1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7

Г.З.: Но, с другой стороны, это то, чего Солженицын и добивался все эти годы. Скажем, мы, в ту пору – журналисты «Независимой газеты», – пытались узнать мнение писателя о событиях 93-го года (он тогда еще не вернулся в Россию). На эту просьбу люди из его близкого окружения ответили, что Солженицын – не ежедневная газета и не откликается на следующее утро: «Может быть, через полгода Александр Исаевич и выразит свое мнение». Он, мне кажется, сознательно стремился к положению затворника, в Америке его называли «вермонтским затворником», сейчас он затворник троице-лыковский. И мы не знаем ни о том, что он думает о сегодняшнем президенте, ни о том, что он думает о поправках в Лесной кодекс России. Хотя мне, например, интересно его суждение и на сей счет. Точно так же мне было бы интересно, если бы какой-нибудь режиссер поставил «Вишневый сад» на эту, «лесную» тему. Так что Солженицын сам «виноват» в пониженном внимании к нему СМИ, он сам не хочет быть реальным участником процесса. Другое дело, что мы вольны относиться к нему как к классику и находить ответы на какие-то животрепещущие вопросы в уже написанном им. Здесь, мне кажется, – проблема: сегодня Солженицын для нас менее актуален. На радио никто не обсуждает его произведений, и вообще о литературе как таковой, прежде всего классической, мы почти не говорим – говорим только о том, что происходит сегодня, вчера.

О.Р.: На уровне события, но не процесса.

Г.З.: Но это – естественная беда электронных, да и любых сегодня СМИ. А это большая проблема: где информационное радио перестает быть информационным и должно задумываться о процессах, которые происходят. Может быть, они должны быть разведены, как учит нас западноевропейская традиция.

О.Р.: То есть имеется в виду: информация отдельно, публицистика отдельно?

Г.З.: Да. На Западе не принято смешивать информацию с аналитикой, а любой материал – по всем внутренним инструкциям – должен иметь форму пирамиды. Я был свидетелем, когда новые молодые предприниматели, учреждая новые независимые СМИ, пытались привить или даже насадить эти инструкции, механически их пересаживая на русскую почву, в том числе и на нашу языковую почву, которая, мне кажется, сопротивляется этим чужим схемам. У нас своя манера изложения, своя манера речи, где подлежащее и сказуемое совсем не обязательно занимают раз и навсегда выделенные и определенные им места. В конце концов, и в газетной, и в радиожурналистике у нас, слава богу, было не только плохое, было и хорошее, и эти традиции, наверное, можно использовать и в новом времени. Если сегодня посмотреть, как говорят на радиостанциях ФМ-диапазона, – а большинство из них негосударственные, – то это речь, которая абсолютно сориентирована на английскую модель, это часто калька – в переводе с английского. Даже наше сегодняшнее «как бы» и «типа» – это калька с американского «велл»...

О.Р.: Кстати, что касается русского языка, это вообще отдельная статья...

Г.З.: Для государственного радио – безусловно.

О.Р.: Есть же, скажем, во Франции прекрасный пример того, как отслеживает государство чистоту французского языка. Там существует специальный Высший совет аудиовизуальных средств, который наделен совершенно фантастическими полномочиями штрафовать теле- и радиоканалы и даже лишать их лицензий в случае нарушения норм французского языка. Нечто подобное и нам необходимо.

Г.З.: Вот видишь. Я этого не знал...

О.Р.: Французы вообще блюдут свое искусство и свой язык, понимая, что это основа всего, прежде всего – национальной культуры и самосознания нации.

