<<<       >>>   

Сторонники тезиса о высоком уровне «исторического сознания» греков обычно ссылаются на наличие в Греции литературных произведений, в которых описывается «прошлое». На самом деле этот аргумент некорректен. Дело в том, что в этом случае подразумевается: раз в сочинениях греческих авторов, посвященных обществу, описываются действия или события, предшествующие моменту написания, то эти сочинения можно трактовать как описание «прошлого», и они автоматически заносятся в разряд «историй» или «историографии». Но эта ситуация определяется прежде всего спецификой социальной реальности, отличающей ее от природного мира. Социальная реальность есть продукт человеческих действий, каждое из которых имеет моментный характер. В результате любое описание человеческих действий (социальной реальности) оказывается описанием прошлого, так как эти действия уже совершены к моменту рассказа о них.

217

Конечно, речь не идет о том, что греки не знали о последовательности событий во времени (соответственно не оперировали понятиями «раньше — позже» и «до этого — после этого»). Но тем не менее четкого разделения настоящего и прошлого в Древней Греции явно не существовало, по крайней мере до эллинистической эпохи 35 . Как показано в многочисленных исследованиях, это было связано с некоторыми особенностями мифологического мышления (об этом см. т. 2).

С некоторой долей условности можно сказать, что темпоральные представления древних греков и, в частности, концептуальное различение прошлого и настоящего, начинают складываться только в эпоху эллинизма и примерно соответствующий ей по времени римский позднереспубликанский период.

Еще более отчетливо чувство прошлого проявляется в римском раннеимператорском периоде (периоде принципата) 36 . Сама политическая система Рима способствовала становлению чувства прошлого в гораздо большей степени, чем полисная организация Греции классического периода. Идея Рима включала постулат о возрастании его могущества, т. е. предполагала осознание изменений во времени. Как считает П. Бёрк, представления об изменениях во времени у Цицерона, Лукреция и других выглядят гораздо более современными, чем что-либо написанное в эпоху Ренессанса 37 .

Возникновение понятия изменений было тесно связано с началом формирования структуры прошлого. В частности, римские авторы уже отчетливо различали более далекое и близкое прошлое (см., например: Цицерон. «О законах»). В античном Риме возникают и первые схемы прошлого — например, в работах римских писателей эпохи гражданских войн и принципата Августа, по-видимому, впервые появляется аналогия истории общества с развитием человека и выделением соответствующих «возрастов» римского «мира», — как правило четырех: младенчество, или детство; отро-

35 См.: Chatelet 1962.

36 Напомним, что эпоха эллинизма обычно датируется 336/323—30 гг. до н. э. (от воцарения или от смерти Александра Македонского до покорения Римом последнего эллинистического государства — Египта), но в ее рамках можно выделить период с 280 г. до н. э., когда завершился распад империи Александра на отдельные государства. Позднереспубликанский период истории Рима датируется 287—31 гг. до н. э. (от закона Гортензия, придавшего законодательную силу решениям плебейских комиций, до установления империи). Ранне-императорский период, или период принципата, датируется 31 г. до н. э.— 284 г. н. э., позднеимператорский период (период домината) датируется 284—476 гг.

3 ? Burke 1969: 141.

218

чество, или юность; зрелость; старость, или дряхлость. Эту аналогию использовали Цицерон, Саллюстий, Теренций Варрон, Анней Флор, Аммиан Марцеллин, Лактанций и др. (подробнее см. т. 2).

Но уже в эпоху поздней античности (позднеимператорский период) чувство прошлого начинает постепенно разрушаться, причем существенную роль в этом сыграло распространение позднеиуда-истических и раннехристианских представлений о прошлом, настоящем и будущем. Как отмечают многие исследователи, в принципе вся библейская история после Моисея в значительной мере выступает как описание хода исполнения пророчеств, открывшихся Моисею при заключении «договора» с Богом 38 . Традиция замещения настоящего и прошлого будущим сохраняется и в дальнейшем — известно, что часть ветхозаветных Книг Пророков, в момент их написания являвшихся описанием прошлого и настоящего, представлена в виде описаний будущего. Но своего апогея эта традиция достигает в позд-неиудейской апокрифической апокалиптической литературе (Книгах Еноха и др.).

Как отмечает С. Аверинцев, визионерствующие апокалиптики не берут на себя роль прямого получателя Божественных откровений, а принимают личину хранителей древних тайных пророческих предсказаний. Отсюда — анонимность и псевдоанонимность авторов «откровений». Для осмысления истории таким авторам нужна воображаемая наблюдательная точка вне истории, т. е. в самом ее начале, куда апокалиптик

«...помещает своего двойника, дав ему имя хотя бы того же Еноха. Глазами этого своего двойника он видит прошедшее и настоящее как будущее, одновременно притязая на то, чтобы знать будущее с той же непреложностью, с которой знают прошедшее и настоящее» (Аверинцев 1975: 272).

Вывод о некоторой утрате чувства прошлого в патристической литературе становится вполне очевидным, если сопоставить способы членения прошлого, предлагавшиеся христианскими авторами III—V вв., с их «языческими» прототипами. Таковы, например: предложенная Юлианом Африканским ок. 220 г. н. э. схема шести тысячелетий мировой истории (отталкиваясь от новозаветного «у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день» — Второе послание Петра, 3, 8); разработанная св. Августином схема шести возрастов мира, позаимствованная им у Аннея Флора, но приложенная к библейской истории; наконец, сконструированная св. Иеронимом схема «четырех царств». В отличие от четко датиро-

38 Sheridan 1994: 137—139.

219

ванных и по сути исторических римских схем они или имели чисто механический характер, или были привязаны к слабо датированным событиям библейской истории (Сотворение мира, потоп, рождение Аврама и т. д.), или вообще не датировались, как в случае с четырьмя царствами. Поэтому в рамках христианской теологии понятия прошлого и его структуры оказались, как ни странно, несколько размыты (подробнее об этом см. т. 2).

После падения Рима добавилось еще и влияние примитивных варварских темпоральных представлений, которые подробно рассмотрены, в частности, А. Гуревичем 39 . В результате, как заметил М. Барг,

«...в средневековом историзме были совмещены все три модальности времени, тем самым будущее наряду с прошедшим и настоящим превращалось в предмет веры, т. е. „позитивного исторического знания". Впрочем, „историческое" знание будущего не было более поразительной его особенностью, чем „фактическое" знание той части прошедшего, когда не только не существовало ни одной из форм фиксации человеческой памяти, но и не было самого человека» (Барг 1987: 167).

 <<<       >>>   

Узкая трактовка понятия идеология как самостоятельного типа знания связана с работой к
Тико идеологических перемен нарративная история исторических личностей истории поведения
Изучая представления
Консулы луций юний основания интервал
Концептуализировал понятие личности