<<<     ΛΛΛ     >>>   

Самыми значительными такими фактами бытия на протяжении тысячелетий культурной истории человечества являются экзистенциальные состояния (вера, забота, страх, одиночество, смерть и т.п.), а также бытие Бога как первопричины и первоосновы бытия человека. Человек - единственное в природе несамодостаточное (по А.Гелену - «незавершенное», «неопределившееся») существо. Свойством его бытия является интенциональность, постоянное стремление выйти «за себя», вовне. Человек, по словам Жака Маритена, «обладает прогрессирующей природой» .

Существенный аспект личностно ориентированного изучения истории культуры - представление о человеческом творчестве как основном культурном факторе. Оно было обозначено в философии марбургской школы (Г.Коген) и развито в персоналистской философии. Творчество есть как определенное качество человеческой деятельности, так и форма самореализации личности. Культура является плодом уникального творчества человека, человеческого участия в бытии. Это - человеческое измерение бытия, автопортрет человека.

Нет нужды спорить с тем, что эмпирические обстоятельства человеческого существования кладут свою печать на культурную историю. Однако нет и необходимости абсолютизировать внешнее влияние, представляя его ключом к истории культуры. (А опыты такого рода производятся и в последние годы; например, Э.С.Кульпин развивает идеи об определяющем влиянии ландшафта и климата на русскую культуру, общественно-политическую жизнь и мировоззрение.) С предлагаемой здесь позиции важно в культуре не столько то, что она представляет собой некий побочный продукт объективных процессов развития, механизм «объективации» (по Бердяеву), завершенную объективную системную целостность, принудительно регулирующую жизнь людей, сколько факт ее создания и признания человеком; важна культура в ее зависимости от человеческого сознания и целесообразного действия, в ее смысловой значимости для личности. Культура осознается как способ взаимодействия человека с миром, как активная миропреобразующая деятельность, с ее средствами и механизмами. В этом, деятельностном, аспекте мое понимание культуры вполне гармонично сочетается с идеями подобного рода, сформулированными как в активистской философской доктрине К.Маркса, так и в позднесоветской теории культуры. Подробно проследил такую деятельностную диалектику творчества-воспроизведения и М.С.Каган, которым человек определен, в частности, как Homo creator .

Как отмечают В.П.Зинченко и Е.Б.Моргунов, антропоцентрический подход к культуре фиксирует тот факт, что культурная деятельность - итог труда, усилий . Как правило, основные культурные свершения и достижения не являются результатом забав и развлечений. Культура требует работы, вложения сил, известных напряжений. Человек в процессе культурной деятельности всегда имеет дело с чем-то внешним по отношению к себе, с чем-то чуждым и трудным. В этой деятельности человек (по определению Ж.Лакруа, «бытие, способное трудиться» ) рождается во второй раз, проходит испытание и создает не только предметы культуры, но и самого себя в культурном измерении. Нельзя считать, что культура есть нечто органически присущее человеку, наподобие физиологической функции. Бессмысленно натурализировать культуру, сводить ее к естественному самопроявлению человека. Напротив, культура - это преодоление человеком начальных элементарных заданностей его существования. Она оказывается необходимостью, поскольку человек в его реальном историческом состоянии изначально исключен из окружающего мира, чужд ему. Константа его бытия - инакость миру. Содержанием его культурной деятельности становится упорное трудовое преодоление этой чуждости, инакости, поиск ресурсов коммуникации с миром, обретение в мире родного Ты .

Созидание культуры определено строением личности, ориентированной вовне посредством «призвания», «воплощения» и «сопричастности». По определению Э.Мунье, «моя личность есть во мне присутствие и единство надвременного призвания, которое призывает меня к постоянному самопревосхождению и действует через рассеивающую его материю по направлению к всегда неполному, повторяющемуся объединению присутствующих во мне элементов», обеспечивая присутствие здесь и теперь, в конкретном субъекте и объединяя человека с другими людьми в общем деле .

