<<<     ΛΛΛ     >>>   

Однако обратимся к тому, что относится к самому содержанию темы, к противопоставлению Синая Сиону. Отождествление Синая с Ветхим Заветом, а Сиона - с Новым, встречается уже в Гал. 4, 24 и сл. и в Евр. 12, 22. В Послании к Галатам эта тема связывается с двумя женами Авраама - с Агарью и Саррой, а в разбираемом труде (3) - с двумя сыновьями Ревекки - с Исавом и Иаковом. При этом в нашем тексте особенно любопытным представляется отождествление обоих гор. И в том и в другом случаях речь идет о Иерусалимской горе, но в двух аспектах - в своей земной реальности (иудейский аспект) и в эсхатологической (христианский аспект). Нужно заметить, что смешение Сиона и Синая (чему давала повод орфография иврита вследствие совпадения согласных) мы находим и у Варнавы (11, 3), где цитата из Ис. 16. 1 приводится со словом «Синай», тогда как в Септуагинте значится «Сион».

Исходя из этого, строго логично проводится такая параллель: Синай - земной Иерусалим - есть Ветхий Завет, на котором построен Храм. Сион - гора Нового Завета - есть крест, на котором умер Христос: «In montem sanctum ascendit lignum regni sui [...] Montem Sion sanctum esse crucem sanctam» (9). На этом кресте воздвижено тело Христа, как на Синае - Храм (4). Это своеобразное понимание горы в смысле креста опирается на этимологию Сиона, как «speculatio», то есть «наблюдательная башня». Таким образом, здесь становится понятной потребность в этимологических толкованиях46. Отметим, что этот образ двух гор с самого начала сопоставлен с образом двух народов, происшедших от Ревекки, согласно повествованию в книге Бытия 25, 23 (3). Этот образ является центральным также и у Тертуллиана. Ниже мы еще коснемся вопроса о связи между этими двумя авторами.

Исходной точкой для понимания этого учения является толкование изречения Ис. 2, 3, относимое ко Христу, приходящему из Сиона. Этот стих из Исайи входит в древние «testimonia». В частности, он цитируется Иустином в его «Диалоге», Киприаном - в «Testimonia» (1, 10), а также в «Adversus Iudaeos» (307-308). Но то, что эта цитата связывается со страданием, характерно лишь для нашего текста. Насколько мне известно, единственным еще местом, где также встречается эта параллель, является тертуллиановское «De anima». В этом сочинении Тертуллиан критикует гностика Менандра, утверждающего, что крещение непосредственно сообщает воскрешенную жизнь и предохраняет от смерти. Тертуллиан пишет: «По его мнению, даже умирать за Бога не представляется законным, тогда как, напротив, все народы отныне восходят на гору Господню и в дом («aedes») Бога Иакова, Бога, требующего от них мученической смерти, какой Он потребовал даже от Своего Сына. Никто не станет признавать даже за магией права избежать смерти или прикипать людям жизнь, подобно тому как это делают с виноградной лозой для возобновления ее жизни» (L, 4).

Странно, что Вашинк в Своем прекрасном толковании не узнал цитату, содержащуюся в первой части фразы. Он отсылает нас к лестнице Иакова (с. 524-525), не имеющей к этому месту ни малейшего отношения. На самом деле речь здесь идет о дословной цитате из Ис. 2, 3: «Omnes nationes ascendunt in montem Domini et in aedem Dei lacob». Та же цитата к том же самом изложении находится и у Тертуллиана к его «Adv. Marc.», III, 21, 3, только здесь она приведена в сочетании со следующим стихом: «Quia ex Sion exhibit lex et sermo Domini ex Hierusalem». В несколько измененном виде она воспроизводится и в «Adv. Marc.», V, 4, 3, а также в «Adv. lud.», III, 8: «Ascendamus in montem Domini et in Domum (aedem) Dei lacob». Тертуллиан, несомненно, заимствовал эту цитату из Ис. 2. 2-3 у древнего предания в «Testimonia». В «Adv. Marc.» он приводит Иустина. Еще раньше него эта цитата использовалась в «Adv. lud.» Псевдо-Киприана в такой форме: «De Sion Dei exiet uerbum de Hierusalem».

