|
|
<<< ΛΛΛ >>>
Атлантика, Ла-Манш и Северное море - оперативное пространство
будущего, где вскоре стали плавать одни только круглокорпусные суда;
с другой стороны - Средиземное море, бассейн древних торговых путей
и длиннокорпусных галер, которые, за немногими блестящими исключе-
ниями, утратили всякую роль в океане уже с окончанием XVI века.
Таким образом, Франции требовались не один, а два флота. В ре-
зультате ей приходилось либо все умножать на два, либо - как чаще
всего и получалось - все на два делить. Испания, столкнувшись с той
же самой проблемой (при том выгодном отличии, что океан и Внутрен-
нее море соединяются у ее берегов, в Гибралтаре), еще в 1617 году, по
совету неаполитанского вице-короля герцога Осуиского, стала использо-
вать как в океане, так и в Средиземном море галионы '^. В дальнейшем
повсеместно пришлось ставить на вооружение линейный корабль -
плод компромисса между круглокорпусным и длиннокорпусным судном.
Но и упростив таким образом состав своего флота, Франция по-прежне-
му стояла перед неразрешимой проблемой, усугублявшейся еще и тем,
что командование вечно не решалось сосредоточить все военно-морские
силы по ту или другую сторону, как этого подчас требовала обстановка.
Например, в 1692 году французский флот был разбит в сражении при
Ла-Уг - тогда как «если бы Тулонская эскадра могла соединиться
с Брестской, то Турвиль получил бы в свое распоряжение более восьми-
десяти кораблей - учитывая их боевые качества, более чем достаточно,
чтобы разгромить девяносто девять кораблей англо-голландской эскад-
ры» '^. Такая же трагедия разыгралась и в 1805 году, при попытке
подготовить десант в Булонском лагере. Таким образом, военно-морская
мощь Франции страдала своего рода структурным недугом. Чтобы
преодолевать его, требовались грандиозные усилия всей страны, к кото-
рым ее могла принудить лишь твердая воля государства; но такую волю
оно проявляло редко. Правда, Ришелье и Кольбер немало потрудились
для воссоздания военного флота, но зато ни Людовик XIV, ни тем более
Регент (вообще упразднивший военный флот вместе с торговым), ни
Людовик XV не сознавали, сколь высоки ставки в этой игре. Дейст-
вительно, на протяжении долгого полувекового периода от Утрехтского
(1713) до Парижского договора (1763) «военно-морские силы Франции
существовали только на картинах господина Берне» '^. Людовик XVI
(настоящим хобби которого, пишет Ален Гийерм, было вовсе не слесар-
ное, а морское дело) попытался было исправить положение, но, к сожа-
лению, слишком поздно.
Великолепно расположенная в центре Европы для ведения кон-
тинентальных войн, Франция в военно-морской области пала жертвой
III. Решающий тест: граница
своего географического положения. Она так и не смогла или не сумела
в полной мере реализовать те козыри, которыми на первый взгляд
наделила ее природа и история. Природный заключался в том, что, как
пишет Пьер Гуру, «ни одна страна в Европе не обладает столь протя-
женным, разнообразным и удобным морским побережьем. Сколько здесь
отличных гаваней, расположенных в устье широких рек, что ведут
в глубь страны!» '" Исторический же козырь состоял в том, что с присо-
единением Нормандии, Бретани, Лангедока, Прованса Франция одно-
временно приобрела и целые народности потомственных мореходов.
Корабли Жана де Вьена плавали рядом с кастильцами и португаль-
цами, вместе с баскскими корсарами... Со включением же во Француз-
ское королевство Бретани (окончательно состоявшимся в 1532 году)
союзниками Франции стали лучшие европейские мореплаватели XVI
века. И, однако, все эти дары судьбы оказались во многом бес-
полезными!
На самом деле причина тому заключалась не только в неблагоприят-
ном факторе «двух морей». Для ведения и планирования широкомасш-
табной политики на морях Франция должна была бы выполнить одно
непременное условие - вырваться из осиного гнезда беспрерывных
сухопутных войн, с тем чтобы, подобно англичанам, вести только одну
войну - на море, и иметь только один военный бюджет - военно-
морской. Для подобного выбора требовались не только прозорливость,
удачливость, настойчивость, но и способность противостоять давлению
воинственного дворянства, готового в любой момент выступить в поход
по дорогам Европы. В волнующем по сей день «Историческом учебнике
внешней политики» Эмиля Буржуа "' повествуется об этих драматичес-
ких колебаниях Франции между сушей и морем, всякий раз получавших
неверное разрешение. Еще в 1740 году, в самом конце своей нескончаемо
долгой жизни, старый кардинал де Флери упрямо боролся за то, чтобы
остановить начинавшуюся войну за австрийское наследство. Но для
Франции без войны на суше - и жизнь не в жизнь. А разве Европа
могла отказать ей в таком удовольствии?