Г.З.: Поэтому у них и сыр хороший. К слову, в минувшем году снова заговорили о возможности госзаказа в сфере культуры. Мне кажется, это тот случай, когда решение для нас, как государственного радио, может служить тем, что раньше называлось руководством к действию. Вот что я имею в виду: рассказываем-то мы обо всем, но, как и в случае государственной и финансовой поддержки, мы, мне кажется, имеем право не поддерживать то искусство, которое, прости за высокопарный слог (тем более, что, слава богу, никому это сегодня ничем дурным не грозит), непатриотично, не созидательно по своей природе. Говорят: пусть расцветают все цветы. Пусть. Хочешь раздеваться на сцене догола? Пожалуйста. Хочешь материться? Матерись, если это никого не оскорбляет. Хочешь лаять собакой? Лай. Хочешь лаять голышом? И это, наверное, возможно при определенных обстоятельствах. Но, во-первых, не претендуй в таких своих поисках на государственные дотации. А во-вторых – на поддержку в государственных СМИ. Мне кажется, это нормальный, цивилизованный подход.

О.Р.: Кстати, французская тема навела меня вот на какие невеселые мысли. Недавно по телевидению был показан фильм «Француз». С моей точки зрения, фильм неудачен не только в художественном отношении, но и в идеологическом, если угодно, так как представляет собой пасквиль на Россию. Наши люди показаны какими-то бездушными животными. Француза, который едет к русской девушке в тьмутаракань, в поезде спаивают, грабят, вышвыривают на полустанке, и дальше он предстает уже в облике бомжа. При этом каждый норовит его пнуть или дать какие-нибудь объедки. И ни один наш соотечественник не смог ему сказать ничего членораздельного. Я, конечно, понимаю, что не все у нас говорят по-французски, но хоть попытаться что-то уловить, понять, поговорить...

Однако парадокс! За несколько дней до показа по ТВ в нашем эфире с участием главной героини фильма (ее играет очаровательная Мария Голубкина) этот фильм был представлен чуть ли не как суперсобытие. Ведущая несколько раз призвала аудиторию «не пропустить», не забыть нажать на кнопку. И я попалась на эту удочку. Этот случай, на мой взгляд, типичный. Когда в анонсе все замечательно, а в итоге получается большая неправда.

Г.З.: Это проблема, и я сам, увы, часто оказываюсь в такой ситуации. И более того, я часто заинтересован поговорить с людьми о событии именно до, а не после. Проблема радио: один из самых распространенных жанров – анонс, поскольку «до того» нет особого труда получить самый что ни на есть важный «голос», то есть украсить эфир знакомыми и любимыми интонациями кино-, театральной или музыкальной звезды.

О.Р.: Все электронные СМИ с удовольствием дают анонсы. И упаси бог – рецензии. Тем самым не надо ничего оценивать, брать на себя ответственность, ссориться... Очень удобно.

Г.З.: Да и объяснить легко: радио не может жить без голосов. Написав отрицательную рецензию в газете, я ничего не теряю, потому что назавтра могу написать положительную рецензию на что-то другое, послезавтра могу покритиковать ту же группу людей, которую только что похвалил, или похвалить тех, кого поругал. Испортить отношения, скажем, с театром или главным режиссером, или артистами, работая в газете, – не проблема. Можно купить билеты и пойти на спектакль, даже если тебя перестают вдруг в этот театр пускать по контрамаркам.

На радио мы не можем себе этого позволить, потому что на радио ты не заполнишь эфир одним своим голосом или даже голосом критика. Без голоса творца, если речь идет о крупном режиссере или крупном актере, ты не обойдешься. Или будешь терять аудиторию, рейтинг и качество передач. Значит, ссориться и критиковать нельзя? Это проблема, решения которой я не знаю. Мне кажется, его нет.

О.Р.: А мне кажется, есть. Если делать программу с участием и критиков, и самого героя, и публики. Создать более-менее объективный «разбор полетов» в эфире. Правда, это безумно сложно организовать.

Г.З.: К сожалению, мы лишены того административного ресурса, который есть, к примеру, у телеведущего Михаила Швыдкого: создать такую массовку, которую создает он в программе «Культурная революция», сегодня «не по карману» (возьмем в кавычках это словосочетание) никому другому. Потому что прийти даже в массовку к министру культуры – почетно. Здесь забываются и все обиды, и все идеологические расхождения.

