Пиши и продавай! |
Хотя нигде никаких официальных указаний относительно употребления на сцене крестного знамения не cyществовало, актеры обычно не крестились на сцене. Такова была неписаная традиция, которая, однако, иной pas сознательно нарушалась. В частности, ее постоянно нарушал знаменитый Н. X. Рыбаков. Когда кто-то заметил ему однажды, что на сцене креститься нельзя, он возразил: "А в кабаке можно? Я театр ставлю выше" 9. Даже на казенной сцене (т. е. на петербургских и московских императорских театрах) актеры иногда крестились, и только в редких случаях это вызывало про тест со стороны части уж очень религиозно настроенной публики. Официальная же церковь и церковные литера торы обычно никак не реагировали на подобные нарушения традиции. Но времена меняются, и то, что еще недавно не считалось достойным серьезного внимания, теперь вызывал возмущение и негодование. Шумихой, поднявшейся вокруг постановок "Власти тьмы", воспользовалась одна из столичных газет, падких на всякого рода сенсации. Она направила своих сотрудников к семи видным духовным лицам и к пяти театральным деятелям для выяснения их мнения по спорному вопросу. Результаты интервью, показавшиеся многим весьма неожиданными, были в действительности вполне закономерными и в высшей степени характерными: даже среди духовных лиц, принадлежащих к высшим слоям церковных деятелей, обнаружились вопиющие расхождения во взглядах. Уже знакомый нам Иоанн Кронштадтский высказался весьма неопределенно: "По-моему, креститься не следует; посоветуйтесь еще с кем-нибудь". Настоятель Исаакиевского кафедрального собора и почетный член Московской духовной академии, выразив удивление по поводу того, что на театрах допускается крестное знамение, категорически заявил: "Это противно всему. Ведь это лицедейство? А в лицедействе крестное знамение не должно быть употребляемо". Настоятель Казанского собора об употреблении крестного знамения в драме Толстого сказал: "Это профанация религиозных обрядов". В отрицательном смысле высказался и председатель "Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви", тесно связанного с зубатовцами и монархической организацией "Русское собрание". "Я полагаю,— сказал он,— что творить крестное знамение на сцене не подобает". И мотивировал свое мнение следующим соображением: "Ведь мы крестимся только тогда, когда молимся. Но актер на сцене перед публикой не молится, а только изображает. Значит, тут и креститься совсем лишнее". Протоиерей М. И. Горчаков, доктор богословия и профессор церковного права в С.-Петербургском университетe, также ограничился лаконичным отрицанием крестного знамения на сцене ("Это противно духу христианского учения!") и счел необходимым заодно резко осудить и драму Толстого, объявив ее не удовлетворяющей "ни нравственным, ни эстетическим требованиям". "Разоблачая" наряду с драмой и ее автора, доктор богословия раскрыл своим собеседникам между прочим и следующую "тайну": "Я даже вот вам что скажу,— заметил он,— Толстой ввел крестное знамение в свою пьесу неспроста и не для характеристики русского мужика. Нет, тут ясна его тенденция, что обряды нам не нужны, что они нисколько не облагораживают душу человека. Он этим как бы сказал: вот смотрите, мужики точно и строго исполняют обряды, и крестятся при входе в избу, и на ребенка, которого душат, крест надевают, а нравственно-то, мол, вот они какие негодные..." Полную противоположность приведенным высказываниям представляли собой мнения других, не менее видных церковных деятелей. Так, И. Л. Янышев "духовник их императорских величеств", в прошлом ректор С.-Петербургской духовной академии, а затем — протопресвитер военного духовенства, заявил: "В пьесе серьезной и нравственной может уместно употребляться изображение крестного знамения". Самый вопрос об употреблении крестного знамения на сцене не имеет существенного значения. Нужно обращать внимание на "дух пьесы", а не на детали. Было бы неестественно и ненатурально, "если бы мужики, входя в избу, не крестились". Почти дословно повторил мнение Янышева профессор богословия В. Г. Рождественский. При наличии таких резких расхождений во взглядах "столпов" столичного духовенства можно ли удивляться разнобою в мнениях театральных деятелей, не