Пиши и продавай!
как написать статью, книгу, рекламный текст на сайте копирайтеров

 <<<       >>>   

Эти текущие рядом две струи комментария МАЛБИМа - Притча и Мудрость - представляют собой мистическую концепцию не только судьбы царя Соломона из "Песни песен", но и человеческой жизни вообще: попытка неземной души вырваться из телесной оболочки, где властвует материальное, и устремиться ввысь, к небесной любви.

Примечательно, что и Притча, и Мудрость со вниманием относятся к буквальному смыслу стихов. В этом, по его собственному признанию, МАЛБИМ явился учеником и последователем РАШИ, полагавшего, что религиозная аллегория не отменяет в "Песне песен" любовного содержания, но добавляет святости.

"Всем песням песня" (РАШИ)

Рабби Шломо Ицхаки (РАШИ, 1040 - 1105) - крупнейший комментатор Талмуда и Библии - родился на севере Франции в городе Труа, столице провинции Шампань, в семье ученого талмудиста и образование получил в знаменитых религиозных учебных заведениях Майнца и Вормса. Вернувшись в Труа, он основал свой ешибот, ставший со временем центром еврейской учености Северной Франции и Рейнской области. РАШИ был также раввином в своем городе, однако, по преданию, зарабатывал на жизнь виноградарством и виноделием. Сыновей у него не было, но дочери отличались глубоким знанием Талмуда, одна из них даже помогала отцу в составлении комментариев. Конец его жизни совпал с кровавыми событиями первого крестового похода, в которых погибли многие его ученики и родственники. РАШИ оплакивает их в стихах, выражая соболезнование вдовам и сиротам убитых и сочувствие тем, кто под угрозой смерти вынужден был принять крещение. О последних годах его жизни нет достоверных данных. Предание говорит о том, что он перенес свой ешибот в Вормс; одно из помещений городской синагоги связывают с именем РАШИ (хотя оно построено гораздо позднее). Место его погребения неизвестно.

Язык комментариев РАШИ точен и прост. Бывает, что трудные места объяснены всего одним словом или даже намеком; иногда он умышленно избегает подробного объяснения своей концепции и даже готов признаться в собственном незнании. Пользуясь известными ему источниками, он выбирает из них толкования, которые ближе всего к буквальному пониманию библейского текста, а для объяснения трудных слов и выражений нередко обращается к разговорному старофранцузскому языку или приводит поясняющие иллюстрации. Некоторые из своих трудов он предваряет изложением концепции, на которую они опираются. Вот отрывок из вступления к комментарию к "Песне песен", относящийся к главной героине:

"...несчастная женщина, соломенная вдова, она душой исходит по мужу, надеется на милого, хранит неизменно любовь к нему и сознает совершенные ею проступки; муж сочувствует ей и помнит ее любовь, прелесть юности, красоту и праведность деяний, потому и связан с нею узами сильной любви; знак подает, что из сердца ее не выкинул, услать от себя не услал, и она ему жена, и он ей муж и еще к ней вернется".

Таково, по РАШИ, содержание "Песни песен" в простоте своей (пшат), но идущий вслед комментарий (дугмa - пример, образец) связывает образы поэмы с событиями, описанными Библией, и со страданиями евреев в изгнании (в Древнем Египте и во времена РАШИ). При этом происходит непрерывный диалог между общиной Израиля (девушка) и Богом Израиля (юноша, царь Соломон), связанными между собой узами общности и взаимным соответствием (см. параллелизм сравнений девушки и юноши в начале второй главы: "как роза среди шипов...", "как яблоня в чаще леса...").

