<<<     ΛΛΛ     >>>   

* С соответствующими изменениями (лат.).

III. Промышленность и индустриализация                  283

вие; мануфактурщик спрашивает совета у ученого [...] и, поддерживая
друг друга, они вместе идут по пути совершенствования промышленнос-
ти» ^. Эти слова - дальновидное прозрение будущего, но применитель-
но к Франции своего времени они, пожалуй, грешат чрезмерным оп-
тимизмом. Зато в Англии разрыв между наукой и техникой был уже
преодолен.

Однако изобретения и их применение - это явления культуры,
которые сами собой получают широкое хождение и распространение,
подобно всем явлениям культуры. Напрасно пытаться держать их
в секрете, как пыталась это делать Англия в пору первой промыш-
ленной революции. Машины и технологические приемы с Британских
островов весьма быстро пересекли Ла-Манш. Уже со второй половины
XVIII в. многие английские или шотландские дельцы стали создавать
предприятия во Франции - таким был, например, Уилкинсон, который
вместе с Иньясом де Венделем стал одним из основателей заводов
Ле-Крезо. Эти предприниматели занимались изготовлением на месте
английской «механики». Вслед за ними, а то и раньше них в Нор-
мандию, Лион, Форез отправлялись британские рабочие и мастера.
В то же время французские предприниматели и инженеры все чаще
ездили в Англию, занимаясь тем, что ныне называется промышленным
шпионажем '". Прерванное было Революцией, это двустороннее дви-
жение возобновилось с еще большей силой после 1815 г. И к тому
времени, когда в 1842 г. Англия наконец дала разрешение на вывоз
своих машин, из нее все уже было вывезено во Францию '". В част-
ности, все инженеры первых французских железных дорог прошли
английскую выучку - даже те из них, кто физически никогда и не
покидал континента.

Собственно говоря, подобное расползание изобретений - явление
столь же древнее, как и само изобретательство. А поскольку человечест-
во всегда отличалось изобретательностью, то изобретения издревле
распространялись по всей планете: так было с бронзой и железом
в доисторическую эпоху; с шелком, о котором столь долго мечтала
Византия и который она наконец заполучила при Юстиниане; с поро-
хом, вывезенным из Китая; или, если говорить о делах более близких
к нам, так было с горнопромышленным и типографским искусством,
которые благодаря немецким рабочим уже в XV в. разнеслись по всей
Европе, а вскоре затем и за ее пределы. Англичане и сами практиковали
промышленный шпионаж в начале XVIII в., чтобы построить у себя
шелкосучильные машины, изобретенные в Болонье и более столетия
державшиеся там в секрете ^.

284                      Глава четвертая. Суперструктуры

Зато далеко не столь старинным явлением был постоянный диалог
между наукой и техникой - или, вернее, технологией, под которой
я понимаю вторичную науку, имеющую дело с опытом, причем ее
скромные деятели зачастую, сами того не ведая, отличаются подлинно
научным складом ума. Словом, это как бы два этажа одного и того же
здания. В данном случае диалектика вполне уместна. Но если в наши
дни наука и технология беспрестанно ставят друг другу новые задачи, то
в старину это случалось реже. В XVI в. мастера и подрядчики венециан-
ского Арсенала - в ту пору главного на Западе центра технического
прогресса - обратились за помощью к знаменитому математику Тар-
талье. Их интересовало, под каким углом должна стрелять бомбарда,
чтобы добиться максимальной дальнобойности. Математик установил,
что этот оптимальный угол возвышения - 45° "". Но историку трудно
будет привести много примеров такого рода до XVIII в. Зато уже
с самого начала массовой индустриализации имя им - легион.

