<<<     ΛΛΛ     >>>   

Разобранные нами явления , производимые чужим словом в сознании и в речи героя , в « Бедных людях » даны в соответствующем стилистическом облачении речи мелкого петербургского чиновника . Разобранные нами структурные особенности « слова с оглядкой », скрыто - полемического и внутреннедиалогического слова преломляются здесь в строго и искусно выдержанной социально - типической речевой манере Девушкина [123] . Поэтому все эти языковые явления – оговорки , повторения , уменьшительные слова , разнообразие частиц и междометий – в той форме , в какой они даны здесь , – невозможны в устах других героев Достоевского , принадлежащих к иному социальному миру . Те же явления появляются в другом социально - типическом и индивидуально - характерологическом речевом обличье . Но сущность их остается той же : скрещение и пересечение в каждом элементе сознания и слова двух сознаний , двух точек зрения , двух оценок так сказать внутриатомный перебой голосов .

В той же социально - типической речевой среде , но с иной индивидуально - характерологической манерой построено слово Голядкина . В « Двойнике » разобранная нами особенность сознания и речи достигает крайне резкого и отчетливого выражения , как ни в одном из произведений Достоевского . Заложенные уже в Макаре Девушкине тенденции здесь с исключительною смелостью и последовательностью развиваются до своих смысловых пределов на том же идеологически нарочито примитивном , простом и грубом материале .

Приведем речевой и смысловой строй голядкинского слова в пародийной стилизации самого Достоевского , данный им в письме к брату во время работы над « Двойником ». Как во всякой пародийной стилизации , здесь отчетливо и грубо проступают основные особенности и тенденции голядкинского слова .

« Яков Петрович Голядкин выдерживает свой характер вполне . Подлец страшный , приступу нет к нему ; никак не хочет вперед идти , претендуя , что еще ведь он не готов , а что он теперь покамест сам по себе , что он ничего , ни в одном глазу , а что , пожалуй , если уж на то пошло , то и он тоже может , почему же и нет , отчего же и нету Он ведь такой , как и все , он только так себе , а то такой , как и все . Что ему ! Подлец , страшный подлец ! Раньше половины ноября никак не соглашается окончить карьеру . Он уж теперь объяснился с его превосходительством , и пожалуй ( отчего же нет ) готов подать в отставку » [124] .

Как мы увидим , в том же пародирующем героя стиле ведется и рассказ в самой повести . Но к рассказу мы обратимся после .

Влияние чужого слова на речь Голядкина совершенно очевидно . Мы сразу чувствуем , что речь эта , как и речь Девушкина , довлеет не себе и не своему предмету . Однако взаимоотношения Голядкина с чужим словом и с чужим сознанием несколько иные , чем у Девушкина . Отсюда и явления , порождаемые в стиле Голядкина чужим словом , иного рода .

Речь Голядкина стремится прежде всего симулировать свою полную независимость от чужого слова : « он сам по себе , он ничего ». Это симулирование независимости и равнодушия также приводит его к непрестанным повторениям , оговоркам , растянутости , но здесь они повернуты не вовне , не к другому , а к себе самому : он себя убеждает , себя ободряет и успокаивает и разыгрывает по отношению к себе самому другого человека . Успокоительные диалоги Голядкина с самим собою – распространеннейшее явление в этой повести . Рядом с симуляцией равнодушия идет , однако , другая линия отношений к чужому слову – желание спрятаться от него , не обращать на себя внимания , зарыться в толпу , стать незаметным : « он ведь такой , как и все , он только так себе , а то такой , как и все ». Но в этом он убеждает уж не себя , а другого . Наконец третья линия отношения к чужому слову – уступка , подчинение ему , покорное усвоение его себе , как если бы он и сам так думал , сам искренне соглашался бы с этим : что он , пожалуй , готов , что « если уж на то пошло , то и он тоже может , почему же и нет , отчего же и нет ».

Таковы три генеральные линии ориентации Голядкина , они осложняются еще побочными , хотя и довольно важными . Но каждая из этих трех линий уже сама по себе порождает очень сложные явления в голядкинском сознании и в голядкинском слове .

Остановимся прежде всего на симуляции независимости и спокойствия .

Диалогами героя с самим собой , как мы сказали , полны страницы « Двойника ». Можно сказать , что вся внутренняя жизнь Голядкина развивается диалогически . Приведем два примера такого диалога :

« Так ли , впрочем , будет все это , – продолжал наш герой , выходя из кареты у подъезда одного пятиэтажного дома на Литейной , возле которого приказал остановить свой экипаж , – так ли будет все это ? Прилично ли будет ? Кстати ли будет ? Впрочем , ведь что же , продолжал он , подымаясь на лестницу , переводя дух и сдерживая биение сердца , имевшего у него привычку биться на всех чужих лестницах , – что же ? Ведь я про свое , и предосудительного здесь ничего не имеется … Скрываться было бы глупо . Я вот таким - то образом и сделаю вид , что я ничего , а что так , мимоездом … Он и увидит , что так тому и следует быть » (1, 215).

