<<<     ΛΛΛ     >>>   

Джон Фентон в статье “Редукционизм в исследовании религий” подчеркивает, что “каждая систематическая попытка понять феномен редуцирует этот феномен”. Исследование религии не составляет исключения, поскольку любая систематическая интерпретация с необходимостью подводит различные феномены под классификационные термины, упрощает и сужает перспективу. В подобном редукционизме нет ничего дурного, в противном случае изучение было бы не возможно. Тем не менее, замечает Фентон, ряд исследователей отвергают редукционизм (с точки зрения Фентона, они просто самообманываются), и прежде всего – М. Элиаде, которого Фентон относит к приверженцам “теологизма”.

Под “теологизмом” Фентон подразумевает тенденцию переводить развитое в теологии понятие в светскую науку, пытаясь при этом сохранить его теологическое значение. Критикуя Элиаде, Фентон замечает: “Концепция религии как sui generis, то есть как чего-то первичного, которое можно понять только в его собственных рамках, обычно сопровождается в теологических кругах естественным заключением: редукционистские объяснения религии абсолютно неверны. Светское изучение религий не должно больше ограничиваться необходимостью “защищать” веру или свое “теологическое” наследие – антиредукционистский sui generis характер так называемого “предмета религии””

Один из наиболее последовательных защитников редукционизма, Роберт Сигал, подчеркивает, что исследователь религии вовсе не обязательно должен быть религиозен, и что так называемые “общественные науки” могут прекрасно справляться со многими задачами истории религий. В этом положении Сигал резко расходится с Элиаде, критикуя тенденцию последнего нивелировать значение общественных наук для истории религий. Сигал замечает, что худшее из того, что часто утверждается антиредукционистами, это положение, согласно которому “социальные науки не могут ответить ни на какой вопрос о религии, поскольку эти науки изучают социологию, психологию, антропологию, а не религию”. Причем, наиболее ярким представителем критикуемой им атиредукционисткой традиции Сигал называет именно Элиаде.

Элиаде многократно подчеркивал нередуцируемость опыта Священного, а следовательно, и нередуцируемость всех явлений, связанных с этим опытом, то есть практически всех явлений религиозной жизни. Ученый подразумевал, что у каждого человека изначально присутствует опыт сакрального, соответственно, притом, что любая попытка определения религии оказывается неполной, человек интуитивно “понимает” религиозное. Значит, не стоит сводить исследование религий к выяснению того, чем же она является, к вопросу о природе религиозного. Как заметил Роберт Байрд, “Религия, или Сакральное, или человеческий отклик на сакральное, - есть нечто, которое можно определить без помощи дефиниций”.

В основе феноменологии Элиаде лежит метод феноменологической редукции, предложенный Э. Гуссерлем. Этот метод позволяет толковать и расшифровывать значения мифов и символов, обрядов и ритуалов. Особенность феноменологического понимания редукции как раз и заключается в исключении возможности анализа религиозного через секулярное, о которой пишут такие критики феноменологии как Р. Сигал.

Большинство феноменологов религии были последовательными антиредукционистами. Суммируя основные антиредукционистские положения таких историков и философов религии, как Герард ван дер Леу, Мирча Элиаде и Уилфред Смит, можно выделить следующие пункты:

религиозная природа и религиозный опыт нередуцируемы;
дисциплина история религий автономна по своей природе, историк религий пытается провести интерпретацию религиозных явлений не редуцируя их;
личностный аспект религиозных явлений нередуцируем также, для позитивистского подхода к религиозным феноменам были характерны безличностное отчуждение и узко рационалистическое отношение, приведшие к редукции “живых” религиозных явлений до “мертвых”;
следует отдавать должное природе религиозного символизма, не следует давать одностороннюю интерпретацию инвариантного религиозного символизма, сводя его до рамок какого-либо одного символа; не следует также сводить природу и значение религиозного символизма к узкой рациональной интерпретации, обычно встречающейся при попытках исследования религиозного символизма методом каких-либо “логических анализов”;
следует избегать интерпретаций сложных и многочисленных религиозных явлений по слишком упрощенной схеме, либо идентифицировать религиозное лишь с одним из его аспектов.

Элиаде часто критиковал редукционизм, указывая, что нельзя “реконструировать историю той или иной религиозной формы, исходя из ее социологического, экономического или политического контекста”. Элиаде считал, что социология, психология, политология, антропология (или что-либо еще) не способны дать ответы на вопросы, связанные с религией. Напротив, “религиозный феномен будет распознан как таковой, только будучи “схваченным” на собственном уровне, то есть, если он исследуется как нечто религиозное. Попытка ухватить сущность подобного феномена средствами физиологии, психологии, социологии, лингвистики, искусства или чего бы то ни было еще – ошибочны”.

В основе дискуссии о редукционизме и антиредукционизме в исследовании религий, видимо, лежат особенности понимания религиозного учеными. Безусловно, для Элиаде религия всегда уникальна, homo religiosus переживает опыт нуминозного как некого gui generis. Религиозное, используя терминологию Хайдеггера, образует Lebenswelt человека, поэтому для Элиаде настолько очевидно, что подходить к исследованию религиозных феноменов нужно изначально как к исследованию чего-либо религиозного.

Элиаде, несмотря на резкие обвинения Сигала в нивелировании значения социальных наук, на самом деле вовсе не пытается принизить статус социологии, психологии или же антропологии. Он лишь подчеркивает то, что инструментарий социальных дисциплин не позволяет истолковывать религиозное, не подчиняющееся логическим законом, в каком-то смысле, стоящее за некими рамками, а в каком-то смысле, напротив, наполняя собой весь мир.