Если мы сравним толкования этой цитаты у Тертуллиана и в «De montibus», то обнаружим целый ряд общих мест. Характерной чертой рассматриваемого труда является то, что Божие жилище, находящееся на горе Сионе и являющееся одновременно Иерусалимом и Храмом, толкуется как образ Христа - Новый Храм. То же самое мы находим и у Тертуллиана: «Aedes Dei super summos monies (Is. 2, 2), utique Christus, catholicum Dei templum, in qua Deus colitur (Marc., III, 21, 3)»47. В нашем тексте, «De montibus», указывается, что «Иисус говорил о своем теле, как о подобии храма» (4). У Тертуллиана мы не встречаем своеобразного уподобления Сионской горы кресту. Зато в сочинении «Adversus Marcionem» (III, 21, 1) приводятся взятые из «testimonium» слова: «Dominus regnauit a ligno». В «De montibus» цитируется этот же самый «testimonium» (9) и именно основываясь па нем говорится о «Lignum regale» или «Lignum regni» (9). К тому же в других местах этот текст приводится в связи с обращением народов.

Но еще более, чем это сходство в деталях, поразительно то, что текст Исайи 2, 2-3 применяется в связи со смертью Христа на Сионском холме. В этом отношении смысл текста «De anima» совершенно ясен. Взойти на гору означает претерпеть смерть ради Бога. Это было совершено Христом, и в этом христиане должны подражать Христу - в этом смысл мученичества. Эта мысль проходит красной нитью через весь разбираемый нами труд - «De montibus». Гора, упоминаемая в Ис. 2, 2-3, не только связана со смертью Христа; она становится символом креста, на котором был распят Христос, подобно тому как Храм расположен на Сионской горе. Отличие тут от Тертуллиана в том, что последний затрагивает этот вопрос лишь мимоходом, тогда как в «De montibus» он развивается в сложной аллегории. Но несомненно то, что Тертуллиан употребляет известный в его эпоху образ, о котором свидетельствует и данный труд, чья интерпретация более древняя и несет на себе иудеохристианский отпечаток, отсутствующий у Тертуллиана.

В отношении другого места Вашинк также справедливо провел параллель между «De anima» и «De montibus». Имеется в виду тема рождения Церкви, выраженная в виде воды и крови, источенных из прободенного Христова ребра. В «De montibus» об этом пишется так: «De latere sanguis aqua mixtus profusus affluebat, unde sibi ecclesiam fabricauit (9)», а в «De anima» можно прочесть следующее: «De iniuriis perinde lateris eius uera mater uiuentium figuraretur ecclesia (43, 10)». Совершенно очевидно, что в этих двух отрывках усматривается параллель между рождением Евы из ребра Адамова и рождением Церкви из Христова ребра48. К тому же в «De montibus» уже имелось упоминание об Адаме. А приведенный выше образ, получивший в дальнейшем широкое развитие, впервые появляется в указанных выше двух текстах. В связи с этим местом Вашинк отмечает, что «De anima» и «De montibus» написаны примерно и одни и те же годы. Следовательно, Тертуллиан воспринял эту тему из латинской иудеохристианской среды. Действительно, у Иустина или Иринея мы не встречаем этой темы, хотя типология Адама занимает в их творениях важное место.

Но в тексте «De montibus» к сюжету о рождении Евы добавляется тема живой воды, источенной из скалы Храма. Эта тема развивается здесь следующим образом: «In quam (ecclesiam) legem passionis suae consecrabat, dicente ipso: qui sitit ueniat et bibat qui credit in me flumina de uentre eius fluent aquae uiuae» (9). Мы находим тут и цитату из Ин. 7, 87, 38. Данное место интересно отождествлением воды и крови, источенных из Христова ребра, с живой водой Храмовой скалы. Это указывает на то, что автор, несомненно, рассматривал Ин. 7, 87, 38 соотнесенным с Иезекиилем 47, 1-13, что еще более подтверждается приведением вслед за этим цитаты из Пс. 1, 3: «Et erit uelut lignum quod plantatum est secus decursus aquarum», которая близка по смыслу к Иез. 47, 12. Таким образом, мы имеем здесь прямое свидетельство тому, что Ин. 7, 37 понимается как Храмовая скала49.

Более того, мы находим сравнение расщелины в скале с раной в Христовом теле. Это отмечается трижды. Сначала автор приводит Ис. 2, 3: «Et declarauit montem Sion sanctam Dei esse crucem dicens: De Sion exiet lex»; затем он цитирует Ис. 39, 8: «Lex christianorum crux est sancta Christi filii Dei uiui, dicente aeque propheta: lex tua in medio uentris mei.

Percussus in lateris uentre». Наиболее южный пункт содержится в Пс. 39, 8: «In medio uentris mei». Ventris переводится словом ????i??. Обычное чтение - «cordis» (= ????i??). Однако «????i??» - чтение из Sinafticus50. И наконец, третий этап - Ин. 7, 38: «Flumina de uentre eius fluent aquae uiuae».

