<<<     ΛΛΛ     >>>   

святил этому содержательную работу), которое делает возможным существование самых различных подходов к одному и тому же явлению, показывая предмет в меняющейся перспективе, под самыми различными углами зрения. Столь сложная ситуация ведет к возникновению самых различных представлений о данном явлении, но отнюдь не означает утраты пространства общепринятого опыта. Значение вещей остается конкретным, пока к ним подходят с общепринятых, разделяемых всеми членами данной общности, позиций. Общепринятая система значений исчезает только в том случае, когда бок о бок друг с другом существуют две или несколько социальных групп или культур, каждая из которых обладает собственным подходом к вещам и явлениям, а индивид имеет возможность делать выбор между ними. Источниками таких различных взглядов могут стать деревня и город, промышленность и торговля. Переход индивида от одной сферы деятельности к другой и его свобода в выборе между ними характеризуют ту первичную ситуацию, в рамках которой личности доступны различные подходы к одному и тому же явлению, к одной и той же вещи. Отсюда берет свое начало релятивизм и скептический взгляд на вещи; здесь зарождается концепция, противопоставляющая частный, фрагментарный и обобщающий подходы к изучению реальности. Когда происходит смешение, взаимопроникновение нескольких дискретно структурированных социальных групп, объекты теряют свои отчетливые очертания и предстают перед наблюдателем как бы в смазанном виде. Столь же смазанная ситуация дает индивиду возможность устраниться от соблюдения определенных правил поведения. Здесь мы видим, как на базе сакрального, религиозного общества возникает общество мирское, светское. Карл Менни-ке как-то заметил, что примитивные общества не позволяют уклониться от исполнения общепринятых этических норм: единственная альтернатива конформистскому поведению — репрессия, иными словами, образование психологических комплексов является комплементарным феноменом сакральной общности. Сложное общество с его плюралистической этикой дает возможность выйти из жестких рамок общепринятых норм, но также приводит к неврозам. Развитие психологии знаменательным образом совпало со всеобщей доступностью механизмов ухода от жестко регламентированных норм социального поведения, поскольку только личность, находящаяся в независимом положении, не связывающая себя никакими обязательствами, делающая определенный выбор по собственной воле и собственному разумению, становится главным объектом научного исследования.

Современный молодой человек сталкивается с аналогичной маргинальной ситуацией, когда начинает самостоятельную жизнь за пределами родительского дома. Формы, которые приобретает эта ситуация, всегда одинаковы независимо от того, кто стоит на перекрестке дорог — индивид или целый социальный слой. Специфика спора между софистами и Сократом (как мы это увидим позже) в их переориентации с

69

4. Надличностный характер значения

Сила гегелевской концепции Geist заключается, как мы это видели, в понимании им социальных измерений значения — именно этот факт позволяет провести различие между субъективным актом и его объективным «двойником», социально обусловленным значением. Но это не все. Мы будем и дальше брести ощупью в солипсистском царстве внешних явлений, пока не взглянем на вещи шире, выйдя за рамки объективности значений. Ведь на этом уровне мы все еще имеем дело не с чем иным, как с индивидуальными значениями, пусть даже и поддающимися передаче, и у нас нет ясного представления об их взаимосвязях. Поэтому, попытавшись взглянуть на историю в этой плоскости, мы сталкиваемся с целым рядом дискретных проявлений, которым недостает исторической непрерывности. В такой номиналистской перспективе (где только индивидуальные перцепции реальны) мы не можем осмыслить события типа формирования американского

70

обычного права, развившегося на основе английского, освоения японцами западной технологии, роста прусского государства от Фридриха II до Бисмарка или протестантского мятежа против средневековой церкви. Мы не можем реконструировать социальные изменения исходя из мозаики индивидуальных высказываний и оценок и не способны охарактеризовать какое-либо событие прошлого или настоящего, не располагая даже термином для определения той среды, в которой эти события происходили.

Наше высказанное ранее утверждение, что индивид является первоначальным средоточием реальности, вовсе не означает забвение того факта что отношения между людьми, хотя и носящие весьма сложный характер, также реальны. (Строго говоря, группа, конечно, не поглощает индивида, и личность не ассимилирует и не отражает полностью общества, ее окружающего, но именно в этих общих для всех областях действия индивида обретают социальный и исторически релевантный характер и, наоборот, групповые структуры становятся первичными детерминантами действий отдельно взятой личности.) Гегелевский Geist негласно подразумевает (помимо выявления объективных значений, о чем уже шла речь) существование коллективного контекста истории, который нам необходимо знать, чтобы понять ее непрерывность. Проблемы и альтернативы, встающие перед индивидом в процессе его деятельности, являются ему в определенном социальном контексте. Именно этот контекст структурирует роль личности, и именно в нем ее действия и опыт приобретают новый смысл. Этот смысл выходит за границы значений, которые «имеет в виду» индивид, когда обдумывает или передает какие-то вновь обретенные сведения или впечатления. Начав говорить о структурированном, т.е. обусловленном влиянием той или иной структуры, поведении или мышлении, мы переходим на второй уровень объективных значений — стараемся постичь значение значения, реконструируя контекст индивидуальных действий и перцепций.

