантомимические движения представляются хорошо развитыми.
Даже и жесты, употребляемые для сокращения, тождественны или сходны
в обоих случаях, как сходны эти движения и у различных народов. Все это
было бы загадочным, если бы не объяснялось тем, что эти жесты и пан-
^" Дрюммонд Г. Эволюция человека. С. 181. Цит. по Рибо Т. Эволюция общих идей. М"
<<< ΛΛΛ >>>
Лишены организации
Проявляющих свою соборную соотносительную деятельностьquot
Подобным же образом печать действует на коллектив путем убеждения °°
За этим последовало со стороны германии предъявление россии ультима- тума о демобилизации
Кол- лективное антагонистическое единство
|
|