Начальные стихи поэмы - это просьба к Всевышнему открыть причину изгнания. Он не дает прямого ответа, но намекает, что нужно следовать путями отцов и учить детей Торе ("...и малых козлят паси у пастушьих шатров"). Лошади и выезд фараона - это упоминание о гибели египетского войска в водах Чермного моря и чудесном спасении евреев, "...золотые подвески в крапинках серебра..." - принятие скрижалей Завета, а свадьба царя Соломона - дарование Торы на горе Синай. Одухотворенность всего сущего, идея духа Божьего (Шехина) находит свое выражение, по РАШИ, во многих образах поэмы: в душистом пучке мирры, что "ночует между грудей", в двойном хороводе ("маханaим"), в котором пляшет Шуламит, в величественном появлении той, которая "из пустыни восходит... в облаке...", в смертельном могуществе любви и адском ужасе ревности. К этому примыкают образы Храма: стих "...кровлей нашего дома - кедры, стенами - кипарисы" соответствует началу его возведения, "паланкин себе сделал царь Соломон..." - завершение, "праздник сердца..." - освящение Храма, ложе Соломона - место Шехины (т.е. святая святых), а "шесть десятков воителей" - мудрецы и храмовые священники.
Мотивы Храма у РАШИ неотделимы от другой струи его толкования - темы изгнания.
"В ореховый сад сошла я..." - это образ Храма, "себя позабыла..." - сожаление о проступках, из-за которых "сердце свое положила... на колесницу...", то есть попала в рабство к иноплеменникам, "Встану я, обойду весь город по улицам, переулкам..." - скитания Израиля среди иных народов, а поиски "Того, в ком души не чаю" - попытка увидеть лик Всевышнего, узнать Его волю. "Виноградник был плодородный... Он доверил его сторожам", сторожа - это цари стран изгнания, они поработили общину Израиля, но Всевышний заставит их все вернуть и уплатить по закону пятую часть дохода.

РАШИ утверждает, что наступили времена, когда человеку следует откликнуться на зов избавления, однако община Израиля медлит ("Но раздета я - не одеваться ж опять! Вымыла ноги - неужто снова марать!"), ей привычно и удобно в рабстве у иноплеменников, и потому Всевышний насылает беды и испытания и лицо свое скрыл от нее: "Он руку просунул в щель у двери, и все во мне задрожало". Но и в страданиях верна община Израиля Всевышнему; иноплеменники расспрашивают евреев об их Боге: "Чем же твой друг... лучше других?" Она отвечает: "Ведь я любовью больна..." - и заклинает иные народы ("девушек Иерусалима") не принуждать ее к измене Суженому. Затем следует хвала ему: "Мой милый бел и румян..." Иноплеменники хотели бы участвовать в поисках Его, но она им в этом отказывает: "В садах любимый пасет... Мой друг - для меня, а я - для него, пасущего среди лилий".

РАШИ находит в образах поэмы свидетельства непреходящей любви Всевышнего к избранному народу ("Заповедный родник, потаенный ключ") и обещания будущего возвращения в Землю Израиля ("С Ливана, невеста моя, с Ливана со мною приди... Взяла бы да привела тебя к наставнице - матери"). И заключительная строфа поэмы ("Милый, беги...") объяснена в этом же смысле: отошли от Себя друзей (т.е. иные народы) и приведи меня в Землю Израиля.

Читателю этих кратких пояснений, ранее не заглядывавшему в традиционные толкования библейских текстов, могут показаться "притянутыми" сравнения и аналогии РАШИ, а общая идея - несколько надуманной. Но это с непривычки. Тому, кто более основательно познакомится с размышлениями знаменитого толкователя, откроется живая и ясная система. Речь идет о многовековой культурной традиции, о методе прочтения уникальных текстов, духовный и эстетический уровень которых был настолько выше обыденной речи, что они несомненно казались знаками невидимого присутствия высших сил; все поголовно верили (многие верят и теперь) в то, что толкование этих текстов и есть познание мировых тайн, а также будущего. По РАШИ, цельность текста, непрерывность описываемого в поэме указывают на заданный заранее срок жизни народа Израиля: от его зарождения в глубокой древности и вплоть до исхода времен. Жива любовь - и потому неистребима жизнь.