Второй пример внутреннего диалога гораздо сложнее и острее . Голядкин ведет его уже после появления двойника , то есть уже после того , как второй голос объективировался для него в его собственном кругозоре .

« Так - то выражался восторг господина Голядкина , а между тем что - то все еще щекотало у него в голове , тоска не тоска , – а порой так сердце насасывало , что господин Голядкин не знал , чем утешить себя . « Впрочем , подождем - ка мы дня , и тогда будем радоваться . А впрочем , ведь что же такое ? Ну , рассудим , посмотрим . Ну , давай рассуждать , молодой друг мой , ну , давай рассуждать . Ну , такой же , как и ты , человек , во - первых , совершенно такой же . Ну , да что ж тут такого ? Коли такой человек , так мне и плакать ? Мне - то что ? Я в стороне ; свищу себе , да и только ! На то пошел , да и только ! Пусть его служит ! Ну , чудо и странность , там говорят , что сиамские близнецы … Ну , да зачем их , сиамских - то ? положим , они близнецы , по ведь и великие люди подчас чудаками смотрели . Даже из истории известно , что знаменитый Суворов пел петухом … Ну , да он там это все из политики ; и великие полководцы … да , впрочем , что ж полководцы ? А вот я сам по себе , да и только , и знать никого не хочу , и в невинности моей врага презираю . Не интригант , и этим горжусь . Чист , прямодушен , опрятен , приятен , незлобив … » (I, 268 – 269).

Прежде всего возникает вопрос о самой функции диалога с самим собой в душевной жизни Голядкина . На этот вопрос вкратце можно ответить так : диалог позволяет заметить своим собственным голосом голос другого человека .

Эта замещающая функция второго голоса Голядкина чувствуется во воем . Не поняв этого , нельзя понять его внутренних диалогов . Голядкин обращается к себе , как к другому , – « мой молодой друг », хвалит себя , как может хвалить только другой , ласкает себя с нежной фамильярностью : « голубчик мой , Яков Петрович , Голядка ты этакой , – фамилия твоя такова !», успокаивает и ободряет себя авторитетным тоном старшего и уверенного человека . Но этот второй голос Голядкина , уверенный и спокойно - самодовольный , никак по может слиться с его первым голосом – неуверенным и робким ; диалог никак не может превратиться в цельный и уверенный монолог одного Голядкина . Более того , этот второй голос настолько не сливается с первым и чувствует себя настолько угрожающе самостоятельным , что в нем сплошь да рядом вместо успокоительных и ободряющих тонов начинают слышаться тона дразнящие , издевательские , предательские . С поразительным тактом и искусством Достоевский заставляет второй голос Голядкина почти нечувствительно и незаметно для читателя переходить из его внутреннего диалога в самый рассказ : он начинает звучать уже как чужой голос рассказчика . Но о рассказе несколько позже .

Второй голос Голядкина должен заместить для него недостающее признание его другим человеком . Голядкин хочет обойтись без этого признания , обойтись , так сказать , с самим собою . Но это « с самим собою » неизбежно принимает форму « мы с тобою , друг Голядкин », то есть принимает форму диалогическую . На самом деле Голядкин живет только в другом , живет своим отражением в другом : « прилично ли будет ?», « кстати ли будет ?». И решается этот вопрос всегда с возможной , предполагаемой точки зрения другого : Голядкин сделает вид , что он ничего , что он так , мимоездом , и другой увидит , « что так тому и следует быть ». В реакции другого , в слове другого , в ответе другого все дело . Уверенность второго голоса Голядкина никак не может овладеть им до конца и действительно заменить ему реального другого . В слове другого – главное для него . « Хотя господин Голядкин проговорил все это ( о своей независимости . – М . Б .) донельзя отчетливо , ясно , с уверенностью , взвешивая слова и рассчитывая на вернейший эффект , но между тем с беспокойством , с большим беспокойством , с крайним беспокойством смотрел теперь на Крестьяна Ивановича . Теперь он обратился весь в зрение , и робко , с досадным , тоскливым нетерпением ожидал ответа Крестьяна Ивановича » ( I , 220 – 221).

Во втором приведенном нами отрывке внутреннего диалога замещающие функции второго голоса совершенно ясны . Но , кроме того , здесь проявляется уже и третий голос , просто чужой , перебивающий второй , только замещающий другого , голос . Поэтому здесь наличны явления , совершенно аналогичные разобранным нами в речи Девушкина : чужие , получужие слова и соответствующие акцентные перебои : « Ну , чудо и странность , там говорят , что сиамские близнецы … Ну , да зачем их , сиамских - то ? положим , они близнецы , но ведь и великие люди подчас чудаками смотрели . Даже из истории известно , что знаменитый Суворов пел петухом … Ну , да он там это все из политики ; и великие полководцы … да , впрочем , что ж полководцы ?» ( I , 268). Здесь повсюду , особенно там , где поставлено многоточие , как бы вклиниваются предвосхищаемые чужие реплики . И это место можно было бы развернуть в форме диалога . Но здесь он сложней . В то время как в речи Девушкина полемизировал с « чужим человеком » один цельный голос , здесь – два голоса : один уверенный , слишком уверенный , другой слишком робкий , во всем уступающий , полностью капитулирующий [125] .

