<<<     ΛΛΛ     >>>   

Августин, обогащая патристику личностным осмыслением Св. Троицы и тем самым продолжая гуманистическую традицию Сократа и Платона, проблемой всех проблем считает человека. “Как же люди отправляются в путь, чтобы восхититься горными вершинами, грозными морскими волнами, океанскими просторами, блужданиями звезд, но при этом оставляют в небрежении самих себя?” И далее, продолжая в стиле, соответствующем исповеди блаженного: “Что же за тайна - человек! Ведь ты, Господи, и число волос на его голове знаешь, так что ни один из них не упадет без ведома Твоего. И все же куда проще сосчитать волосинки, страсти и душевные колебания”[21].

У Августина, может быть, как ни у кого другого, наглядно проступает одна особенность: изучая человека, мы с необходимостью исследуем форму его бытия, деятельность. Поэтому и божественные ипостаси, по образу и подобию которых сотворен человек, представляют не только тринитарное, субстанциональное, но и деятельностное единство[22]. А сам образ и подобие Бога, по Августину, “внутренний человек”, в своей деятельной жизни стремится к такому же равновесию, гармонии памяти, интеллекта и воли. Но человеческой личности, остроумно замечает он, присущ субординационизм, когда то интеллект, то воля, то стихия чувств определяет поведение человека.

Действительно, уравновешенная, гармоничная личность характеризуется триединым единством, равновесием. И это происходит лишь в том случае, когда между элементами структуры деятельности (O-O, S-O, S-S) отсутствует субординационизм.

Конечно, античность знала об индивидуально - личностном начале в каждом человеке и даже боге. Но в отличие от христианства, в античности Абсолютом является чувственно - материальный космос, который в своем вечном круговращении в хаос и обратно, разложим и повторим. Он не историчен, а астрономичен. И личность, как эманация, как результат частичного излияния космоса, не обладает никаким своим вечным неразложимым “я”. Ноуменальная область, которая мыслится над космосом, безлична. Сверхразумное первоединство представляет из себя лишь предельную обобщенность всего существующего, т.е. является не личностным, а идеально - смысловым. И даже олимпийские боги, несмотря на их внешнюю индивидуальность и антропоморфность, являются, по сути, обобщением природных и человеческих свойств и отношений. Символизм мифологических сказаний и философии античности, является, несомненно, важнейшей вехой на пути к христианскому богу и отражает самопознание человечества той эпохи. Но целостное познание человеком самого себя связано с пониманием себя как личности. Главным образом по этой причине человек начинает видеть в Боге личность.

Богопознание есть самопознание человеком самого себя и наоборот. Так сказать, к Брахману через Атмана. Выход к нуменальному бытию через нуменального человека, через самость.

“Величайшей заслугой индийской философии, - писал Б.П.Вышеславцев, - было открытие этой самости, этого Атмана”[23]. Уже в ведийский период индийской философии (1500 г.д.н.э. - 600 г.д.н.э.), в упанишадах, которые выражают сущность ведийского учения, становится проблема Самости, личности человека. Именно упанишады отражают недовольство внешней обрядовостью, стремление придать религии вед моральный характер, усилить монистический характер толкований ведийских гимнов. Поэтому неизбежно, как и позднее при христианстве, отрицающем политеизм язычества и формализм фарисейства, центром внимания становятся глубины внутреннего мира человека, личности. Внимание перемещается от внешних физических явлений к внутреннему бессмертному “я”, находящемуся где-то за умом, за сознанием.

Из глубины веков до нас дошли мысли людей, которых отделяет от Августина не меньше столетий, чем его от нас. “Этого недоступного взору, проникающего в скрытое, находящегося в тайнике [cердца], глубочайшего, изначального Бога мудрец постигает путем самосозерцания и оставляет позади радость и горе”. “Просвещенный ни рождается, ни умирает, ни [возник] откуда-либо, ни стал кем-либо. Нерожденный, постоянный, вечный, изначальный он не [может быть] убит, [когда] убивают тело. Если убивающий думает, что убивает; если убитый думает, что убит, то оба они не распознают [истины] - он не убивает, ни убиваем. Меньше малого, больше большого скрыт Атман в сердце”[24]. Эти же мысли можно найти в более древних упанишадах, появившихся за тысячелетия(!) до Катхи упанишады[25].

“Кто знает: “Я есмь Брахман”, тот становится всем [сущим] и даже боги не могут помешать ему в этом ибо он становится их Атманом. Кто же почитает другое божество и говорит: “Оно - одно, а я - другое”, тот не обладает знанием. Он как животное перед богами”. ”Поистине, этот Атман есть Брахман”[26].

При всем принципиальном различии индуизма от христианства,[27] ведийское положение “Бог обитает в нас, в нашем сердце” не противоречит христианской ортодоксии. Может быть самый авторитетный в христианском богословии апостол Павел говорил: “Разве не знаете, что вы храм Божий, и дух божий живет в вас?” (1. Коринфянам 3:16).Разумеется, сходство многих важных религиозных положений, не носит характера плагиата[28]. Это сходство лишь еще раз говорит об общей для всего человечества задаче, сформулированной дельфийским оракулом. И эта жизненно важная для человечества задача, появившись вместе с самосознанием, вновь и вновь решается философией и теологией объединяя их общей целью.

