<<<     ΛΛΛ     >>>   

Также станет заметным, что этот идеал спекулятивной философии имеет как рациональную, так и эмпирическую сторону. Рациональная сторона выражается терминами «связный» и «логичный». Эмпирическая сторона выражается терминами «применимый» и «адекватный». Но обе стороны сочетаются вместе, если устранить ту неопределенность, которая сохраняется в предыдущем объяснении термина «адекватный». Адекватность схемы в отношении каждого ее элемента не означает адекватности тем элементам, которые уже оказались рассмотренными. Это значит, что структура (texture) наблюдаемого опыта, иллюстрирующая философскую схему, такова, что и весь соответствующий опыт должен демонстрировать подобную структуру. Таким образом, философская схема должна быть «необходимой» в смысле наличия в ней самой собственной гарантии (сохранения) универсальности через весь опыт, притом, что мы ограничиваем себя тем, что вступаем в контакт с непосредственным содержанием. Но то, что не вступает в такой контакт, есть непознаваемое, а непознаваемое—это непознанное и поэтому будет достаточно универсальности, определяемой с помощью «коммуникации».

Эта доктрина необходимости в универсальности означает, что во вселенной имеется сущность, не дозволяющая какие-либо взаимоотношения вне ее самой, что (в противном случае) было бы нарушением ее рациональности. Спекулятивная философия как раз и разыскивает такую сущность.

2. Философы не смеют надеяться когда-либо окончательно

273

сформулировать эти метафизические первоначала. На их пути неизбежно оказываются такие препятствия как слабость интуиции и недостатки языка. Слова и фразы должны «растягиваться» до такой всеобщности, которая чужда обыденному употреблению; и как бы ни стабилизировалось специальное (значение) подобных элементов языка, они остаются метафорами, безмолвно требующими от нас взлета воображения.

Нет такого первого начала, которое само по себе было бы непознаваемым, не схватываемым вспышкой озарения. Но если оставить в стороне языковые трудности, то недостаток имагинативного проникновения допускает прогресс (познания) лишь в форме асимптоматического приближения к схеме принципов, описываемых исключительно в терминах того идеала, которому они должны удовлетворять.

Эта трудность заключается в эмпирической стороне философии. Нам дан актуальный мир, включающий нас самих, который в форме нашего непосредственного опыта простирается для наблюдения. Прояснение непосредственного опыта и есть единственное определение для мысли, а отправным пунктом мышления является аналитическое наблюдение компонентов такого опыта. Но нам отнюдь не дан окончательный анализ непосредственного опыта вплоть до разнообразных деталей, охватывающих его определенность. Мы еще по привычке наблюдаем с помощью метода различения. В этом смысле, например, иногда мы видим слона, а иногда и нет. В конце концов, мы начинаем замечать, когда он присутствует. Сама способность наблюдения зависит от того факта, что наблюдаемый объект представляет важность, когда присутствует, а иногда—когда его и нет.

Первые метафизические принципы не могут не подтверждаться конкретными примерами. Ведь мы никогда бы не постигли действительный мир без их влияния. Для создания метафизики не годится метод приведения мысли к строгой систематизации на основе детализированных различений предшествующих наблюдений. Эта слабость метода строгого эмпиризма проявляется не только в метафизике. Она имеет место всегда, когда мы стремимся к широким обобщениям. В естествознании таким строгим методом является бэконовский метод индукции, который, если его последовательно применять, оставил бы науку там же, где ее и нашел. Ведь Бэкон упустил именно игру