5. Критика энтелехии как концептуальной модели

Пытаясь отделить конструктивные элементы гегелевской теории от ее спекулятивных положений, мы обратили внимание на концепцию «объективного духа» и его социальных компонентов. Мы видели, что духовные феномены обладают структурой и надличностным измерением. Но, констатировав это, мы столкнулись с возможностью ложного понимания данной точки зрения, в котором повинен сам Гегель. Искажения органически присущи тенденции рассматривать структурированные значения как развивающуюся и самореализующуюся энтелехию. Непросто показать несостоятельность такого подхода, поскольку в нем содержится крупица истины, хотя ложная перспектива, в которой он осуществляется, и создаваемая им путаница затеняют свет, излучаемый самой концепцией.

71

В качестве иллюстрации сомнительной методики Гегеля можно было бы привести объяснение эволюции барокко как процесса, в ходе которого присущие этому стилю внутренние потенциальные возможности разворачиваются в той же самой последовательности, в какой отдельные художники на практике осознают скрытые в нем потенции. Такой подход к историческому процессу является не объяснительным, а экзегетическим; он лишь объединяет разрозненные элементы в получившую определенную интерпретацию, единую модель. Вполне справедливо напрашивается возражение, что эволюция барокко — процесс не случайный, что ему присуща известная последовательность и непрерывность, но было бы абсурдным утверждать, будто реальный ход истории барокко предопределен логически. Местные, меняющиеся от региона к региону разновидности этого стиля и различные интерпретации его отдельными художниками должны лишить убедительности любое представление о предопределенной и необратимой, однонаправленной эволюции барокко. Можно согласиться с тем, что в этой панлогической концепции содержится крупица истины, поскольку данные комплексы идей и стилей располагают более или менее ограниченными возможностями для возникновения различного рода вариантов и разновидностей. Более того, можно даже утверждать, что создание каждого дополнительного варианта существующей модели сужает диапазон ее изменений. Но мысль о предопределенном заранее ходе развития значений упускает из виду два дополнительных обстоятельства: во-первых, — вмешательство катастрофических событий (таких, как вторжение армии иностранного государства), которые могут коренным образом изменить контекст развития того или иного направления; во-вторых, — то, что сфера действия какого-либо художника или организатора, позволяет создать новые структуры.

Обратимся к конкретному примеру. Окончательный упадок Римской империи был предопределен еще в самом начале ее становления всем характером рабовладельческого капитализма. То, что такая социальная система обладает определенным потенциалом для развития, будучи в то же время ограниченной в своих возможностях, в достаточной степени соответствует истине; поэтому у нас есть все основания сказать, что реальная история римского общества была потенциально заложена в его первоначальной структуре. Но это не означает, что действительный ход событий был предсказуем. Существовавшие на ранних этапах истории Рима явления, противодействовавшие намечавшемуся развитию событий, могли бы в самом начале воспрепятствовать формированию рабовладельческого капитализма. Сопротивление соседних стран римской экспансии могло стать мощным противодействующим фактором еще за столетия до того, как оно начало, наконец, играть решающую роль в истории Рима. Ни один знакомый с принципами социологии историк не мог бы, бросив ретроспективный взгляд на события прошлого, предсказать поражение Ганнибала, не учитывая обстоятельств, носивших вне-