Проблема в данном случае заключается именно в особенностях феноменологического рассмотрения религии. Для Элиаде, в отличие от Сигала, очевидно, что только исходя из собственного интуитивного чувства религиозного, можно пытаться проводить какие либо религиоведческие исследования. Сигал, в свою очередь, утверждает, что все феноменологические типы сами по себе, есть ни что иное, как редукции бессознательных структур верующих, очевидных только компаративистски. Он замечает: “когда Элиаде заклинает коллег религиоведов фокусироваться на том, что есть религиозный опыт в конечном итоге, он ссылается на нередуцируемость религиозного опыта. Потребность в Сакральном должна обязательно быть потребностью в опыте нередуцируемо религиозном, но опыт становится религиозным только когда эта потребность получает наполнение присутствием Сакрального. Нередуцируемость религиозного опыта, для Элиаде – “сердца” религии, таким образом, обращено к реальности объекта религиозного опыта – Священному”.

Иван Стренски, рассматривая проблемы редукционизма и антиредукционизма, подвергает Элиаде особенно резкой критике, подчеркивая, что ученый предлагает не что иное, как “тотальную историю религий” и “тотальную герменевтику”. Стренски замечает, что “на самом деле Элиаде не отвергает редукционизм как таковой: “Он вполне готов помещать нерелигиозные и религиозные значения феноменов согласно своему собственному религиозному чувству. [...] Элиаде возражает только тем редукционистским методам, которые угрожают защитной оболочке, построенной им вокруг своей “истории религий”. Стренски утверждает, что школа Элиаде “сделала вопросы эффективного исследования религии только сложнее”, возводя во главу угла “автономию” религиозного. Он считает, что “Элиаде неправильно рассматривает вопрос автономии, преувеличивая религиозную чистоту и независимость от секулярных доминант, например, говоря о необходимости рассмотрения истории религии “как таковой”.

Томас Райба в своей критике антиредукционизма Элиаде заходит еще дальше, замечая, “что антиредукционистский подход Элиаде находится вообще за рамками рассматриваемого вопроса, поскольку собственно Элиадовский подход не имеет ничего общего с наукой, в том смысле, в каком наука понимается естественными и социальными дисциплинами. Лучше охарактеризовать подход Элиаде как удовлетворение некой неологической религиософии”.

В этой связи, мы сталкиваемся с глубокой проблемой, сопряженной со своего рода противоречием, заложенным в антиредукционизме Элиаде. Не редуцирует ли неосознанно и сам ученый различные феномены, сообразно собственному пониманию религиозного? Шарма Арвинд рассматривает данный вопрос в своей статье “Что такое редукционизм?”. Исследователь проводит строгую грань между тем, что верующий подразумевает под религиозным, и что под религиозным подразумевает феноменолог. Арвинд замечает, что “в то время как верующий не редуцирует религиозное, феноменолог, напротив, - редуцирует. Например, разъяснения мифа и символа Элиаде как исторических и феноменологических феноменов, расценивается как огромный вклад в изучение религии. Но в этом процессе Элиаде идентифицировал различные структуры религиозного опыта, которые могут превышать самопонимание верующих, могут выступать из религиозных фактов того вида, в котором они известны верующим и могут включать в себя измерение философских предположений, с которыми верующий может быть незнаком”.

Среди защитников концепции Элиаде выделяется Дж. Уэкман, четко утверждающий в статье “Редукционизм в классе”, что фактически Элиаде также был по-своему редукционистом, что “его Сакральное нельзя путать с теологическим”, что он готов свести множество различных религиозных явлений к выделенным им “паттернам”. Между тем Уэкмен сетует, что “неловко видеть, что Элиаде усматривает высшую иерофанию в Христе”.

Если мы подразумеваем под антиредукционизмом попытки подхода к изучению религии как к изначально исследованию религиозного, то есть, не выходя за рамки Lebenswelt, окружающего homo religiosus, пытаясь понять религиозные феномены как бы “изнутри”, следуя их собственной логике, а не объясняя их в связи с конкретным социальным, культурным или историческим аспектами, то в таком случае, метод Элиаде оказывается абсолютно антиредукционистским.

Объединяя различные проявления религиозного, из какой бы эпохи или культуры ученый бы их не черпал, в единые структурные модели – “паттерны”, Элиаде, конечно, отчасти их редуцирует, в том лишь смысле, что сводит их в нечто единое, находя общие основания и структурно-функциональное единство. Пытаясь понять явления Сакрального сами по себе, вне их историко-культурного контекста, рассматривая религиозное как sui generis, Элиаде именно всячески стремиться избежать редукционизма.

Антиредукционистское кредо Элиаде позволило ему найти общий язык с рядом теологов, в особенности, - с Паулем Тиллихом. Одним из существенных особенностей “истории религий” М. Элиаде является возможность диалога религий, который она позволяет установить. Наследница классической феноменологии религии, созданной в русле протестантской теологии, история религий Элиаде была настроена на плодотворное сотрудничество с последней. Элиаде удалось создать новые основания для подобного сотрудничества, которой стала концепция homo religiosus.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Художественные произведения элиаде позволяют нам глубже взглянуть на его концепцию нового гуманизма концепция религий
религиоведения Михельсон О. История религий и Новый гуманизм М. Элиаде 7 времени