<<<     ΛΛΛ     >>>   

В основе этого верования лежала либеральная мысль: этим как будто хотели сказать, что у Евангелия нет своего особого языка, что оно может быть переведено на все существующие наречия и что перевод признается равноценным оригиналу. Но не так смотрело правоверное иудейство. Для иерусалимского еврея еврейский язык был «священным языком»; ни один язык не мог с ним сравняться. Переводы Библии ценились невысоко: в переводе допускались отступления от подлинника, смягчения, изменения; еврейский же текст сохранялся в строгой чистоте. Египетские евреи и эллинисты Палестины, правда, отличались большей терпимостью; они молились по-гречески[16] и обыкновенно читали греческий перевод Библии. Но первая христианская идея была еще шире: по этой идее, слово Божие не имеет своего особого языка; оно свободно, не связано никакими путами того или другого наречия; оно доступно всем и не нуждается в переводчиках. Благодаря именно этой, своего рода, эмансипации языков, христианство и могло так легко отказаться от семитического диалекта, на котором говорил Иисус, и так легко предоставить каждому народу (как это было вначале) создавать свою литургию и свои версии Библии на родном его языке. Всеми вообще признавалось, что Мессия объединит все народы и все языки[17]. И уравнение всех наречий в пользовании ими для проповеди, это, если можно так выразиться, смешение языков было первым шагом по пути к великой эре всеобщего мира.

Однако вскоре дар языков превратился в нечто иное, в связи с чем получились еще более странные результаты. Экзальтация вызвала экстаз и пророчества. В моменты экстаза у верных, вдохновляемых Духом Святым, вырывались нечленораздельные бессвязные звуки, а слушатели принимали их за слова на иностранном языке и наивно пытались истолковать (Деян.2:4; 10:44 и сл.; 11:15; 19:6; 1 Кор.12–14).

Было и такое мнение, что человек в состоянии экстаза начинает говорить на новых, дотоле неизвестных языках[18] или даже на языке ангелов[19]. Впрочем, такого рода дикие сцены, неоднократно приводившие к злоупотреблениям, сделались обычными лишь позднее (1 Кор.12:28,30; 14:2 и сл.). Но не лишено вероятия, что начались они с первых же годов христианства. Еще видения древних пророков часто сопровождались симптомами нервного возбуждения (Суд.19:23 и сл.). Такие же явления наблюдались у греков, когда они славословили Бахуса. Пифия в своих прорицаниях особенно любила иностранные или устарелые слова, так называемые «глоссы» (то же название применялось и в вышеупомянутых случаях апостольских прорицаний)[20]. Весьма возможно, что многие кабалистические и таинственные слова первых времен христианства, составленные, в сущности, из корней двух различных языков или представляющие анаграммы, как, например, «Авва отче» или «Анафема Маранафа» (1 Кор.12:3; 16:22; Рим.8:15) — обязаны своим происхождением таким именно припадкам экстатического словоизвержения вперемежку со вздохами (Рим.8:23,26,27), со стонами, с восклицаниями, с молитвой, с внезапными вспышками восторга, — словом, тем нервным явлениям, которые принимались за пророческие. То была музыка души, выливавшаяся неопределенными звуками, — музыка, которую слушатели пытались выразить в образах и в словах с определенным значением (1 Кор.13:1; 14:7 и сл.). Лучше сказать, то была молитва Духа, обращенная к Богу на языке, известном только Богу и который только Бог может понимать (Рим.8:26-27). Ведь находившийся в экстазе не понимал ни одного слова из того, что говорил; он даже не сознавал, что с ним происходит (1 Кор.14:13,14,27 и сл.). Его слушали с жадным вниманием и тут же на место бессвязных полуслов подставляли все, что приходило в голову. Каждый, естественно, или переводил их на родной свой язык, или наивно подыскивал им объяснения в других языках, поскольку он их знал. И это всегда более или менее удавалось, так как слушатели вкладывали в непонятные, отрывистые слова то, что у них было на сердце.