Употребление в приведенном тексте из Пс. 39, 8 термина «koilias» имеет ту особенность, что это слово может быть приложимо как к расщелине в Сионской скале, так и к ране в ребре Христа. Впрочем, подтверждение этому мы находим в одном Иустиновом тексте, где он ссылается на Ис. 51, 1 (Dial. CXXXV, 3). В этом тексте происхождение еврейского народа от Авраама сравнивается с добыванием камней из скалы («e? ?e????»). Говоря о рождении Церкви от Христа, Иустин заменяет слово «?e????» словом «????i??». Это могло бы быть косвенным указанием на сравнение расщелины в скале с раной в Христовом ребре и подтверждением того, что данная тема была в употреблении во втором столетии.

Так, например, та же тема встречается и в Послании Варнавы 11, 1-11. Этот текст целиком посвящен параллели между Христом и скалой Храма. В связи с водой, источенной из скалы, Послание Варнавы приводит текст Пс. 1, 3: «Erit uelut lignum...» (11, 6), который цитируется и в рассматриваемом нами сочинении. Более того, Послание Варнавы содержит «testimonium», составленный в духе пророка Иезекииля, сравнивающего волу из скалы с древами жизни (11. 10). В нашем тексте мы также находим совмещение двух цитат (Ин. 7, 38 и Пс. 1, 3), объединяющее оба образа: «Flumina de uentris eius flument et erit lignum plantatum iuxta tractus aquarum». Это близко к латинскому тексту Варнавы 10, 1: «Flumen trahens a dextra et ascendebant inde arbores speciosae». Мы встречаемся здесь с параллелью между древним образом воды и скалы и новым образом воды и креста, а также с идентичным пониманием цитат, указывающих на «testimonium», что позволяет предположить наличие связей между Посланием Варнавы и разбираемым нами трудом51. Мы уже отмечали, что в Послании Варнавы при цитировании Ис. 16, 1 «Сион» заменен на «Синай» (11, 3), а это созвучно отождествлению обоих в нашем тексте.

Однако можно пойти и еще дальше. Мы видим, что Псевдо-Варнава приводит цитату из Пс. 1, 3 в таких выражениях: «iuxta tractus aquarum». Аналогичного перевода мы не находим больше нигде; и Тертуллиан, и Киприан употребляют слово «exitus». Единственный пример подобного перевода находится лишь в латинском тексте Послания Варнавы. В таком случае можно высказать предположение, что автор нашего сочинения пользовался, приводя данную цитату, латинским текстом Послания Варнавы. И это - не единственная общая точка между указанными двумя произведениями. Мы уже отмечали наличие в них одного и того же варианта текста Ис. 40, 12: «Palmo mensus sum caelum et pugno comprehendi [Bar.: apprehendi] terram (18, 2)». В обоих случаях текст перевода Септуагинты сокращен одинаковым образом - удалением из него слов «manu aquam et».

Апокалипсический характер разбираемого произведения сказывается в приводимой в нем народной притче, сложенной в духе притч «Пастыря». «Когда, по истечении срока, наступает время сбора винограда, на установленные посредине сада леса поднимается слуга, которому поручена охрана виноградника. На этих лесах сооружают из прутьев квадратный наблюдательный пост («speculum»52), и с каждой стороны квадрата делают в стенках по три обзорных отверстия («cauerna»), что составляет всего двенадцать отверстий. Через них слуга-охранник наблюдает за всем виноградником и noem» (14). Когда приходят воры («fures»), слуга поднимает крик, чтобы обратить их в бегство. Штуйбер показывает, что такой обычай практиковался также в Африке и в других местах, о чем свидетельствуют дошедшие до нас изображения53.

Далее в притче говорится: «Такой обычай мира сего («conuersus») подобен духовной благодати. И то, что происходит в земном винограднике, применимо и к народу Божьему («deifico»). Христианский народ составляет духовный виноградник Господа, охраняемый по воле Бога Отца Слугой-Христом, воздвиженным на высокое древо. Если сатана, обходя землю, вступит в виноградник и осмелится кому-нибудь досадить или похитить кого-либо из народа Господня («dominica»), то он тотчас изгоняется Небесным Слугой, подвергается духовному бичеванию и бежит в безводные и пустынные места» (15). Мы встречаем образ виноградного стража уже в Ис. 1, 8 и в Песнь. 1, 6 (8, 11), но нельзя не заметить аллегорического развития этого образа автором рассматриваемого труда. Тертуллиан тоже сравнивает Бога, взирающего на грешного Адама, со «speculator»: «Speculatorem uineae uel horti tui lepus aut furunculus non latet» (Marc. II, 25, 3).

