<<<     ΛΛΛ     >>>   

В настоящее время феноменологическая теология развивается в большинстве своем, голландскими и скандинавскими теологами. Между тем, история религий Элиаде, безусловно, сопряженная с феноменологической теологией в чистом виде, скорее взаимодействует с той протестантской теологией, которую принято называть “систематической теологией” или “теологией культуры”, неразрывно связанной с именем ее создателя Пауля Тиллиха.

Сотрудничество Тиллиха и Элиаде продолжалось не один год и было плотным и плодотворным. Как Элиаде, так и Тиллих оставили воспоминания о времени совместной работы, начавшейся в 1962 году, когда Тиллих предложил Элиаде провести в Чикагском университете курс совместных занятий. Впоследствии Тиллих заметил, что “Систематическая теология” была бы другой, если бы этот совместный курс состоялся раньше. В последние годы жизни замечательного теолога связывала с Элиаде не только конструктивная работа, полная интереснейших проектов, но и искренняя дружба.

Выражая свою благодарность Элиаде, Тиллих как-то сказал: “в ходе совместных (с Элиаде) семинаров я ощутил, как каждое отдельное доктринальное положение или ритуальное выражение христианства приобретает новую глубину. Я должен заметить (это своего рода оправдание, но вместе с тем и самокритика), что моя собственная “Систематическая теология” была написана до этих семинаров и имела другую цель: она была задумана как апологетическое выступление против секулярного и как дискуссия с ним. Цель этой книги заключалась в том, чтобы ответить на вопросы, возникающий в результате научной и философской критики христианства. Однако необходимо, по-видимому, более продолжительное и интенсивное взаимопроникновение исследований систематической теологии и истории религий. В такой ситуации структура религиозной мысли могла бы развиваться по-иному, в связи с разнообразием фрагментарных проявлений теономии или религии конкретного духа. Я надеюсь, что в будущем это осуществится в теологии”.

Одним из результатов совместного труда Тиллиха и Элиаде явилась лекция теолога “Значение истории религий для теолога-систематика”, переведенная на русский язык в 1995 году. Немногим известен тот драматический факт, что на следующий день после того, как 12 октября 1965 года Тиллих прочел эту знаменитую лекцию, он скоропостижно скончался буквально на руках у Элиаде.

В своей лекции Тиллих рассматривает возможность применения в теологии методов истории религий, находя подобное сотрудничество необходимым и продуктивным. В чем состоит основа кооперации теологии Тиллиха и истории религий Элиаде? Представляется, что рассматривая данный вопрос, по-видимому, следует остановиться на нескольких пунктах.

Во-первых, и Тиллих и Элиаде были по-своему необычными теологом и историком религий. Тиллих, увлекавшийся философией и современным искусством, был серьезно озабочен проблемами диалога христианства с другими религиями. Подобный диалог оказался значительно облегчен рядом методологических разработок Элиаде, например, его концепцией паттернов, теорией мифа и символизма, представлением о иерофании, и, очевидно, в наибольшей степени – идеей о homo religiosus, уже хотя бы на том основании, что на ней зиждятся все вышеперечисленные концепции.

Действительно, если исходить из предположения Элиаде, что каждый человек по своей природе всегда религиозен, то связь между теологией и историей религий напрашивается сам собой, поскольку это положение – общее для обеих дисциплин. С другой стороны, история религий позволяет теологу, знающему одну определенную традицию, “ухватить факты настолько точно, насколько может это сделать человек, и показать, что в человеческой природе существуют элементы, имеющие тенденцию воплощаться в символах, подобных тем, что характерны и для собственной религиозной традиции теолога”. Так Тиллих предлагает теологу начать с вопроса о внутренней цели существования, которая, с его точки зрения, лежит в основе исторического момента в целом и истории религий в особенности.

Помимо всего прочего, Тиллих считал необыкновенно конструктивным методологию Элиаде, основанную на вычленении паттернов – своеобразных архетипических моделей, поскольку теолог, как и сам Элиаде, был особенно заинтересован в построении “системы”, в понимании структур религиозного.

Во-вторых, видимо, наиболее значим и интересен тот аспект сотрудничества Элиаде и Тиллиха, который связан с разработкой учения о Новом гуманизме. Будучи практически ровесниками (Тиллих всего на два года старше Элиаде), как Тиллих, так и Элиаде находились под сильным впечатлением от Первой и Второй мировых войн. Глубоко переживая ужасы войны и концлагерей, они искали пути для восстановления в мире человечности, обретения западной культурой свежего дыхания. И оба мыслителя нашли это свежее дыхание в концепции Нового гуманизма, основанного на новом понимании христианского учения о Боге и человеке. Но если Тиллих задался вопросом о том, как быть религиозным человеком, в особенности, христианином, в мире без Бога, то Элиаде обратился к опыту традиционной (прежде всего восточной культуры). Разделяя веру в необходимость Нового гуманизма, оба они восприняли идеи друг друга. Последние работы Тиллиха были написаны под сильным влиянием истории религий Элиаде, главной своей задачей ставящей достижение “более глубокого знания о человеке”.

Учение о Новом, “Вселенском” гуманизме для самого М. Элиаде, вероятно, было важнейшим положением его концепции. Все труды ученого по истории религий есть ни что иное, как теоретическая основа для разработки Нового гуманизма. В конечном итоге, для Элиаде конкретные проблемы исследования различных явлений религиозного, вопросы методологии науки о религии, теории мифа, символизма дают базу для создания концепции Нового гуманизма.