Ответ Астраханскому губернатору

В 1730 г. Архиепископ Новгородский и Великих Лук Феофан Прокопович (1681 - 1736) - известный проповедник и русский государственный деятель - издал "Разсуждение о книзе, нарицаемой Песни песней, яко она есть не человеческою волею, но Духа Святаго вдохновением написана от Соломона... сопротиво неискусных и малоразсудных мудрецов, легко о книзе сей помышляющих...". Трактат этот интересен как выражение церковно-христианской концепции поэмы и особенно привлекает выразительным, свежим и милым в своей угловатой важности языком начала 18 века.

В предисловии автор рассказывает, что "некто господин Василий Никитич Татищев, Тайный советник и Астраханский Губернатор... по внешнему виду человек негрубый, поворотя лицо свое в сторону, ругательно усмехнулся... и перстами стол долбя, презорный вид на себе показывал. Вопросили мы его с почтением, что ему на мысль пришло? И тотчас от него нечаянный ответ получили: давно, рече, удивлялся я, чем понужденные не токмо простые невежи, но и сильно ученые мужи возмечтали, что Песни Песней есть то книга Священного Писания и слово Божие. А по всему видно, что Соломон, раздизаяся похотью к невесте своей, Царевне Египетской, сия писал, как то и у прочих, любовью жжемых, обычай есть; понеже любовь есть страсть многоречивая и молчания не терпящая; чего ради и во всяком народе ни о чем ином так многия песни не слышаться, как о плотских любезностях".

Святой отец признается в том, что "сим ответом так пораженное содрогнулось в нас сердце, что не могли мы придумать, что сказать". А поскольку Татищев "еще и повторял тожде свое злоречье, мы ему с кротостью предложили, что надеемся так... честь и силу книги сея... объяснить, что он... о нынешнем смехе своем восплачется". Хотя архиепископ сперва и сам "не надеялся, чтоб мы нечто важное и сильное о сем произнести могли", в результате вышло сочинение "О чести книги Песни Песней" в трех частях, находящее своего читателя по сей день.

В качестве доказательства святости архиепископ высказывает соображение о том, что "книги сия в числе Священного Писания всегда имела ветхозаветная Израильская церковь (т.е. древняя иудейская религия - прим. пер.), и ныне имеют и яко слово Божие почитают все Иудейския синагоги... а от них и нам известно".

Возможно ли, задается он вопросом, чтобы древняя иудейская религия, "которая с прилежным опасением и непрестанным бодрым наблюдением книги Святого Писания... особо от прочих писаний человеческих соблюдала... как бы не могла ведать, что Соломон, телесною похотью к плотской своей невесте жегомый, сия писал?" Да и христианские учителя, "между которыми многие были и всякого рода учениями и святого жития нелицемерным благолепием велицы и славны, как бы в Песнях сих плотской вони не обоняли?"

В разделе "Возражение противнаго мнения" Феофан обращается к тексту "Песни..." и приводит свой комментарий:

"... в гл.1, ст.2 невесты к жениху изречение: миро излиянное имя твое... мощно... показать Соломона, яко Царя мирнаго, и все дни царствования своего в мире и тишине прожившего, но таковое сходство может только быть в Славенском диалекте; понеже мир и миро в гласном изречении сходны, да и то не по силе единого языка Славенского; ибо мир Славенское, а миро Еллинское наречие... разумно же есть, что зде ни на Еллинский, ни на Славенский язык, в котором содержатся переводы, смотреть не надлежит, но на един Еврейский, яко первоначальный..."
Каким образом, недоумевает автор, можно отнести к египетской принцессе и царской невесте следующее изречение:

 <<<       >>>   

Однако община израиля медлит
В дальнейшем слова разделены на отдельные слоги дефисом для возможности прочтения оригинала ревность составителей
Песня третья скажи

сайт копирайтеров Евгений