Таким образом, своеобразие персоналистского подхода к изучению культуры видится не в том, что она детерминирована извне и в свою очередь навязывает себя человеку, а в том, что в ней есть человеческий смысл. В культуре важно свободное целеполагание и смыслотворчество личности, порождающее всё разнообразие личного и общественного духовного опыта и всю культурную практику, идеи, образы, мнения, представления, картину мира, культурное поведение и его плоды, артефакты ; культурная активность может быть определена через понятие действия, данное М.Вебером: «Действием» мы называем действие человека (независимо от того, носит ли оно внешний или внутренний характер, сводится ли к невмешательству или терпеливому приятию), если и поскольку действующий индивид или индивиды связывают с ним субъективный смысл » . Культура в персоналистском и «понимающем» аспекте ее истолкования строится «снизу вверх», как свободная активность человека, взыскующего смысла, в разных «мирах опыта» («конечных областях значений» - по А.Шюцу), на религиозном, художественном, экономическом, политическом и прочих поприщах.

Процесс культурного творчества и его плоды есть отклик на некие потребности человека, есть результат реализации человеком своего насущного запроса. Вопрос о потребностях и их роли в культуре разработан подробно . Для образовательных целей человеческие потребности можно представить сконцентрированно, в духе суждения С.Н.Булгакова, утверждавшего, что «истинной демаркационной чертой, отделяющей человеческое от животного, является недовольство существующим и стремление к лучшему будущему» . В принципе всё многообразие целей культурного творчества можно свести к двум основным целевым программам .

Первая из них - адаптация . Адапционистские идеи в историко-культурном контексте были сформулированы культурантропологами Б.Малиновским и А.Радклифф-Брауном, затем их развивали на Западе Т.Швартц, а в России Э.С.Маркарян, видевшие в культуре совокупность адаптивных моделей. По логике этой теории, адаптация являет собой способность системы для самосохранения приводить себя по принципу обратной связи в соответствие со средой, реализующуюся посредством культурных мутаций и инноваций. Культура есть очевидный механизм приспособления человека к чуждой для него среде. Мир, природа, история, обстоятельства создают проблемы, бросают вызов - и человек для того, чтобы обеспечить условия для выживания, создает культуру - некую прослойку между беззащитным я и чуждой средой. Тип и вид культуры определен и вынужден характером вызова. Культура по происхождению оказывается, согласно различным адапционистским концептам, явлением термальным, метеорологическим, даже желудочным, диетическим и т.п.. Ее связывают с географией, видами обеспечения жизнедеятельности (охота, земледелие, скотоводство, торговля и т.п.). Характерно и время от времени возникающее сегодня ницшеанского типа утверждение, что культуру создал страх; культура оказывается ширмой, за которой человек прячется от непостижимого и ужасного бытия. Другой, восходящий к Фрейду, мотив культуротворчества - адаптация к собственным комплексам, душевным маниям, посредством их сублимации либо, напротив, форсированной реализации и энергичной «борьбы за существование» (напр., гипотеза Б.Ф.Поршнева о приобретении человеком разума, способности к разумной, осмысленной деятельности, как отдаленном результате адельфофагии - поедания себе подобных .

Это целеполагание нередко берется за основу при осмыслении истории культуры. Трудно оспаривать его применимость в каких-то рамках. Однако совершенно очевидно, что культурная деятельность вовсе не сводится к целям адаптации, не исходит исключительно из объективных условий и предпосылок, не детерминирована ими. Многое (и даже главное) в культуре выходит за пределы простого приспособления. Мало того, культура, с адаптивной точки зрения, бывает избыточна, нетрезва, героична, «глупа», подчас самоубийственна (вспомним, например, о ритуале дуэли, об аскетическом самоистязании плоти в монашестве, о практике священных войн, крестовых походов).

Есть второе генеральное целеполагание культуры. В его рамках базисным центром культуры являются идеальный проект и его реализация. На такое целеполагание указывает М.С.Каган . Это некое «задание», по определению С.Н.Булгакова , то задание, которое человек определяет для себя свободно, по своей доброй воле, исходя не из объективных предпосылок, а из субъективных мотиваций, имеющих насущную значимость и вовлекающих человека в культуротворческую активность, опредмечивающую деятельность духа в культурных формах. Выбранный проект становится «смысловой доминантой» , определяющей значимость всех других смыслов и отношений.