История секты иллюминатов очень богата такого рода явлениями. У проповедников в Севеннах наблюдалось много случаев «глоссолалии»[21]. Но самый поразительный пример подобных явлений мы находим около 1841–1843 года у шведских «чтецов»[22]. Непроизвольные выкрикиванья бессвязных, бессмысленных слов, сопровождаемые обмороками и конвульсиями, были долгое время ежедневным занятием на радениях этой маленькой секты. Зараза быстро распространялась и породила довольно крупное религиозное движение в народе. У ирвингиан «дар языков» проявлялся совершенно так же, как это описывается в «Деяниях» и у св. Павла[23]. Да и наш век видел такие сцены самообмана. Но мы не станем приводить их здесь: несправедливо было бы приравнивать легковерие, неразлучное с каждым крупным религиозным движением, к легковерию, источником которого является низменность ума.

Дикие сцены, подобные вышеописанным, разыгрывались иногда и на глазах непосвященных. Случалось, что верующий, придя в экстаз, в самом разгаре озарения, решался выйти и показаться толпе. Таких принимали за пьяных (Деян.2:13,15). Сам Иисус, как ни был он далек от мистицизма, не раз являл на себе обычные симптомы экстаза (Мк.3:21 и сл.; Ин.10:20 и сл.; 12:27 и сл.). Ученики же его, в первые два–три года после его смерти, были совершенно во власти подобных идей. Случаи пророчеств бывали очень часто; пророческий дар был почти то же, что дар языков (Деян.19:6; 1 Кор.14:3 и сл.). Молитва нараспев, прерываемая конвульсиями, мистическими вздохами, лирическими восторгами, славословиями (Деян.10:46; 1 Кор.14:15,16,26), была ежедневным занятием. Всякие «канты», «гимны», «псалмы» на манер песнопений Ветхого Завета полились целым каскадом[24]. То сердце и уста вторили друг другу, то пело одно сердце под аккомпанемент внутренней благодати (1 Кор.14:15; Кол.3:16; Еф.5:19). Так как ни один язык не передавал новых ощущений, зарождавшихся у верующего в такие моменты, то человек начинал издавать какой-то лепет, глубоко трогательный, но без всякого смысла, и в этом бормотанье беспомощно барахтались, если можно так выразиться, зародыши будущего «христианского языка». Христианство разбило древние языки, не находя в них орудия, пригодного для его целей. Но пока новая религия создавала такой язык, какой был ей нужен, прошли века в бесплодных потугах и в муках родов. Новорожденный только кричал, но, конечно, не мог говорить. Что такое стиль св. Павла, да и всех авторов Нового Завета, как не бесформенная, вылетающая из глубоко взволнованной груди, вперемежку со вздохами, импровизация «глоссолала»? Им не хватало слов. Подобно пророкам они начинали детским криком: «А-а-а!» (Иер.1:6). Говорить они не умели, им одинаково изменяли и греческий и еврейский. Этим-то и объясняется, что зарождающееся христианство так чудовищно насиловало язык. Точно заика, у которого звуки сталкиваются во рту, давят друг друга и заканчиваются пантомимой, мало понятной, но мощной по своей выразительности.

Все это было очень далеко от проникновения учением Иисуса, но для умов, насквозь пропитанных верой в сверхъестественное, такие феномены имели большой смысл. Особенное значение придавали дару языков, как существенному атрибуту новой религии, как доказательству ее истинности (Мк.16:17). Во всяком случае, нельзя не признать, что явления экстаза приносили плоды: они обратили многих язычников[25]. Вплоть до III-го века «глоссолалия» проявлялась так, как описывает св. Павел, и считалась длящимся чудом[26]. Некоторые торжественные слова христианского лексикона ведут свою родословную именно от таких полуслов, полувздохов, вырывавшихся у «глоссолалов». Эффект в общем был сильный и прочный. Такой способ отдавать на общее обсуждение свои чувства, внушенные свыше, предоставляя всей общине истолковывать их, должен был создавать между верующими глубокую братскую связь.