О.Р.: Еще одна особенность работы электронных СМИ (мне кажется, это серьезный недочет, в том числе и наш) – то, что мы куда больше говорим о культуре, нежели предлагаем аудитории саму эту культуру. Мне кажется, мы гораздо больше могли бы давать живых трансляций. Если мы говорим о радио, то это, конечно, трансляции лучших концертов.

Г.З.: Слушатели, когда возникает «обратная связь», всякий раз напоминают об этих счастливых возможностях советского радио – с трансляциями концертов, радио- и живых спектаклей. Я бы даже сказал, не столько полных трансляций, сколько включений.

О.Р.: Ну хорошо, включений. Причем не только наших, а и из-за границы. Слава богу, мы подключены к европейским сетям.

Г.З.: Именно потому, что мы государственная станция, мы имеем, что называется, фору, в смысле финансовую фору.

О.Р.: Скорее, организационную. То, что мы являемся членами Европейского вещательного союза, дает нам доступ к настоящим концертным событиям. Вот то, что давал телеканал «Культура» 7 января 2004 года, на мой взгляд, дорогого стоит. Я имею в виду трансляцию из Золотого зала Вены. Играл оркестр Венской филармонии, дирижировал Риккардо Мути, звучала музыка всех Штраусов. И это было сделано как добротный телевизионный продукт с очень красивым видеорядом. Замечательная вещь, которая стоит, на мой взгляд, многих ток-шоу.

Г.З.: В связи с этим возникает тема информационного культурного пространства. То, чего практически нет у ФМ-радиостанций и чем они не обязаны заниматься. Однако федеральная государственная радиостанция обязана заниматься информационным пространством, которое теоретически вроде бы есть. Взять тот же «Маяк-24». Есть Москва, есть Петербург, Екатеринбург, есть Воронеж, Калуга, Салехард.

О.Р.: Не говоря о федеральном «Маяке», в котором есть даже маленькие райцентры...

Г.З.: Не говоря о федеральном «Маяке». Но на практике культурного пространства нет. Даже на федеральном «Маяке» мы почти ничего не знаем о том, что происходит на Дальнем Востоке, если туда не приезжает Президент, или там, не дай бог, не происходит крушение вертолета с губернатором Сахалина.

О.Р.: Или отключение воды.

Г.З.: А пока там идет нормальная жизнь и тем более, не дай бог, культурная, это никого не интересует. К примеру, из Петербурга чрезвычайно трудно – технически, как мне объясняли тамошние сотрудники «Маяка-24» – вывести из студии кого-то из корреспондентов, и они записывают для меня свои репортажи по телефону. Тогда, спрашивается, в чем смысл для московского «Маяка-24» иметь провинциального «родственника»? Наверное, такой смысл есть, но должно быть, на мой взгляд, и творческое сотрудничество с такими радиостанциями-спутниками.

О.Р.: Кстати, готовясь к этому разговору, я просмотрела очень любопытный материал из Ульяновска. Там предлагают ввести такое понятие для России, как «культурная столица». Мне кажется, неплохая идея.

Г.З.: Это то, чем живет Европа каждый год.

О.Р.: Европа-то этим живет. В прошлом году, например, австрийский Грац был культурной столицей Европы, и открывал этот год в Граце, кстати, наш соотечественник Валерий Гергиев. И нам это тоже нужно. Потому что у нас, помимо Москвы и Питера, получается, нигде ничего не происходит. На самом деле, по крайней мере, в городах-миллионщиках идет бурная культурная жизнь и, самое главное, всюду есть культурная среда, интеллигенция.

Г.З.: Это была бы, конечно, возможность и повысить финансирование этих городов. Например, та же самая «Золотая маска», которая переехала в прошлом году в Петербург, повысила статус юбилея города. Вообще, это здорово, когда всероссийские мероприятия переезжают на год юбилея в эту самую культурную столицу.

О.Р.: Да, было бы неплохо такой опыт дальше распространять. И создать всероссийское культурное поле, в том числе информационное.

Ольга Русанова,

Григорий Заславский

1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7