274

свободного воображения, контролируемую требованиями связности и логичности. Подлинный метод открытия подобен полету аэроплана. Он взлетает с поверхности конкретного наблюдения; он осуществляет полет в прозрачном воздухе воображаемых обобщений; и он снова приземляется для получения новых наблюдений, которые с помощью рациональной интерпретации делаются более проницательными. Причина успеха этого метода имагинативной рациональности заключается в том, что, когда метод различения терпит неудачу, постоянно присутствующие факторы, тем не менее, могут наблюдаться благодаря имагинативному мышлению. Такое мышление снабжает нас различиями, которые не даны непосредственному наблюдению. Оно даже может иметь дело с противоречивостью, а также способно освещать непротиворечивые и постоянные элементы опыта, сравнивая их в воображении с тем, что с ними несовместимо. Негативное суждение есть вершина ментальности. Но при этом нужно строго следовать условиям, необходимым для успеха имагинативной конструкции. Во-первых, эта конструкция должна проистекать из обобщения конкретных факторов, выявляемых в определенных областях человеческого интереса, в физике, например, или в физиологии, психологии, (области) этических убеждений, в социологии или же в языках, рассматриваемых как кладовые человеческого опыта. Таким путем гарантируется первое требование, а именно: в любом случае должно иметь место важное применение. Успех имагинативного эксперимента всегда должен проверяться применимостью его результатов за пределами той ограниченной области, в которой он возник. Ввиду отсутствия подобного расширенного применения обобщение в физике, например, остается лишь альтернативным выражением понятий, применимых в ней самой. Отчасти успешное философское обобщение, если оно даже и проистекает из физики, сможет найти применение в областях опыта за пределами физики. Оно прояснит наблюдение в отдаленных областях, так что общие принципы могут быть выявлены, как и в процессе иллюстрации, поскольку в отсутствие имагинативного обобщения они затемняются постоянной конкретизацией (exemplification).

Таким образом, первое требование заключается в том, чтобы следовать методу обобщения для достижения некоторого применения; и успех этого проявляется в самом

275

применении вне его непосредственного источника. Другими словами, обретается некоторое синоптическое видение.

В этом нашем описании философского метода термин «философское обобщение» означал «использование определенных понятий, применяемых к ограниченной группе фактов, для предсказания (divination) родовых понятий, применимых ко всем фактам».

При использовании этого метода естествознание продемонстрировало любопытное сочетание рационализма и иррационализма. Преобладающая тональность мышления в естествознании была убежденно рационалистической в пределах собственных границ и догматически иррациональной вне этих границ. На деле подобный подход становится догматическим отрицанием того, что в мире имеются какие-либо факторы, полностью невыразимые в терминах его первичных, еще не обобщенных понятий. Подобное отрицание есть самоотрицание мышления.

Второе условие успеха имагинативной конструкции заключается в неотступном поиске двух рационалистических идеалов—когерентности и логического совершенства.

Логическое совершенство не требует здесь какого- либо подробного объяснения. Примером, показывающим его важность, служит сама роль, которую математика играет в пределах естествознания. История математики демонстрирует процесс обобщения специальных понятий, постигаемых в конкретных случаях. В любых областях математики ее понятия предполагают друг друга. И это замечательная черта истории мышления: области математики, получившие развитие под воздействием чистого воображения, в конце концов, получают важное применение. Но на это требуется время. Тысячу восемьсот лет пришлось ждать (своего применения) коническим сечениям. В недавнее время примерами могут служить теория вероятности, теория тензоров и теория матриц.

Требование когерентности во многом способствует сохранению рационалистического здравомыслия. Но при этом не всегда допускается критика этого требования. Если рассмотреть философские споры, то мы увидим, что их участники требуют когерентности от своих оппонентов, освобождая от такого требования самих себя. Замечено, что философская система никогда не опровергается: от нее только отказываются. Причина этого в том, что логические

276

противоречия, за исключением простых заблуждений ума (которых предостаточно, но которые лишь дременны), являются наиболее безобидными (gratuitous) из ошибок, и они обычно тривиальны. Так что после критики системы уже не демонстрируют простую нелогичность. Они страдают от неадекватности и некогерентности. Неудача с включением некоторых очевидных элементов опыта в пределы системы компенсируется прямым отрицанием фактов. И также, когда философская система сохраняет какую-либо привлекательность новизны, она сполна получает индульгенцию за свою некогерентность. Но после того, как система становится ортодоксальной и преподается в качестве авторитета, она подвергается острой критике. Ее отрицательные моменты и несогласованности признаются нетерпимыми, и начинается ответная реакция.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Мышление еще находилось в зачаточном состоянии
Уайтхед А. Философская мысль Запада истории науки и философии 2 сказать
В любых областях математики ее понятия предполагают друг друга
Уайтхед А. Философская мысль Запада истории науки и философии 8 ценности
Понятие двух различных значений числа 3