Проблема тождества субъекта и объекта, выражая основную задачу теологии и философии, впервые была поставлена и по своему решалась тысячелетия назад в Индии, в форме взаимоотношения Брахмана и Атмана. Знаток индийской философии Пауль Дойссен, объединивший ее идеи с философией Шопенгауэра, пишет об этом с пророческим пафосом: “Если мы освободим эту мысль от различных форм, в которых она появляется в ведантийских текстах, форм, в высшей степени символических и нередко экстравагантных, и будем рассматривать ее исключительно в ее философской простоте, как тождество бога и души, Брахмана и Атмана, то окажется, что она обладает значением, выходящим далеко за пределы упанишад, того времени и страны; более того, мы утверждаем, что она имеет неоценимое значение для всего человечества. Мы не в состоянии заглянуть в будущее, мы не знаем, какие откровения и открытия предстоят беспокойному человеческому духу исследования: но одно мы можем заявить с уверенностью - как бы ни были новы и неожиданны пути философии будущего, этот принцип останется навсегда непоколебленным и никакого отношения от него не может быть. Если когда-либо будет достигнуто общее решение великой загадки, которая обнаруживает себя перед философом в природе вещей со все большей ясностью по мере развития нашего знания, то ключ к такому решению может быть найден только там, где тайна природы открывается нам изнутри, то есть в нашем сокровенном “Я”. Именно здесь впервые самобытные мыслители упанишад, и в этом их бессмертная заслуга, нашли его, когда они признали нашего Атмана, наше сокровенное индивидуальное бытие, Брахманом, сокровенным бытием универсальной природы и всех ее явлений”[29].

Обращаясь к сокровенному “Я”, ища бога внутри человека, находя абсолютную Самость, индийская теология и философия с необходимостью выходят на Триаду. Точно также, тысячелетия спустя, христианство на основе триадической диалектики неоплатонизма приходит к более глубокому догмату Святой Троицы.

В буддийской мифологии махаяны и ваджраяны основным понятием выступает Трикая, означающее на санскрите буквально “три тела”. Согласно Трикае достижение состояния Будды имеет три уровня: абсолютный (дхармакая), идеальный (самбхогакая) и конкретный (нирманакая). Со временем это движение от абсолютного к конкретному, эти три тела, носящие абстрактный характер, персонифицируются. На основе “трех тел” возникают персонифицированные образы: ади-будды, дхьяни-будд (бодхисатв) и Мануши. Что соответствует понятным христианину: Богу. Ангелам и человечеству (Бого-человеку).

В более древней индуистской мифологии центральное место занимает Тримурти, божественная триада Брахмы, Вишну и Шивы. Выступая в эпосе главными богами, Брахма понимается как творец мира, Вишну - его хранитель, Шива - разрушитель. Триединство этих богов провозглашается значительно позднее и, в отличие от христианской Троицы, понимаются как ипостаси единого верховного бога, называемого по имени одного из них. Чаще всего Вишну - Нараяны или Шивы, реже Брахмы. Понятно, что при таком осмыслении и наименовании Троицы, довольно трудно доказывать единосущность или нераздельность.

В философской системе санкхья эти три бога рассматриваются как воплощение трех гун (качеств): Брахма - это раджас (страстность, активность, действенность), Вишну - саттва (ясность, уравновешенность, сознательность), Шива - тамас (пассивность, бессознательность, инертность). Подобное рассмотрение Тримурти весьма интересно для нас, поскольку триединая структура деятельности: S-O, S-S, O-O соответственно отражают (помимо прочего) действенность, сознательность (ясность, уравновешенность), бессознательность (инертность).

Сравнение Тримурти со структурой деятельности позволяет понять, почему верховным богом по преимуществу становятся Вишну или Шива и, реже, Брахма. Дело в том, что индийскому мировоззрению чужда европейская активность, страстность, действенность Брахмы. Поэтому среди адептов индуизма главенствующее место занимают вишнуисты и шиваиты, а культ Брахмы развит слабо.

Брахма, Вишну и Шива - более поздняя модель Тримурти, в ведах ни Брахма, ни Шива не известны. Ведийская Троица состоит из Агни - бога огня, Вайю - бога воздуха и Сурья - бога Солнца. Но и это не первоначальный вариант триады, которая в своем развитии также проходит три ступени. Е.П.Блаватская, уделяя много внимания доказательству индусского происхождения принципа триады, косвенно подтверждает это. Она сравнивает индусскую, египетскую и назарейскую троицы, которые сами проявляются трижды:

Индусская: Нара(или Пара-Пуруша) Агни Брама

Нари (Мариама) Вайю Вишну

Вирадж Сурья Шива

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Центральный государственный исторический архив ссср
Философия религии
Сколько в проверенной эвристической ценности категории деятельность