Первый пример напрашивается сам собой: это паровая машина,
главный символ прогресса в XIX в. Разве не явилась она результатом
долгой взаимной помощи, какую оказывали друг другу техника (прежде
всего она) и теоретическая наука? И разве, однажды утвердившись
в своем первоначальном виде, она не стала - по мере того как ее
эксплуатировали и выдвигали множество связанных с нею проектов -
возбуждать, провоцировать, настоятельно ставить все новые и новые
научные задачи? X. Дж. Хендерсону даже принадлежит знаменитая
острота: «Наука обязана паровой машине большим, чем паровая маши-
на - науке» T. Это очевидно. Первый локомотив, достойный так назы-
ваться,- «The Rocket», «ракета» (1829),- был изобретен английским
рабочим Джорджем Стефеисоном (1781-1848), который, пройдя перепо-
дготовку, стал инженером '"". Итак - слава технике! Да, но ведь ориги-
нальной чертой ракеты явилось применение камеры сгорания с соплом,
изобретенной французским инженером Марком Сегеном (1786-1875),
племянником Жозефа Монгольфье ^". Значит, в известном смысле -
слава теории! А теория, в свою очередь, извлекла пользу из опытов,
связанных с применением паровой машины: таким образом, примерно
в 1860 г. родилась термодинамика, новейшая процветающая отрасль
физики ^'. Действительно, сами несовершенства паровых машин стано-
вились вопросами, настоятельными проблемами для науки. В рабочем
цилиндре локомотива пар почему-то переставал подчиняться старому
закону Мариотта и ни с того ни с сего терял 15-50% своей мощности;
и так продолжалось до тех пор, пока в 1870 г. эльзасский промышлен-
ник Гюстав Адольф Ирн (1815-1890), кстати сказать, увлекавшийся

III. Промышленность и индустриализация                  285

метафизикой, не разрешил проблему - практически она сводится к то-
му, чтобы избежать образования и присутствия в цилиндре воды ^.

Разумеется, это параллельное развитие продолжалось и дальше, по
мере того как совершенствовались локомотивы и другая железнодорож-
ная техника - рельсы, шпалы для их укладки, вагонные сцепки,
колеса, способные катиться вверх по склону...

«Наука и техника», «техника и наука» - о развитии этого неисчер-
паемого сюжета свидетельствуют многочисленные преобразования, ко-
торые претерпевала во Франции и за ее пределами металлургия. «XIX
век отмечен бурным ростом применения железа и стали - как в совер-
шенно новых функциях, например для производства железнодорожных
рельсов, так и для замены старых материалов, например в строитель-
ных балках, мостовых фермах и других строительных конструкци-
ях» T. Здесь ход движения определялся пользователем, клиентом, кото-
рый задавал свои требования, стимулировал производство и внедрение
новинок. Переход с древесного угля на кокс сделал возможной выработ-
ку дешевой высококачественной стали; Бессемер (1856-1859), Мартен
(1864), Гилкрист Томас (1878)- этими именами ознаменованы этапы
«металлургической революции», возникновение «научной черной метал-
лургии», обусловленное в первую очередь потребностью в износе- и уда-
роустойчивых рельсах. Качественная продукция давала дополнитель-
ную прибыль, которой в годы Второй империи пользовалась фирма
Венделя ^*. И вот мало-помалу развертывались поиски новых сплавов,
для чего создавались лаборатории, системы научной информации. Та-
ким образом, утверждалась научная, чрезвычайно многопрофильная
металлургия.

Такой же диалог между наукой и техникой происходил в области
электричества. Однако здесь ход процесса оказался обратным: по сло-
вам Франсуа Карона, «электричество сначала стало наукой, а потом
уже промышленностью» "^. Теоретические достижения, от которых за-
висело все остальное, были осуществлены Ампером (1775-1836), Aparo
(1786-1853), Фарадеем (1791-1867), Максвеллом (1831-1879)...
И лишь затем на сцену выступила практика, опытное применение.
Случилось это благодаря таким людям, как Луи-Франсуа Бреге (1804-
1883), часовщик и физик, или Вернер фон Сименс (1816-1892), артил-
лерийский офицер, инженер и предприниматель, или же- пример
особенно эффектный- Зеноб Грамм (1826-1901). Этот замечательный
изобретатель родился неподалеку от Льежа, в многодетной и более чем
скромно жившей семье. Вечно «не в ладах с грамотой», он плохо учился,
кое-как зарабатывал на жизнь столярным ремеслом, хотя и отличался

286                      Глава четвертая. Суперструктуры

поразительной искусностью. В 1855 г. он оказался в Париже, по-преж-
нему столярничая и по-прежнему бедствуя. В 1860 г. он поступил на
работу столяром-краснодеревщиком в компанию «Альянс», специализи-
ровавшуюся на производстве электрической аппаратуры. Аппаратура
эта его буквально заворожила, и позднее, получив место на фабрике
золотых и серебряных изделий Кристофля, где применялась гальваноп-
ластика, он стал думать о создании новой электрической машины.
Никому, естественно, не было дела до его прожектов, и в 1869 г. он
«установил элементы машины у себя на кухонном столе» с помощью
жены ^'. Задержавшись из-за войны, он чуть позже представил свою
динамомашину в Академию наук - это и была «машина Грамма»,
работавшая от рукоятки, та самая, которую еще несколько десятилетий
назад можно было встретить в наших школьных кабинетах физики.
Подключенная к паровому двигателю, она могла, вместо того чтобы
вращаться от электрического тока, наоборот, производить его сама.
Конечно же, изобретатель, сам того не зная, воспользовался идеями
и решениями, найденными до него, и физики обычно оспаривают заслу-
ги, признаваемые за столяром-изобретателем историками. Однако ис-
торики, думается, правы. В цепи технических новинок и промышлен-
ного прогресса Грамм ознаменовал собой важнейшее звено.