К сожалению, именно этот аспект мировоззрения и творческой задачи М. Элиаде часто упускается исследователями из вида. Многим хорошо знакомы идеи Элиаде о страхе перед историей, “современных” мифах и символике, но не всегда при этом существует четкое представление о том, что же, собственно, за всем этим стоит. Дело не ограничивается просто обеспокоенностью Элиаде, связанной с кризисом западной культуры, наблюдаемым ученым. Вопрос оказывается еще глубже. Элиаде пытался по-своему разрешить проблему секуляризации современной культуры и общества. Его история религий и учение о Новом гуманизме - оригинальная попытка разрешения проблемы жизни в мире без Бога.

Концепцию “вечного возвращения” часто называют пессимистической, но для самого Элиаде она имела противоположный смысл. “Ностальгия” по “истокам”, по Золотому веку существует в век “высоких технологий”, что, по мнению Элиаде, и внушает оптимизм. Человек современной секуляризированной культуры Западной цивилизации по-прежнему остается религиозным, и в этом состоит его спасение.

Элиаде вовсе не сводил функции религиозного к примитивно компенсаторским. Для ученого мир homo religiosus богат и наполнен смыслом, причем этот самый смысл миру придает именно религиозное. Жизнь становится реальной и значимой только в связи с сакральным. Разрешение экзистенциального кризиса современного человека Элиаде видел в обращении к опыту традиционной культуры, характерной для Востока. Согласно Элиаде нам действительно есть чему “поучиться” у архаичного человека. Так ли далеко мы ушли от архаики, как нам кажется, а вернее сказать, как мы сами порой пытаемся себя в этом убедить? Суеверия наполняют и регламентируют жизнь некоторых современных “цивилизованных” людей не меньше, чем религиозные табу управляют жизнью какого-нибудь австралийского аборигена.

Следует остерегаться вульгарной интерпретации идеи Элиаде о возможности применения некоторых установок традиционной культуры для “оживления” Западной цивилизации. Речь не в коем случае не идет о том, чтобы “вернуться на пальму”. В предисловии к английскому изданию своей работы “Мифы, сновидения, мистерии” Элиаде замечает: “Прежде всего современного человека Запада интересует идея смерти и возрождения (подразумеваются представления о смерти и возрождении в Восточной и архаичной культурах)... Эти концепции выражают человеческие состояния, которые западный мир давно оставил позади и которые как таковые не приемлемы для современного европейца. С другой стороны, их неистощимая суть и ее герменевтическое толкование могут значительно стимулировать философское мышление. Например, мы не можем преуменьшить значение того факта, что архаические и восточные культуры преуспели в придании положительных ценностей обеспокоенности, смерти, самоунижению и хаосу. В период кризиса, через который мы сейчас проходим, знание того, каким образом и, исходя из каких предпосылок, такие различные культуры, как первобытные и индийские верования, пришли к приписыванию достоинств ситуациям, которые для современного человека являются лишь ужасающими, абсурдными и демоническими, может стать не только полезным, но и необходимым.

Если открытие бессознательного заставило человека Запада предстать перед своей собственной индивидуальной, тайной и зачаточной “историей”, то встреча с неевропейскими культурами заставит его глубоко проникнуть в историю человеческого духа и, возможно, убедит признать эту историю неотъемлемой частью своего существования. История религий однажды станет нашим путеводителем в этих дальнейших путешествиях и будет служить в качестве толкователя в наших встречах с самым “чуждым” из “иного””.

Элиаде рассматривает любого человека как человека религиозного, соответственно, в отношении современного человека справедливы и все положения, касающиеся homo religiosus. Следовательно, жизнь современного человека также наполнена содержанием только при условии, что она связана с Сакральным. Призыв Элиаде к восприятию традиционной культуры стоит, скорее, понимать как некую попытку посредством обращения к этой культуре “обрести самого себя”, нивелировать трагический разрыв между Сакральным и профанным, прийти в гармонию с собственным внутренним миром, поборов онтологический кризис. И как путь к этой гармонии выступает концепция Нового гуманизма.

В основе учения о Новом гуманизме лежит признание необходимости диалога между Востоком и Западом, традиционной культурой и “цивилизацией”. С другой стороны, Новый гуманизм также подразумевает и обретение человеком внутренней гармонии, мира с самим собой, отказ от идеи повсеместного “расколдовывания” мира и признание того факта, что человек с необходимостью нуждается в чем-то сверхъестественном, необъяснимом, таинственном.

Элиаде невозможно до конца понять, не обратившись к его литературному наследию, порожденному бесконечной очарованностью мыслителя тайной бытия. Ученый писал: “Удивительно то, что так немного историков религий когда-либо пытались интерпретировать литературные работы, исходя из собственного видения. Напротив, как хорошо известно, многие литературные критики, особенно в США, не колеблясь, использовали открытия истории религий в своей герменевтической работе”.

Учитывая литературные работы Элиаде, становится очевидным, что ученый был как бы “заинтригован некой тайной”, всегда присутствующей в его художественных произведениях. Как-то в одной из частных бесед Элиаде сказал о том, что для того, чтобы быть религиозным человеком достаточно просто видеть сны.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Следует расценивать как прикладного религиоведа
Человек