Это самопроектирование, трансцендирование человека, не связанное логикой внешней детерминации; поиск, определяемый горизонтом высших ценностей. Такая деятельность по структуре своей телеологична. Как замечает Э.Мунье, «трансцендентное устремление личности есть не некое возбуждение, но отрицание себя как замкнутого, самодостаточного, изолированного мира. Личность не есть бытие, она - движение бытия к бытию и обретает устойчивость благодаря бытию, к которому устремляется (...) личность в конечном итоге - это движение к трансперсональному » . Трансценденция в сфере культурного творчества раскрывается в содержании основного проекта, который человек кладет в основание своей культуры. По своей сути это мобилизующий человеческие силы и средства, духовную и физическую энергию идеальный проект спасения от общего зла бытия (нужды, заботы, болезни, старости) и утверждения гармонии между собой и миром. В конечном счете речь должна идти о проекте победы над смертью и ее замещениями, достижения вечности. Содержанием такого проекта оказывается идеальный образ бытия, некий гармонический универсум на последней грани всякой наличной реальности. Он возникает на горизонте человеческого сознания из «ничто», из эдемской прапамяти и сориентированного на идеал воображения, а затем прилагаются усилия и делаются попытки его утвердить, реализовать, достичь и удержать, что и составляет содержание проективной (трансцендирующей) культуры. Э.Мунье в той же связи говорит о ценностях, обнаруживающих себя «в глубинах свободы, в акте выбора» и являющих собой род «призыва», на который устремляется трансцендирующий субъект .

Проективная культура не фиксирует наличность, она есть не пустое подобие и воспроизведение текущей жизни - но прорыв в иное, попытка в формах и актах здешней жизни выразить иную, неналичную истину или ценность, обозначить свою с нею связь. Вещный мир культуры приобретает, по логике проекта, не чисто утилитарное значение. Ю.М.Лотман привлекал для демонстрации такого рода закономерностей в истории русской культуры огромное число примеров. Он, рассуждал, например, о значимости, которую приобретает в проективном культурном контексте меч: «Как вещь он может быть выкован или сломан, его можно поместить в витрину музея, и им можно убить человека. Это все - употребление его как предмета, но когда, будучи прикреплен к поясу или поддерживаемый перевязью помещен на бедре, меч символизирует свободного человека и является «знаком свободы», он уже предстает как символ и принадлежит культуре» .

Взятая в целом, культура ищет и воспроизводит иной, высший смысл, благой мир без порчи и зла, Эдем; иначе сказать - ищет и воспроизводит Бога. Она никогда не равна себе, держится грандиозным напряжением между реальностью и идеалом. В этом аспекте она, несомненно, символична (на что указывает в приведенном рассуждении и Лотман), есть образ иной реальности, в которой человек избавляется от вызывающего страдание несовпадения с наличным бытием и обретает достоинство и блаженство. Проективная культура есть смыслотворчество и символотворчество. (О месте символа в культуре см. ниже, в 1.2.) В этой связи С.Н.Булгаков говорил о том, что культура - это реализация богоподобия, «Божие творчество извлекает бытие из пустоты, а человек творит из Божественной полноты» . В образовательном процессе важнейшее место при изучении истории русской культуры необходимо отвести именно идеальным проектам культуры, их конкретно-историческому бытию.

Изучая историю культуры, важно осознать, какова связь личного с общественным в этом процессе. В рамках развиваемого здесь подхода предлагается следующий концепт.

Общество есть «град человеческих личностей» , в котором личное самопроектирование (культурная деятельность отдельных личностей) сочетается с совокупной телеологической работой всей общности.

Пространство культуры включает в себя разные сферы. Есть экзистенциальная сфера культуры - области личной веры, суверенно-личного целеполагания, выбора и поступка sub specie aeterni , несоциальной, неролевой коммуникации Я - Ты. В этой сфере разворачивается смыслотворческая активность, дающая свои результаты в объектах и памятниках культуры и в первую очередь подлежащая изучению. Другая сфера - социальная. В ней личность частично попадает в зависимость от общественной нормы и изучается как нечто производное от этой нормы. Замечу, что по объему эта сфера также весьма велика. В образовательном аспекте теряет принципиальность иногда постулируемое в теоретических сочинениях понятийное различие между культурой и обществом, а социология становится «наукой о культуре», поскольку «общество в целом также является культурным установлением, ибо оно основано на осмысленном поведении, а не инстинктивном реагировании» . Социально-типичное при изучении места личности в культуре нужно сочетать с остро индивидуальным, уникально-персональным.