Второй , замещающий другого , голос Голядкина , его первый , прячущийся от чужого слова (« я как все », « я ничего »), голос , а затем и сдающийся этому чужому слову (« я что же , если так , я готов ») и , наконец , вечно звенящий в нем чужой голос находятся в таких сложных взаимоотношениях друг с другом , что дают достаточный материал для целой интриги и позволяют построить всю повесть на них одних . Реальное событие , именно неудачное сватовство к Кларе Олсуфьевне , и все привходящие обстоятельства в повести , собственно , не изображаются : они служат лишь толчком для приведения в движение внутренних голосов , они лишь актуализируют и обостряют тот внутренний конфликт , который является подлинным предметом изображения в повести .

Все действующие лица , кроме Голядкина и его двойника , не принимают никакого реального участия в интриге , которая всецело развертывается в пределах самосознания Голядкина , они подают лишь сырой материал , как бы подбрасывают топливо , необходимое для напряженной работы этого самосознания . Внешняя , намеренно неясная интрига ( все главное произошло до начала повести ) служит также твердым , едва прощупывающимся каркасом для внутренней интриги Голядкина . Рассказывает же повесть о том , как Голядкин хотел обойтись без чужого сознания , без признанности другим , хотел обойти другого и утвердить себя сам , и что из этого вышло . « Двойника » Достоевский мыслил как « исповедь » [126] ( не в личном смысле , конечно ), то есть как изображение такого события , которое совершается в пределах самосознания . « Двойник » – первая драматизованная исповедь в творчестве Достоевского .

В основе интриги лежит , таким образом , попытка Голядкина , ввиду полного непризнания его личности другими , заменить себе самому другого . Голядкин разыгрывает независимого человека ; сознание Голядкина разыгрывает уверенность и самодостаточность . Новое , острое столкновение с другим во время званого вечера , когда Голядкина публично выводят , обостряет раздвоение . Второй голос Голядкина перенапрягает себя в отчаяннейшей симуляции самодостаточности , чтобы спасти лицо Голядкина . Слиться с Голядкиным его второй голос не может ; наоборот , все больше и больше звучат в нем предательские тона издевки . Он провоцирует и дразнит Голядкина , он сбрасывает маску . Появляется двойник . Внутренний конфликт драматизуется ; начинается интрига Голядкина с двойником .

Двойник говорит словами самого Голядкина , никаких новых слов и тонов он с собой не приносит . Вначале он прикидывается прячущимся Голядкиным и Голядкиным сдающимся . Когда Голядкин приводит к себе двойника , этот последний выглядит и ведет себя как первый , неуверенный голос во внутреннем диалоге Голядкина (« Кстати ли будет , прилично ли будет » и т . п .): « Гость ( двойник . – М . Б .) был в крайнем , по - видимому , замешательстве , очень робел , покорно следил за всеми движениями своего хозяина , ловил его взгляды и по ним , казалось , старался угадать его мысли . Что - то униженное , забитое и запуганное выражалось во всех жестах его , так что он , если позволит сравнение , довольно походил в эту минуту на того человека , который , за неимением своего платья , оделся в чужое : рукава лезут наверх , талия почти на затылке , а он то поминутно оправляет на себе короткий жилетишко , то виляет бочком и сторониться , то норовит куда - нибудь спрятаться , то заглядывает всем в глаза и прислушивается , не говорят ли чего люди о его обстоятельствах , не смеются ли над ним , не стыдятся ли его , – и краснеет человек , и теряется человек , и страдает амбиция … » ( I , 270 – 271).

Это характеристика прячущегося и стушевывающегося Голядкина . И говорит двойник в тонах и в стиле первого голоса Голядкина . Партию же – второго – уверенного и ласково - ободряющего – голоса ведет по отношению к двойнику сам Голядкин , на этот раз как бы всецело сливаясь с этим голосом : « … мы с тобой , Яков Петрович , будем жить , как рыба с водой , как братья родные ; мы , дружище , будем хитрить , заодно хитрить будем ; с своей стороны будем интригу вести в пику им … в пику - то им интригу вести . А им - то ты никому не вверяйся . Ведь я тебя знаю , Яков Петрович , и характер твой понимаю : ведь ты как раз все расскажешь , душа ты правдивая ! Ты , брат , сторонись от них всех » ( I , 276) [127] .

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Сознания
Сознание героя дано как другое
Советский писатель
Тема сознания