ΛΛΛ     >>>   

При ознакомлении с обширной литературой о Достоевском создается впечатление , что дело идет не об одном авторе - художнике , писавшем романы и повести , а о целом ряде философских выступлений нескольких авторов - мыслителей – Раскольникова , Мышкина , Ставрогина , Ивана Карамазова , Великого инквизитора и других . Для литературно - критической мысли творчество Достоевского распалось на ряд самостоятельных и противоречащих друг другу философских построений , защищаемых его героями . Среди них далеко не на первом месте фигурируют и философские воззрения самого автора . Голос Достоевского для одних исследователей сливается с голосами тех или иных из его героев , для других является своеобразным синтезом всех этих идеологических голосов , для третьих , наконец , он просто заглушается ими . С героями полемизируют , у героев учатся , их воззрения пытаются доразвить до законченной системы . Герой идеологически авторитетен и самостоятелен , он воспринимается как автор собственной полновесной идеологической концепции , а не как объект завершающего художественного видения Достоевского . Для сознания критиков прямая полновесная значимость слов героя разбивает монологическую плоскость романа и вызывает на непосредственный ответ , как если бы герой был не объектом авторского слова , а полноценным и полноправным носителем собственного слова .

Совершенно справедливо отмечал эту особенность литературы о Достоевском Б . М . Энгельгардт . « Разбираясь в русской критической литературе о произведениях Достоевского , – говорит он , – легко заметить , что , за немногими исключениями , она не подымается над духовным уровнем его любимых героев . Не она господствует над предстоящим материалом , но материал целиком владеет ею . Она все еще учится у Ивана Карамазова и Раскольникова , Ставрогина и Великого инквизитора , запутываясь в тех противоречиях , в которых запутывались они , останавливаясь в недоумении перед не разрешенными ими проблемами и почтительно склоняясь перед их сложными и мучительными переживаниями » [2] .

Аналогичное наблюдение сделал Ю . Мейер - Грефе . « Кому когда - нибудь приходила в голову идея – принять участие в одном из многочисленных разговоров « Воспитания чувств »? А с Раскольниковым мы дискутируем , – да и не только с ним , но и с любым статистом » [3] .

Эту особенность критической литературы о Достоевском нельзя , конечно , объяснить одною только методологическою беспомощностью критической мысли и рассматривать как сплошное нарушение авторской художественной воли . Нет , такой подход критической литературы , равно как и непредубежденное восприятие читателей , всегда спорящих с героями Достоевского , действительно отвечает основной структурной особенности произведений этого автора . Достоевский , подобно гетевскому Прометею , создает не безгласных рабов ( как Зевс ), а свободных людей , способных стать рядом со своим творцом , не соглашаться с ним и даже восставать на него .

Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний , подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского . Не множество характеров и судеб в едином объективном мире в свете единого авторского сознания развертывается в его произведениях , но именно множественность равноправных сознаний с их мирами сочетается здесь , сохраняя свою неслиянность , в единство некоторого события . Главные герои Достоевского действительно в самом творческом замысле художника не только объекты авторского слова , но и субъекты собственного , непосредственно значащего слова . Слово героя поэтому вовсе не исчерпывается здесь обычными характеристическими и сюжетно - прагматическими функциями [4] , но и не служит выражением собственной идеологической позиции автора ( как у Байрона , например ). Сознание героя дано как другое , чужое сознание , но в то же время оно не опредмечивается , не закрывается , не становится простым объектом авторского сознания . В этом смысле образ героя у Достоевского – не обычный объектный образ героя в традиционном романе .

Достоевский – творец полифонического романа . Он создал существенно новый романный жанр . Поэтому - то его творчество не укладывается ни в какие рамки , не подчиняется ни одной из тех историко - литературных схем , какие мы привыкли прилагать к явлениям европейского романа . В его произведениях появляется герой , голос которого построен так , как строится голос самого автора в романе обычного типа . Слово героя о себе самом и о мире так же полновесно , как обычное авторское слово ; оно не подчинено объектному образу героя как одна из его характеристик , но и не служит рупором авторского голоса . Ему принадлежит исключительная самостоятельность в структуре произведения , оно звучит как бы рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же голосами других героев .

Отсюда следует , что обычные сюжетно - прагматические связи предметного или психологического порядка в мире Достоевского недостаточны : ведь эти связи предполагают объектность , опредмеченность героев в авторском замысле , они связывают и сочетают завершенные образы людей в единстве монологически воспринятого и понятого мира , а не множественность равноправных сознаний с их мирами . Обычная сюжетная прагматика в романах Достоевского играет второстепенную роль и несет особые , а не обычные функции . Последние же скрепы , созидающие единство его романного мира , иного рода ; основное событие , раскрываемое его романом , не поддается обычному сюжетно - прагматическому истолкованию .

Далее , и самая установка рассказа – все равно , дается ли он от автора или ведется рассказчиком или одним из героев , – должна быть совершенно иной , чем в романах монологического типа . Та позиция , с которой ведется рассказ , строится изображение или дается осведомление , должна быть по - новому ориентирована по отношению к этому новому миру – миру полноправных субъектов , а не объектов . Сказовое , изобразительное и осведомительное слово должны выработать какое - то новое отношение к своему предмету .

Таким образом , все элементы романной структуры у Достоевского глубоко своеобразны ; все они определяются тем новым художественным заданием , которое только он сумел поставить и разрешить во всей его широте и глубине : заданием построить полифонический мир и разрушить сложившиеся формы европейского , в основном монологического ( гомофонического ) романа [5] .

С точки зрения последовательно - монологического видения и понимания изображаемого мира и монологического канона построения романа мир Достоевского может представляться хаосом , а построение его романов – каким - то конгломератом чужеродных материалов и несовместимых принципов оформления . Только в свете формулированного нами основного художественного задания Достоевского может стать понятной глубокая органичность , последовательность и цельность его поэтики .