искушенных в религиозно-церковных вопросах? Известный режиссер Евт. Карпов, поставивший "Власть тьмы" на сцене Литературно-артистического общества, заявил, что "для полноты картины и верного изображения" следовало креститься, но по чьему-то приказанию исполнители и он сам вынуждены были воздержаться. Актер, исполнявший роль Митрича на том же театре, сказал: "Мне кажется, что артист должен прежде всего стремиться к изображению жизненной правды, а разве русский мужик, а тем более благочестивый, сядет за стол или войдет в хату, не сотворив крестного знамения?" Другой актер ответил: "Я думаю, что креститься нужно, и если я этого не сделал, то только потому, что это как-то не принято". Религиозно настроенный К. Варламов, исполнявший роль Митрича на сцене Александринского театра, также одобрял осенение крестным знамением, хотя и сделал при этом некоторые оговорки. Подобно другим сторонникам употребления крестного знамения на сцене, Варламов ссылался на требования реализма. По-другому истолковывал понятие театрального реализма старый актер П. Д. Ленский, объявивший себя безоговорочным противником крестного знамения на сцепе. "Я,— сказал он,— поклонник реального направления, но я не согласен с существующим мнением, что сцена должна изображать фотографию жизни". Актер предлагал в соответствующих случаях делать лишь "жест, напоминающий крестное знамение" 10. Из других выступлений по ставшему вдруг злободневным вопросу представляется интересной большая статья видного театрального критика С. Васильева-Флерова. Вступив в дискуссию, он с крайней запальчивостью обрушился на тех, кто оправдывал употребление крестного знамения на сцене. "Театр,— утверждал он,— всегда будет школой нравов, но на театре раз навсегда исключено все, что имеет какое-либо отношение к церковным таинствам и обрядам" 11. Церковные литераторы воспользовались общественным вниманием к вопросу о крестном знамении, чтобы лишний раз "разоблачить" Толстого, давно враждовавшего с церковью и, как известно, спустя шесть лет отлученного от нее. Они обвиняли драматурга также в том, что он "хочет представить на театральной сцене пред всеми, пред единоверцами и иноверцами, пред людьми верующими и неверующими, как пустую и бессодержательную привязанность нашего народа вообще к религиозной обрядности". Они называли Толстого пауком, который "вместо меда извлек яд из цветов народной религиозной жизни", а исполнителей обвиняли в том, что они "служат не искусству, а антиправославному убеждению писателя..." 12 Таковы были "идейное содержание" и "стиль" статей церковной прессы, принявшей участие в дискуссии. Как же реагировал на нее синод? Как отнесся он к противоречивым высказываниям видных церковных деятелей? Синод полностью и безоговорочно солидаризировался с самыми реакционными элементами, требовавшими запрещения крестного знамения и обрядов на сцене, и принял в связи с этим специальное постановление. Помимо обычных ссылок (не очень обоснованных и убедительных) на соборное правило и постановления "благочестивых греческих императоров" синод указывал и на то, что, крестясь, актеры при этом не воображают "в душе и сердце... животворящий крест", так как выражают не собственные, а чужие чувства. Без всякого основания ссылался синод и на гражданский закон, в котором речь шла только об употреблении духовного платья на домашних спектаклях. Но у синода была своя логика: если, говорилось в его постановлении, указанная статья закона "даже и одежду, сану священному усвоенную, воспрещает выставлять на сцене" и "даже в домашних спектаклях", то тем более нельзя выставлять на сцене "священные и богослужебные предметы..." На основании всех этих соображений синод признал "употребление крестного знамения и священных изображений на сцене неуместным и весьма соблазнительным..." и предложил обер-прокурору довести до сведения министра императорского двора, в ведении которого находились казенные театры, и министра внутренних дел, ведавшего драматической цензурой, о необходимости воспретить "в предотвращение кощунства и соблазна" совершение на сцене молитвенных и других обрядов, а также изображение священных предметов, употребление духовного платья и пр. Содержалось в сборнике так называемых апостольских правил |
|
|
|