72

шний характер по отношению к структуре республиканского Рима. Обращаясь к современной истории, отметим, что капитализм приобрел разные черты во Франции, Англии, Германии и Соединенных Штатах. Ресурсы, геополитическое положение и характер миграции населения сыграли важную роль в возникновении различий в культуре и политике этих стран. Общие элементы их экономической структуры не содержат в себе ничего, чем можно было бы объяснить очевидные различия. Искажению структурных представлений об исторических изменениях и превращению их в доктрину тотального детерминизма и предопределения способствует ложная концепция структуры, рассматривающая структуру как неотвратимо саморазвивающийся принцип. Этот подход, объясняющий развитие структуры как эманацию вышеуказанного принципа, затушевывает роль среды — географической, исторической и социальной, оставляя в тени весь спектр индивидуальных различий и вариаций. Концепция структуры связана не с целенаправленным процессом самореализации, а с данным диапазоном последовательно сужающихся возможностей для выбора. Однако выбор остается выбором, как бы ни сужались его границы. Игнорировать роль руководителей, лидеров и отрицать каталитическую функцию отдельных личностей — значит неверно понимать интерес социологии к коллективному контексту событий. Одно дело — применять социологический метод к исследованию фашизма и развития мирового революционного движения, и совсем другое — забыть о роли Муссолини, Маркса и Ленина. Мы можем отчетливо представлять себе факторы, ограничивающие сферу деятельности того или иного лидера, но мы не можем оценивать его достижения или неудачи, не учитывая ни альтернатив, с которыми он сталкивается, ни инициатив, которые он предпринимает.

6. Объяснительный и описательный методы. Структура событий

Порочная практика, в силу которой структура вещей выдавалась за источник их эманации, стала причиной того, что в истории мысли утвердился описательный, а не объяснительный подход. Представляя себе изменения как целенаправленный процесс, в ходе которого неотвратимо реализуется некая предустановленная схема, мы сужаем угол нашего зрения, сосредоточившись на рассмотрении лежащего в основе всего процесса проекта, который определяет место каждого события в предопределенной цепи развития. Наша попытка напоминает поведение человека, ломающего голову над мозаичной картинкой-загадкой. Он пытается найти соответствие между исходной картинкой и фрагментами мозаики, складывает их, подгоняя один к другому. Методика, которой он пользуется, носит описательный, экспозиторный характер — в том самом смысле, в каком мы пытаемся понять значение отдельных сентенций в контексте всей речи. Тем самым мы признаем, что история развивается по заранее намеченному плану. Сделав

73

такое допущение, мы встаем перед проблемой, как раскрыть первоначальный план, осуществляющийся в силу внутренней закономерности, и для нас уже становится излишним интересоваться причинными взаимосвязями единичных событий.

Данный религиозный тип исторической экзегезы представляет собой модель, на которую ориентируется гегелевская философия истории; эта модель стала традиционной для немецкой историографии и некоторых этапов развития немецкой социологии. Даже попытки объяснить историю без ссылок на божественный план носят на себе следы влияния этой традиции. Но раз уж мы отказатась от трактовки истории как чередования кары и награды за содеянное, нужно отбросить и описательный метод. Так ли это нам необходимо? Не совсем, поскольку мы не забываем о структурированном значении исторических изменений. Тот факт, что позитивистский тип исторического исследования не совместим с широкой телеологической интерпретацией, не означает, что мы волей-неволей должны ограничить наш подход фрагментарным и «микроскопическим» рассмотрением событий. Нам нет необходимости применять телеологические гипотезы к истории, чтобы осознать структурированный характер перемен. Пытаясь рассматривать отдельные периоды истории в виде конкретного ряда альтернатив, мы воспринимаем историю как тотальность, как некую конфигурацию. Мы не сможем встать на такую точку зрения, если не будем действовать в духе описательного подхода, составляя из фрагментов более общую картину 35 . Но этот процесс отличается от гегелевской методики, нацеленной на поиск общего плана, лежащего в основе того или иного этапа истории. Мы стремимся выявить не телеологическое значение событий, а их структурный контекст.

Здесь возникает вопрос: дает ли структурная интерпретация изменений возможность для исследования причинной связи явлений? В вопросе уже предполагается ответ — альтернатива отнюдь не является жесткой, и обе методики не исключают одна другую. Социальная структура представляет собой упорядоченное образование, в котором причинные следствия действуют с определенным постоянством в рамках социальной системы.

Например, современный капитализм может быть определен как система тесно связанных между собой, взаимозависимых операций, таких, как производство, распределение, формирование механизма цен, действие кредитной системы, конкурентная борьба за спрос, вербовка рабочей силы и т. д. Чтобы постичь природу денег, нам вовсе не обязательно знать, какие побуждения движут директором Монетного двора, как нет и необходимости выяснять причины расходов, чтобы понять, что такое инфляция. Мы можем прекрасно представлять себе принципы, в силу которых происходит движение капитала из одной отрасли промышленности в другую, не обращая ни малейшего внимания на взаимоотношения отдельных биржевых маклеров со своими клиентами. Эти операции образуют систему, обладающую функциональной схемой жизнедеятельности, правда, действующей не по зара-

74

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Отраслевого подхода к научным исследованиям
Широкая картина жизни общества
Личность
Попытавшись взглянуть на историю в этой плоскости событий структуры