Изучение наличия и взаимосвязи двух названных сфер (экзисенциальной и социальной) имеет исторический ракурс. Личность часто исторически весьма константна в своей экзистенциально-архетипической части, обычно и в своем отношении к метаисторическим величинам, однако стиль эпохи, актуальные культурные веяния накладывают и на это отношение особые краски. Гораздо меньше стабильного в сфере социальной самореализации личности; ее социальное лицо - это самый исторически подвижный элемент. Однако та или иная социально-историческая печать не отменяет главного: наличия свободной воли, личного разума, основных чувств, всей совокупности индивидуальных качеств, которые человек в любую историческую эпоху раскрывает в своей культурной деятельности. И тот факт, что подобная деятельность не всегда приводит к оригинальным результатам, к принципиальным новациям, не должен утаить от нас в процессе изучения истории культуры всей напряженности духовной жизни человека, даже если жизненное самоопределение в итоге отливается в более или менее традиционные формы, укладывается в привычные социальные рамки.

Совершенно бессодержательным является навязший в зубах вопрос о роли народных масс в развитии культуры, каковой вызывал споры еще недавно. Мнимость этой проблемы в научном и образовательном аспектах связана с заидеологизированностью понятия «народные массы», каковое противопоставлялось обычно еще одному ярлычному понятию «господствующие классы». Если снять эту ложную оппозицию, то ничто не помешает констатировать, что культура творится вселюдно и повсеместно, причем далеко не всегда зависит от характера власти в обществе или от господствующего способа производства. Но это творчество не всегда достаточно интенсивно, личностный вклад в культуру не всегда столь силен и ярок, чтобы определить ее высокий духовный уровень. При изучении истории культуры важно в первую очередь показать вершинные, наиболее яркие проявления личностной культурной инициативы.

В связи с фиксацией личностной основы историко-культурного процесса есть необходимость в образовательной деятельности выявить в первую очередь тех персонажей истории культуры, которые сыграли в ней главные роли. Это - ключевые личности в истории русской культуры, без анализа вклада которых в культурный процесс теряет всякий смысл заявленный нами подход к изучению культуры. История культуры должна предстать как история личностей , число которых велико, но не безмерно.

Раскрытие личностного культурного опыта позволяет, далее, произвести некоторые обобщения, выявить ведущий тип основного культурного деятеля в русской культуре, тип творца культуры. Такого рода типология не противоречит заявленному персоналистскому подходу, поскольку производимые обобщения имеют не абстрактный, извне навязанный историческому процессу характер, а опираются на реалии личностного самовыявления. Кроме того, обобщающие процедуры не могут не быть связаны с реально происходившими в русской культуре диалогическими процессами, которые приводили не только к конфронтациям, но и к духовному единению культурных деятелей на той или иной основе, связанной с реализацией какого-либо идеального проекта и с личными вложениями в это дело. Эта диалогическая почва в русской культуре настолько прочна, что заставляет иногда говорить об особой слитности, спаянности, соборности как характерном признаке русской общенародной жизни. Тем более нет оснований игнорировать логику группового единения ради реализации совместных культурных инициатив, мотивированных личной решимостью каждого участника внести свой вклад в общее дело.

В этой связи отмечу, что было бы слишком грубой натяжкой считать, будто «идейное содержание культуры в антагонистическом обществе определяет в основном господствующий класс» и культура служит его интересам. Реально культурная деятельность и отношения общественного господства и подавления находятся в гораздо более сложных и противоречивых отношениях . Но всегда есть культурный слой, который преимущественно ориентирован на культурное творчество и определяет своими усилиями облик культуры, во всяком случае на ее вершинах. Не только творческий прорыв, но и поддержание целостности традиции является делом отдельных личностей . Творческой элитой создаются идеологемы этнического самосознания .

Тип ведущего культурного деятеля связан с характером преобладающего или доминирующего культурного проекта, а отчасти (и лишь отчасти) с материальными условиями культурной деятельности. В соответствии с этим законом основным культурным деятелем в России первоначально был монах, а затем, в петербургский период, дворянин и, наконец, интеллигент.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Леонтьева преломились у русских евразийцев
К таким принципам относятся особым образом интерпретированные историзм
Разработка персоналистского подхода к изучению истории русской культуры представляет собой истории личности
Он связан с традицией онтологической концепции культуры
В недавнее время была сделана более тонкая попытка представить историю русской культуры как процесс русской истории