<<<     ΛΛΛ     >>>   

Гудели топотом копыт... Орлиная разжалась лапа

...Водопроводы и аркады И выпал мир. И принял Папа

Неимоверные громады Державу, и престол воздвиг.

Дворцов и ярусы колонн, И новый Рим процвел — велик,

Сжимая и тесня друг друга, И необъятен, как стихия32

Но высшее цветение «римской» темы — в соответствующих стихах Мандельштама и в «Римских сонетах» Вяч. Иванова33. Здесь могут быть названы лишь некоторые аспекты этой темы.

У Мандельштама Рим занимает особое место в его историософической схеме. Более того, он некая категория в мире культурных и нравственных ценностей, вечный эталон, мерило. Рим всегда с поэтом, он как бы разлит в мире и в любом месте может быть вызван, стать. Рим — как вечное возвращение (retour eternel): Я в Риме родился, и он ко мне вернулся, — скажет поэт. И как только под Феодосией ...римской ржавчиной окрасилась долина, Рим настал, вспоминались Цезаря прекрасные черты, увиделись Капитолий и Форум, услышался «шум времени»34. Рим не только и не столько город, сколько вселенная, мир, природа, человек, его место и функция: Не город Рим живет среди веков, а место человека во вселенной; — Природа — тот же Рим и отразилась в нем35; — И морщинистых лестниц уступки | ...Поднял медленный Рим- человек и др. Наконец, Рим — священное место, цель духовного паломничества, куда влечет посох-свобода36.

Образ странника с посохом, отправляющегося в Рим, появляется и в стихах Вяч. Иванова: ...о вселенское Небо святое, \ Ты, что снова зовешь посох мой странничий в Рим | (Как на распутьях моих и некогда — раз ли то было?— | Мне ты являло один — в Город единственный — путь)... Это влечение понятно и органично для того, чья духовная родина — Рим: Тебя, кого всю жизнь я славил, \ Кто стал отечеством моим, \ Со днем рожденья не поздравил | Я в срочную годину Рим! — Рим—Roma становится сквозной темой «Римских сонетов» (1924—1925), и идея Рима-мира выпукло, многообразно и виртуозно представлена в этом цикле, аккумулирующем многие традиционные мотивы «Римского текста». В этом отношении характерен первый из сонетов:

Вновь, арок древних верный пилигрим, В мой поздний час вечерним «Ave, Roma» Приветствую, как свод родного дома, Тебя, скитаний пристань, вечный Рим.

Мы Трою предков пламени дарим; Дробятся оси колесниц меж грома И фурий мирового ипподрома: Ты, царь, путей, глядишь, как мы горим.

И ты пылал и восставал из пепла,

И памятливая голубизна

Твоих небес глубоких не ослепла.

И помнит, в ласке золотого сна,

Твой вратарь кипарис, как Троя крепла.

Когда лежала Троя сожжена.

Гибель старой Трои и становление новой Трои, будущего Рима — еще одна вариация вергилианской темы. Апофеоз Рима имеет и фоническое отражение: все стихотворение как бы мерцает отсылками к Рим—Roma, повторяющимися почти с принудительной обязательностью, которая тем более подчеркивается оправданным содержательно полным отсутствием соответствующих звуковых комплексов в четырех стихах подряд (9—12)37. Ср. еще несколько примеров этого рода: Неузнаны, явились (помнят саги) \ На стогнах Рима боги-пришлецы \ И в нем остались до скончины мира. | И юношей огромных два кумира | Не сдвинулись тысячелетья с мест (2-й сонет); — Рима... гонима... дробима... неукротима... мраморного... (3-й сонет); — ...прохлады... громады... царица... Сребром... Морские... Рима... Я за плечо бросал в тебя монеты (8-й сонет) и др. В некоторых подобных текстах степень сгущения звуковых элементов, имитирующих имя города, настолько велика, что не остается сомнений в наличии анаграмм. Правда, тайный нерв самой идеи анаграммы, связанной с крипто-грамматическим уровнем, обычно оказывается подорванным введением в текст самого тайного имени (что исключалось правилами построения архаичных индоевропейских анаграмм). Но в других случаях, если говорить о принципе, количественные критерии при определении анаграмм должны расцениваться как слишком слабые. Все решает наличие указаний «качественного» характера — нахождение в тексте некоей «ключевой» конфигурации, намекающей на смысл анаграммируемого слова. Открытие анаграммы всегда есть решение задачи, разгадка. Когда нет ключа и, следовательно, нет разгадки, целесообразно говорить не об анаграмме, а о потенциальной анаграмматической ситуации.

В поэзии последних лет своей жизни Вяч. Иванов изменяет своим прежним устойчивым пристрастиям к форсированной звуковой структуре текста и к созданию анаграмматических ситуаций. Так, в «Римском Дневнике», где образ Рима решительно выведен из круга связей с идеей мира и дан вне каких-либо форсированных звуковых ассоциаций, исключением является лишь одно стихотворение, имеющее особое отношение к жизни поэта в Риме:

И вдруг умолкли... Рушит лом Здесь колесница миродержца

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

В загадках ответ
Появление слова мир отношении перекличке
Как вам грустно вспоминать о вашем изгнании из земного рая обитель покорной
Im от первой фразы истории тита ливия сказать спасибо