Таков наш тезис . Прежде чем развивать его на материале произведений Достоевского , мы проследим , как преломлялась утверждаемая нами основная особенность его творчества в критической литературе . Никакого хоть сколько - нибудь полного очерка литературы о Достоевском мы не собираемся здесь давать . Из работ о нем XX века мы остановимся лишь на немногих , именно на тех , которые , во - первых , касаются вопросов поэтики Достоевского и , во - вторых , близко всего подходят к основным особенностям этой поэтики , как мы их понимаем . Выбор , таким образом , производится с точки зрения нашего тезиса и , следовательно , субъективен . Но эта субъективность выбора в данном случае и неизбежна и правомерна : ведь мы даем здесь не исторический очерк и даже не обзор . Нам важно лишь ориентировать наш тезис , нашу точку зрения среди уже существующих в литературе точек зрения на поэтику Достоевского . В процессе такой ориентации мы уясним отдельные моменты нашего тезиса .

Критическая литература о Достоевском до самого последнего времени была слишком непосредственным идеологическим откликом на голоса его героев , чтобы объективно воспринять художественные особенности его новой романной структуры . Более того , пытаясь теоретически разобраться в этом новом многоголосом мире , она не нашла иного пути , как монологизировать этот мир по обычному типу , то есть воспринять произведение существенно новой художественной воли с точки зрения воли старой и привычной . Одни , порабощенные самою содержательною стороной идеологических воззрений отдельных героев , пытались свести их в системно - монологическое целое , игнорируя существенную множественность неслиянных сознаний , которая как раз и входила в творческий замысел художника . Другие , не поддавшиеся непосредственному идеологическому обаянию , превращали полноценные сознания героев в объектновоспринятые опредмеченные психики и воспринимали мир Достоевского как обычный мир европейского социально - психологического романа . Вместо события взаимодействия полноценных сознаний в первом случае получался философский монолог , во втором – монологически понятый объектный мир , соотносительный одному и единому авторскому сознанию .

Как увлеченное софилософствование с героями , так и объектно безучастный психологический или психопатологический анализ их одинаково не способны проникнуть в собственно художественную архитектонику произведений Достоевского . Увлеченность одних не способна на объективное , подлинно реалистическое видение мира чужих сознаний , реализм других « мелко плавает ». Вполне понятно , что как теми , так и другими собственно художественные проблемы или вовсе обходятся , или трактуются лишь случайно и поверхностно .

Путь философской монологизации – основной путь критической литературы о Достоевском . По этому пути шли Розанов , Волынский , Мережковский , Шестов и другие . Пытаясь втиснуть показанную художником множественность сознаний в системно - монологические рамки единого мировоззрения , эти исследователи принуждены были прибегать или к антиномике , или к диалектике . Из конкретных и цельных сознаний героев ( и самого автора ) вылущивались идеологические тезисы , которые или располагались в динамический диалектический ряд , или противопоставлялись друг другу как неснимаемые абсолютные антиномии . Вместо взаимодействия нескольких неслиянных сознаний подставлялось взаимоотношение идей , мыслей , положений , довлеющих одному сознанию .

И диалектика и антиномика действительно наличествуют в мире Достоевского . Мысль его героев действительно иногда диалектична или антиномична . Но все логические связи остаются в пределах отдельных сознаний и не управляют событийными взаимоотношениями между ними . Мир Достоевского глубоко персоналистичен . Всякую мысль он воспринимает и изображает как позицию личности . Поэтому даже в пределах отдельных сознаний диалектический или антиномический ряд – лишь абстрактный момент , неразрывно сплетенный с другими моментами цельного конкретного сознания . Через это воплощенное конкретное сознание в живом голосе цельного человека логический ряд приобщается единству изображаемого события . Мысль , вовлеченная в событие , становится сама событийной и приобретает тот особый характер « идеи - чувства », « идеи - силы », который создает неповторимое своеобразие « идеи » в творческом мире Достоевского . Изъятая из событийного взаимодействия сознаний и втиснутая в системно - монологический контекст , хотя бы и самый диалектический , идея неизбежно утрачивает это свое своеобразие и превращается в плохое философское утверждение . Поэтому - то все большие монографии о Достоевском , созданные на пути философской монологизации его творчества , так мало дают для понимания формулированной нами структурной особенности его художественного мира . Эта особенность , правда , породила все эти исследования , но в них менее всего она достигла своего осознания .

Это осознание начинается там , где делаются попытки более объективного подхода к творчеству Достоевского , притом не только к идеям самим по себе , а и к произведениям как художественным целым .

Впервые основную структурную особенность художественного мира Достоевского нащупал Вячеслав Иванов [6] , – правда , только нащупал . Реализм Достоевского он определяет как реализм , основанный не на познании ( объектном ), а на « проникновении ». Утвердить чужое « я » не как объект , а как другой субъект – таков принцип мировоззрения Достоевского . Утвердить чужое « я » – « ты еси » – это и есть та задача , которую , по Иванову , должны разрешить герои Достоевского , чтобы преодолеть свой этический солипсизм , свое отъединенное « идеалистическое » сознание и превратить другого человека из тени в истинную реальность . В основе трагической катастрофы у Достоевского всегда лежит солипсическая отъединенность сознания героя , его замкнутость в своем собственном мире [7] .

 ΛΛΛ     >>>   

Разрывая единства целого и
Каков его голос и в рассказе мы
Иной форме во всех празднествах карнавального типа
Для его самосознания
В большинстве же случаев речь макара девушкина о себе самом определяется отраженным словом другого
Бахтин М. Формы времени и хронотопа в романе электронная литературоведения