А дальше дело пошло еще быстрее. Примерно до 1870 г. «производ-
ство электроэнергии... служило главным образом для удовлетворения
весьма ограниченных нужд телеграфной связи» "'", этого, как пишет
Морис Дома, «первого симптома современной промышленности», поя-
вившегося в 1830-х годах. И лишь позднее электричество стало входить
в повседневный быт людей. В 1879 г. Сименс построил первый элек-
трический локомотив; в 1883 т. Депре соорудил 14-километровую ли-
нию электропередачи между Визилем и Греноблем; в 1888 г. в Париже
пустили электрический трамвай "°; в 1906 г. в столице имелся уже 671
километр проводов сети электрического освещения, в то время как
газовая осветительная сеть насчитывала 250 000 километров '"". В то же
самое время тяжелая химическая промышленность пережила полный
переворот благодаря электрохимии. Наконец, появился новый энерго-
носитель- «белый уголь», который начиная с 1890-х годов начал
конкурировать с угольной топкой и паровой машиной в выработке
электричества.

Впрочем, кто же не знает, что за последнее столетие промышлен-
ность вообще произвела переворот в технике и нравах людей? Я помню,
как до 1924 г. регулярно бывал в деревне в департаменте Мёз и как над
столом у нас светилась подвешенная на крюке большая керосиновая

III. Промышленность и индустриализация                  287

лампа, вся из белого фарфора, с таким же белым фарфоровым абажу-
ром. Помню и газовую лампу, накрытую хрупким ауэровским колпач-
ком,- при ее свете в Париже до 1920 г. я готовил уроки.

Еще два-три личных воспоминания: помню свое забавное недоуме-
ние, когда мать году в 1910-м тщетно пыталась объяснить мне, что такое
кино. В 1913 году, вместе со своим замечательным учителем латыни из
лицея Вольтера Александром Мерло, я впервые увидел в парижском
небе аэроплан. Примерно в то же время я чуть ли не с ужасом впервые
в жизни подошел к телефонному аппарату. И наконец, в сентябре 1913
года в Тревре (департамент Мёз) родители каждый по отдельности
рассказывали мне, как поздно ночью сосед, державший в городке лавку
модных товаров, подвез их на своем автомобиле.

Сначала «как», затем «почему». Использованная нами класси-
фикация Юбера Буржена, даже будучи уточнена и снабжена при-
мерами, помогает лишь в систематизации и описании фактов. Как
же подступиться к причинам, которыми обусловлены констатируемые
в ней категории, как выявить смысл эволюции и тех поступков,
которыми она сопровождалась? При взгляде на обширную истори-
ческую картину развития французской промышленности возникает
потребность выяснить, заметны ли в ней некие закономерности, спо-
собные повторяться, а если так, то и производить более или менее
аналогичные последствия- Жорж Гурвич, избегавший слова «за-
коны», которое он справедливо полагал неуместным в «науках» о че-

Первую из таких закономерностей можно было бы назвать «вторым
провидением». Эта необычная формула встречается в сравнительно
поздней книге Антуана Кайо: промышленность, пишет он, «в своей
неустанной активности являет собой словно второе провидение» ^°.
Имеется в виду - для бедных. Сама идея была уже не нова. Разве не
о том же самом пишет Савари де Брюлон в «Словаре коммерции» (1760)?
«С давних пор мы видим, как чудеса промышленности распускаются
пышным цветом среди нужды»,- читаем мы в нем ^". В 1730 г. интен-
дант Лангедока Бавиль возносил хвалы не столько Провидению, сколь-
ко изобретательности людей,- «природа словно воздает промышлен-
ностью и... коммерческими талантами за ту обделенность, от коей
страдают жители бесплодных и неблагодарных земель» ^".

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

И торговец
Средний размер состояния французов за период 1825 1914 гг департамента населения
Отвлекли из деревень более пя тидесяти тысяч граждан истории четвертая
Бродель Ф. Что такое Франция истории Европы 11 гектара
Присланному в 1762 году крестьянами деревни сен парду ла круазий их интенданту тюрго