Новые сектанты, как все вообще мистики, вели аскетическую жизнь строгих постников (Лк.2:37; 2 Кор.6:5; 11:27). Как и большинство жителей Востока, ели они мало, что уже само по себе поддерживало в них экзальтацию. У сирийцев, например, слабых физически благодаря своей воздержности в пище, нервная возбудимость очень велика: они вечно находятся в каком-то лихорадочном состоянии. Усиленный умственный труд современного человека был бы невозможен при таком режиме. Но дело в том, что слабость мозга и мышц способна, без всякой видимой причины, вызывать частые смены настроений, быстрые переходы от радости к тоске и обратно. А такое моральное состояние приводит душу в постоянное общение с Богом. «Печаль ради Бога» (2 Кор.7:10), как это называли тогда, считалась даром небес. Все учение духовных отцов, всех этих Иоаннов Климаков, Василиев, Нилов, Арсениев, все тайны великой науки внутренней жизни, все лучшее и славнейшее, что было создано христианством, уже лежало в зародыше в том странном экстатическом состоянии вечного ожидания, какое переживали месяц за месяцем эти знаменитые предки всех алчущих правды. Они жили в сверхъестественном, в мире грез; самые мелкие факты, самые пустые случайности принимались ими за указания свыше (Деян.8:26 и сл.; 10:6,7,9 и сл.; ср. Лк.2:27 и т. д.).

Под «дарами Духа Святого» подразумевалось, таким образом, все, что есть лучшего, самого высокого, самого тонкого, самого ценного в человеческой природе: любовь к человеку и к Богу, страх Божий, беспредметная тоска, порывания к идеалу, умиление, нежность. Все чистые порывы, все добрые чувства, рождающиеся в нашей душе без участия нашей воли, приписывались дуновению с небес. Большое значение придавали слезам как особенной милости Божией. Этот чудный дар слез, исключительная привилегия самых добрых, самых чистых душ, приносил бесконечную усладу. Все тонкие натуры, особенно женщины, отличаются способностью много плакать, и кто не знает, какую силу почерпают они в ней? Слезы — их молитва и, несомненно, самая святая из молитв. Надо окунуться в самую глубь средневековья, надо вернуться к временам св. Бруно, св. Бернарда, Франциска Ассийского, орошавших слезами свою любовь к Богу, чтобы ясно представить себе всю целомудренную грусть первых дней христианства, когда буквально сеяли в слезах, дабы пожать в радости. Плакать стало актом благочестия: кто не умел ни говорить на чужих языках, ни проповедовать, ни творить чудеса, тот просто плакал. Плакали на молитве, плакали проповедуя, плакали грозя гневом Божиим (Деян.20:19,31; Рим.8:23,26). Наступило царство слез. Казалось, души людей исходили слезами; казалось, что, за отсутствием языка, который мог бы передать их чувства, все их внутреннее существо выливалось наружу этим скорейшим и самым коротким путем.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Деян.1:15. Большинство из «пятисот братьев», несомненно, осталось в Галилее. Сказанное в Деян.2:41 есть, очевидно, преувеличение или, по меньшей мере, упреждение событий.

[2] Лк.24:53; Деян.2:46. Ср. Лк.2:37. Гегезипп у Евсевия, “Hist. eccl.”, II.23.

[3] См. у Иосифа “Bell. Jud.”.

[4] Эта книга была, по-видимому, написана в начале II-го века нашей эры.

[5] «Восшествие на небо Исаии», VI, 6 и след. (эфиопская версия).

[6] Ср. Миссона “Le Theatre sacre des Cevennes” (Лондон, 1707, стр. 103).

[7] “Revue des Deux Mondes”, сент., 1853 г., стр. 966 и сл.

[8] Жюль Реми, “Voyage au pays des Mormons” (Париж, 1860 г.), кн. II и III; напр., том I, стр. 259–260; т. II, стр. 470 и сл.

[9] Астье, “Le Reveil religieux des Etats-Unis” (Лозанна, 1859 г.).

[10] Деян.2:1-3; Юстин, Apol., I, 50.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Может ли христианство быть совершенным без монастыря
Апостолы были уверены в своей власти творить чудеса
Главным образом
Действительно
То же различие определенно проводится в дигестах