<<<     ΛΛΛ     >>>   

Итак, число собственно «догматов», как мы видели, в Церкви довольно невелико. Свидетельства Писания и Отцов неизбежно нуждаются в осмыслении и толковании. Мир православного богословия отнюдь не есть самозамкнутый, беспроблемный и завершенный космос. Но при этом Православие есть все же вполне определенный образ мироощущения и система мысли. А потому возможно отличение Православия от ереси.

Те ереси, для отражения которых формулируются догматические определения, возникают, как правило, вследствие двух причин: духовной нечистоты и недиалектического мышления. Если долго не протирать очки — начинаешь хуже видеть. Хирург с грязным скальпелем наделает много бед. Но и в духовной области неочищенная душа не менее небезопасна для окружающих 88.

Недиалектичность мышления сказывается и в том чрезмерном спрямлении, о котором уже была речь, и в слишком философской постановке вопроса. Кант приучил нас ставить прежде всего вопрос: как собственно, то или другое христианское учение может быть. мыслимо человеком? Богословие ставит вопрос несколько иначе: почему именно то или другое учение утверждается самим христианством. В таком случае у христианства есть возможность, оставаясь непостижимым, не становиться противоразумным.

Каким бы путем ни возникали ереси, в них самих я мог бы выделить три вида.

Во-первых, есть прямые ереси — утверждения, находящиеся в одном контексте и выносящие противоречащие догме суждения об одном предмете (скажем, если сказать, что Христос не воскресал).

Во-вторых, есть ереси «заблудившиеся» — когда по каким-то причинам некое суждение, само по себе или правильное или религиозно-безразличное выпадает из своего контекста и заносится в контекст богословский. Это происходит в силу некоей контекстуальной беспризорности. Скажем, печально знаменитый конфликт богословов с астрономами на заре Нового времени возник из-за переноса физических суждений в метафизический контекст (справедливости ради скажем, что «первыми начали» не инквизиторы, а астрономы в лице Дж. Бруно, использовавшего гелиоцентризм для пропаганды языческой религиозной системы).

И третий вид — «арифметические ереси», говорящие частичную правду, но воинственно не желающие видеть нечто большее. Это о них точно сказал Честертон — «каждый еретик делает элементарную арифметическую ошибку: он часть считает больше, чем целое».

Ересь есть ограничение полноты и равновесия дыхания Традиции, есть диспропорциональное увеличение частного положения до размеров всеобщего и

86 Августин. О ТроицеУ/БТ. М., 1989. № 29. С. 198.

87 См.: преп. Максим Исповедник. Творения. М., 1993. Т. 2. С. 198.

88 О значимости этого обстоятельства для путей духовного познания см. в моей статье «О вере и знании без антиномий»//Вопросы философии. 1992. № 7.

исключительного, произвольное избрание чего-то одного, части вместо целого, т. е. именно односторонность 89. Зачастую такого рода ересь отвергается Церковью не на основании того, что там есть, а на основании того, чего в ней нет, чего недостает ей, чтобы быть православной. К этому типу ересей принадлежит и протестантство. Если спросить баптиста, чем его вера отличается от православной — он не сможет сказать: «у нас вот это есть, а у православных этого нет» (если вести речь не о недостатках церковной жизни, а о сути вероучения). Напротив, он скажет, что,— в отличие от православных,— у протестантов нет икон, нет храмов, нет постов, нет крещения детей, нет священников, нет молитв за усопших, нет почитания святых, нет Литургии. Нет Предания.

О таких людях Паскаль как-то сказал, что заблуждение их заключается не в том, что они следуют лжи, а в том, что они не следуют иной истине. Для сектанта истина только то, что ему нравится.

Заметим, кстати, что Лютсровское «sola fide» есть и в православии. В ежедневной утренней молитве православный признается, что не надеется на дела для своего спасения: «И паки, Спасе, спаси мя по благодати, молю Тя. Аще бо от дел спасеши мя, несть се благодать и дар, но долг паче. Веруяй бо в Мя, рекл оси, о Христе мой, жив будет и не узрит смерти во веки. Аще убо вера, яже в Тя, спасает отчаянныя, ее верую, спаси мя, яко Бог мой еси Ты и Создатель. Вера же вместо дел да вменится мне, Боже мой, не взыщеши дел отнюд оправдающих мя. Но та вера моя да довлеет вместо всех, та да отвещает, та да оправдит мя, та да покажет мя причастника славы Твоея вечныя».

Методика создания ереси прекрасно показана в статье Льва Толстого «Как читать Евангелие». Он советует взять в руки сине-красный карандаш и синим вычеркивать места, с которыми ты не согласен, а красным подчеркивать те, что по душе. По составленному таким образом своему личному Евангелию и надлежит жить.

Сам Толстой обкарнал начало и конец Евангелия (Воплощение и Воскресение). И в середине Христос был понужден на каждое свое слово смиренно просить разрешение яснополянского учителя всего человечества. Всего — включая Иисуса, которого по сути Толстой берет к себе в ученики. Чудеса Лев Николаевич Иисусу вообще запретил творить...

Странно, что Толстой, утверждавший общечеловеческую солидарность в вопросах этики, твердивший, что замкнутый в своем индивидуализме человек — ущербен, настойчиво писавший, что надо соглашаться с лучшими нравственными мыслями, высказанными учителями всего человечества и всех народов, не распространял эту солидарность и на область веры. Довериться религиозному опыту людей — даже тех людей, кого он включал в число своих учителей — он не смог. Сфера, где он был согласен быть солидарным с другими — осталась весьма ограниченной.

О такого рода ересях тот же Честертон говорил так: «толстовцы недостаточно правы, чтобы вытеснить из мира всех других» 90.

Вообще даже атеизм оказывается с этой точки зрения лишь одной из крайне изощренных ересей в рамках христианской мысли. Под сказанным по-французски «бога нет» — Il n'y a pas de' Dieu — подпишется любой православный богослов. Ведь буквально это словосочетание означает «он там не имеет Бога». И действительно, нет такого «он», которое где-то «там» имело бы Бога. «Говоря «бытие есть» мы, по недомыслию, подчиняем саму категориальную форму ей же самой. Бог не есть часть или кусок «действительности» или предметного бытия»,—

89 Слово «секта» — частичность, «сектор», вполне передает эту особенность еретического мышления. Помнится, в былой России еретиков назвали «сектаторами».

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Толстой
Объясняет неустранимую немощь богословского языка преп
Всегда утешение