Таким образом, военно-морской потенциал Франции зачастую оста-
вался невостребованным, или востребованным не в полной мере, или
искусственно подорванным. Предоставленные самим себе, наши моряки
поступали на службу в иностранные флоты, которые вечно страдали от
нехватки экипажей. Стоило же Франции начать вновь снаряжать свой
флот, как они возвращались на родину, дезертируя с испанских, маль-
тийских, английских, а чаще всего - голландских кораблей, «преиспол-
ненные сожаления о долгих своих скитаниях и горячего желания оста-
288
ток своих дней с пользой послужить королю, вознося хвалы господу за
то, что после столь длительного пренебрежения мореплаванием» '""
Франция наконец-то одумалась. В пору снаряжения флота Кольбером
во Францию вернулось чуть ли не 30 000 моряков; скорее всего эта
цифра, названная французским послом в Гааге, преувеличена, но мас-
совый возврат на родину действительно имел место.
И все-таки главная беда была не в том, что все ресурсы отнимала
сухопутная война. Пьер Виктор Малуэ '^, который, прежде чем стать
депутатом Генеральных штатов и Учредительного собрания, долгое
время служил во флоте (целых семь лет - порядочный срок! - он
занимал пост морского интенданта в Тулоне, куда был назначен 1 нояб-
ря 1781 года), указывал на основное препятствие, которого так и не
смогла преодолеть политика французского государства. «Сам Кольбер,
при всей своей высочайшей просвещенности,- пишет он,- слишком
спешил добиться крупных успехов на море, не успев утвердить самые
основы морской мощи; а ведь он лучше, нежели кто-либо иной, пони-
мал, что создать флот и набрать в него моряков возможно лишь при
наличии широкой экспортной торговли. Это доказывают нам все его
шаги, направленные к созданию и поощрению мануфактур; но едва
лишь благодаря ему у нас в стране появились матросы торгового флота,
как он сам же забрал их во флот военный, так что бурный рост нашей
военно-морской мощи быстро прекратился за недостатком пищи; между
тем соперники наши, опередив нас в строительстве морского флота на
два столетия, смогли сохранить и даже увеличить свои силы». Итак,
наша неудача носила экономический характер. Скажем даже яснее - то
была неудача французского «капитализма». И действительно, тот же
Малуэ продолжает: «Морская торговля не может процветать при режиме
абсолютной власти и под бременем налогов, порождаемых потребностя-
ми роскошества и почти непрерывным состоянием войны. Только свобо-
да промышленности и спекуляции способна создать класс богатых
капиталистов, в отсутствие которых никогда не развернется широко
коммерческая деятельность, благоприятствующая приумножению и вы-
возу за границу производимых в стране товаров; между тем ни в собра-
ниях наших, ни в народных нравах мы до сих пор не видали того духа
предприимчивости и экономии, какой потребен для создания и содержа-
ния крупного торгового флота - этой непременной и прочной основы
военно-морской мощи» "".
Сказано справедливо, хотя и жестковато. Вообще главная беда
состояла в том, что Франции так и не удалось сколько-нибудь надолго
стать первой экономической державой Европы, то есть ее центром.
289
Исключая -да и то с оговорками - лишь «континентальный» век
шампанских ярмарок, европейское богатство никогда не концентрирова-
лось во Франции. Отсутствие же этого важнейшего фактора лишало
Францию и многих других преимуществ, в том числе главного. Мы
имеем в виду избыток экономических ресурсов, превосходство в креди-
тах, интенсивность деловой жизни, крупные накопления капиталов,
широкомасштабные морские перевозки - одним словом, экономическое
могущество, дающее средства для долгосрочных проектов. Анж Гудар,
говоря о положительном влиянии Ришелье на судьбу нашего флота,
справедливо пишет: «Чтобы сделать Францию великой морской дер-
жавой, потребовалось бы столетие»'"*".
26 октября 1761 года хорошо осведомленный наблюдатель сообщал
из Тулона: «Франции никогда не быть могучей державой, вызывающей
страх и уважение у соседей, если только она не станет владычицей
морей, и... на этой водной равнине армия в двадцать тысяч человек
снискала бы ей больше чести и выгоды, нежели двухсоттысячная армия
на суше. Одним словом... кто владеет морем, тот владеет всем миром» '"".
Подобную роль Франция так и не смогла сыграть до конца.
IV. ЗАРИСОВКИ КРУПНЫМ ПЛАНОМ:
ЕСТЬ ЛИ В НИХ НУЖДА?
Для решения трудных проблем бывает полезно представить круп-
ным планом тот или иной фрагмент прошлого. Таким образом удается
сократить ученый труд, которому иначе не было бы видно конца.
Возможно, к числу подобных проблем относится и наша проблема
границ: ведь она охватывает всю историю Франции и включает в себя
такую массу известных науке фактов, которую ни один историк не смог
бы одолеть в одиночку. В таких условиях желанным выходом из
положения как раз и может оказаться исследование крупным планом -
при всей его неполноте и приблизительности.
Понятно, что эта операция не решит проблему раз и навсегда, но по
крайней мере она доставит нам удовольствие понаблюдать вблизи и изо
дня в день, как жили в прошлом наши границы. А такой опыт полезен
и поучителен.
Чтобы не слишком увлекаться наблюдениями и повествованием, мы
ограничимся здесь всего двумя путешествиями. Одно из них - в Мец, на
сухопутную границу, второе - в Тулон, на границу морскую. Они
10 Ф. Бродель
<<< ΛΛΛ >>>
Потом уже промышленностью
Вместо кольца торговых городков здесь было кольцо настоящих городов
С его налетом живости конечно
Ему хотелось предстать перед ними в образе избавителя
Таким образом
|
|
