Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
|
Глан пишет: "Два года назад со мною случилось кое-что, или мне это 221 пригрезилось". Глан и сам не знает, которое было, да и не все ли равно для него! Нагель, рассказывая про это, как он (сидя в номере гостиницы) плыл в лодке и удил серебряной удочкой, тоже не знает: было ли это или только пригрезилось. "Да, пожалуй, - говорит он, - это была галлюцинация, а впрочем,не знаю'." Граница стирается. Если мечта обман, то и реальность - обман. "Все великие люди - это одна комедия, обман и шарлатанство. Хорошо! Но всё ли вообще на свете комедия, обман и шарлатанство? Конечно, конечно; все один лишь... И Комма, и Минута, и все люди, и любовь и жизнь - все обман. Даже синева небес - это озон, яд, обманчивый яд", продолжает Нагель... Подставьте вместо этой терминологии философскую терминологию: "Мир есть только мое представление о мире" или "мир есть только содержание моего сознания", и вы получите то же, что говорит и Нагель. Равным образом это то же шопенгауэровское: "мир есть слепая воля"... "Всё иллюзия", сказала философия через Гартмана. "Все иллюзия", говорит и Нагель... На каждом шагу мы видим нашу эпоху, ее духовную атмосферу, выражающуюся в философии, - выраженной у Гамсуна в терминах художественного творчества. Итак, "всё обман": и мечта, и реальность. Но один "обман" нас возвышает, другой — нас заставляет страдать. Отсюда понятен вывод современного человека и героев Гамсуна: раз все обман, то да здравствует "нас возвышающий обман" и долой серый, однообразный и надоевший обман реальности! И озон, и синее небо - одинаково иллюзия и обман. Но синее небо прекрасный обман, поэтому да здравствует синее небо и к черту озон! "Весь мир есть слепая воля", говорил Шопенгауэр. "Весь мир есть явление сознания", говорят неокантианцы. Но в этой иллюзии одно доставляет удовольствие, другое - страдание, поэтому берите то, что уничтожает страдание и увеличивает удовольствие, — таковы рецепты философии. То же мы видим и у героев Гамсуна... Когда же наступают у последних минуты, когда мечты, возвышающего обмана нет, тогда, понятно, что мир им кажется отвратительным, пошлым, неприемлемым. При очерченном мировоззрении это так и должно быть. Вот как рисуется им мир, лишенный покрова мечты: "Повсюду одни лишь вши, старый сыр и катехизис Лютера. А люди - это мещане средней величины, живущие в трехэтажных хижинах; они недоедают и недопивают, ублажают себя иногда и выборной политикой и изо дня в день торгуют зеленым мылом, медными гребнями и рыбой. А по ночам, когда гремит гром и сверкает молния, они лежат, трясутся от страха и бормочут молитвы". Все пошло, все мелко. Даже преступления и те мизерны... (т. I, с. 288). В те минуты для них и самое ценное: их любовь и возлюбленные, и те пошлы. Они видят, как Нагель и Дагни, мещанство их жизни, пошлость их существования и глубоко ненавидят эту пошлость. "Я ненавижу твое мещанское существование, такое прифранченное, приглаженное и пус- 222 тое", говорит Нагель о своей возлюбленной, и так же смотрят и остальные герои Гамсуна (т. I, с. 467 и др.). Не говоря уже о заурядной действительности, даже наиболее ценные ее элементы, напр., великие люди, и те пошлы и мизерны. Без мечты, без ее розовых очков для героев Гамсуна нет ценности в реальности, которая бы могла заставить принять их мир, которая была бы самодостаточна. Отсюда понятно, что мечта для них — все, а реальность - 'quantite negligeable2*. Поэтому к черту реальность и да здравствует "нас возвышающий обман", да здравствует донкихотство, претворяющее девицу из Тобозо в прекраснейшую даму, стадо баранов — в войско рыцарей и цирюльничий таз — в великолепный шлем! Так, единственно мечтой и живут герои Гамсуна, воплощающие в себе тысячи себе подобных! Все они ходят по земле, но живут в волнах грез. Пока есть мечта и пока она кажется реальной - они живут и кричат: "Халло! жизнь прекрасна!" Оборвалась мечта - оборвалась и жизнь... Мечта - это дворец Илайали; реальность — это бульварная скамья... Они принимают мир только с "премией" мечты. А раз этой "премии" нет, и мира не нужно. Умирает Нагель, умирает Глан, Виктория, Карлсон, Арентсен и т.д.... К изложенному присоединяю только краткую характеристику истории социологии |
|
|
|
|