Эта народная притча близка к Ерме (Sim, 5, 1-6). Окраска ее вполне апокалипсическая. Обратим внимание на то, что наблюдательный пост имеет квадратную форму («quadratus») и с каждой из его четырех сторон сделано по три обзорных отверстия (Caverna). He забудем также, что «speculum» является олицетворением Иерусалима, который означает «speculatio». А выше говорилось о Иерусалиме, «нисходящим с неба как новый град, с четырех сторон обрамленный четырьмя Евангелиями» (10). Это - аллюзия на Новый Иерусалим из Откр. 21, 2. Город этот четвероугольный (21, 16). Кроме того, мы находим в нем по трое ворот в каждой из четырех стен (21, 12). Нельзя не узнать в «speculum» из «De montibus» Новый Иерусалим Откровения.

Характерной чертой «De montibus» является прежде всего то, что он написан евреем, хорошо владевшим ивритом, но плохо знавшим латынь. Его латинский язык очень бледный и страдает буквалистическими переводами. К тому же свободное использование им Священного Писания, наличие составных цитат, присутствие аграфов - все это говорит о его весьма архаичном подходе. Автор знаком с раввинистическими преданиями о Сионе, месте рождения Адама. Символика цифр схожа с той, которую мы находим в Откровении и в Послании Варнавы, а притча о винограднике напоминает «Пастыря». Здесь мы также встречаемся с толкованием Ис. 5, 1-8, но если в нашем тексте при этом акцентируется образ сторожевой башни, то у Ермы - образ ограды.

Последний сюжет вновь затрагивает вопрос о связи «De montibus» с Тертуллианом. Проблема заключается в следующем. Тертуллиан неоднократно цитирует Ис. 1, 8. В четырех случаях он так переводит это место: «Derelicta filia Sion tamquam specula in uinea» (Adv. lud 13, 26; Adv. Marc. IV, 25, 11; 31, 6; 42, 5). Киприан же предлагает другой перевод: «Derelinquetur filia Sion sicut casa in uinea» (Test. 1, 6). Этот же перевод мы находим и в «Adversus Iudaeos» 3, 4, который предшествует 13, 26. Значит, такой перевод был во времена Тертуллиана общепринятым в Африке. К тому же это и вполне естественный перевод: в еврейском тексте речь идет о «шатре» (hutte) для укрытия людей или хранения инструментов, а не о наблюдательном сторожевом посте. Септуагинта приводит тут термин «?????».

Вопрос состоит в том, чтобы выяснить, для чего Тертуллиан употребляет слово «specula». Он вводит этим новый, чуждый библейскому тексту, элемент - наблюдательный пост в винограднике. По-видимому, Тертуллиан исходил из древней африканской практики, с которой он был знаком. Но весьма вероятно, что именно та притча из «De montibus» и послужила к тому основанием. В самом деле, мы находим одно и то же применение этой притчи. Для Тертуллиана «specula» также является олицетворением Иерусалимского Храма, где обитал Ангел Господен, но который он затем покидает: «Scissum est et Templi uelum, angeli eruptione derelinquentis filiam Sion, tamquam in uinea speculam» (Мк. IV, 42, 5). Ангел представлял собой силу Божию, пребывавшую в «specula». Он был «speculator», то есть страж Израиля.

Но есть и еще более точные указания на связь между Тертуллианом и разбираемым сочинением. В «De montibus» (14) «speculator» несет обязанность стеречь добро от воров (fures). Буквально о том же говорится и у Тертуллиана: «Speculatorem uineae uel horti tui lepus aut furunculus non latet. Et Deum puta de sublimioribus oculatiorem aliquid subiecti praeterire non posse» (Мк. II, 25, 3)· Правда, здесь речь идет не о земном, а о небесном Храме, но сюжет в точности тот же. Нет сомнений, что Тертуллиану было знакомо понятие «specula», связанное с охраной виноградников. В таком случае вполне вероятно, что замена слова «casa» термином «specula» в переводе отрывка из Ис. 1, 8 была ему внушена именно теми представлениями. И тогда наличие связи между Тертуллианом и «De montibus» - в частности, на примере притчи о Храме - представляется нам несомненным.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Латинские христианские тексты представляли собой лишь переводы с греческого языка переводы перевода
Как киприан только говорит о ней
Даниелу Ж. Истоки Латинского Христианства. иудеохристианство библия Муратори 8 проповеди
Спекулятивные рассуждения данной проповеди