<<<     ΛΛΛ     >>>   

жил в "предчувствиях" и пророчествах. Написанное надо было лишь "расшифровать", "раскрыть".
Точно так же Христофор Колумб, предчувствуя, что на самом деле он открыл новый мир, ощутит возложенную на него мессианскую, трансцендентную миссию; именно это ощущение заставит его написать "Книгу пророчеств", где дан перечень библейских и греко-латинских текстов, средневековых легенд и разного рода предвестий, выражавших со времен самой глубокой древности "предчувствие" Нового Света. Тем самым его три каравеллы пересекли не только пространство неведомого океана, но и шкалу времени, обнаружили рай, "новую землю", которую суждено было обрести лишь в конечной точке истории. С открытием Америки будущее внезапно превратилось в настоящее. За короткий отрезок времени история оказалась пройдена от альфы до омеги.
Завоеватели и первооткрыватели не "находят" некий мир; они "вновь обретают" забытый миф и немедленно отводят ему место в процессе, начатом Книгой Бытия и направленном к самообретению человека в последнем откровении.
Поэтому Новый Свет сразу становится проекцией, "противообразом" европейской действительности. Территории утопии, расположенные в различных точках воображаемого пространства, сходятся и объективируются в Новом Свете, отныне наделенном всеми добродетелями, которые люди от века стремились обрести в каком-то неведомом месте планеты, добродетелями, недостающими Старому Свету, погрязшему в железном веке.
Америка как идеал Европы
"Америка была ни чем иным, как идеалом Европы. Та пожелала увидеть в Новом Свете лишь то, чем хотела бы стать сама", писал Леопольдо Cea1. На этих землях, которые европейцы хотели видеть девственными, лишен-
1  Zea Leopoldo.   America  en la historia // Revista  de Occidente (Madrid), 1970, p. 15.
146

ными истории — несмотря на то, что существование тысячелетних цивилизаций доказывало прямо обратное, — можно (или, вернее, должно) было перестроить западный мир. С момента, когда будущее Америки стало достоянием всеобщей истории, оно окрасилось ностальгией по прошлому Европы. Подобные ностальгические настроения— ни что иное, как "духовное расположение, обретающее на путях сознания или чувства уже изведанные состояния души, то есть пережитое в европейском коллективном воображении"1.
Благодаря удаленности и разрыву, обозначенному пересечением Атлантики, прошлое становилось возможным в будущем, выступало циклическим повтором утраченного времени, обретенного вновь благодаря открытию Америки. Идея эта питает миф о земле обетованной, значительно влияющий на представления о Новом Свете пионеров и эмигрантов колониальной эпохи, да и наших дней.
"Изобретение Америки" позволяет коллективным социальным грезам европейцев воплотиться в Новом Свете, образуя ряды идей и образов, нередко противоречащие друг другу: крест, возрождающий земной рай, сталкивается с мечом, устремившимся на поиски Эльдорадо, безделье и изобилие страны Кокань противостоят библейскому принципу — "в поте лица своего будешь добывать хлеб свой",— которым руководствовались строители Нового Иерусалима на американской земле.
Благодаря "изобретению" иного, принимает ли оно форму творчества, аллегории, легенды, басни или просто мистификации, Америка постепенно вписывается в некое идеальное пространство "должного" мира, пространство вначале мифологическое, а затем утопическое. С этой точки зрения открытие иного, зародившееся в Новом Свете, есть в конечном счете придумывание заново самого себя. Во многом именно благодаря этому фактору в Америке вновь выходят на поверхность уже обветшав-
1 Cioranescu Alexandre. Utopie: Cocagne et Age d'Or // Diogene, № 75, Paris, UNESCO / CIPHS, 1971, p. 86-174.
147

шие в Европе мифы, а главное, возникает утопия как альтернативный жанр. Именно так Европа "возрождается" — в эпоху Возрождения — и "вновь открывает" себя.

2. ГЕНЕЗИС АМЕРИКАНСКОГО УТОПИЧЕСКОГО ДИСКУРСА

Если античные тексты указали направление, в котором следовало искать Америку, и послужили движущей силой ее открытия, то тексты ренессансные, вызванные к жизни завоеванием, нацелены на организацию новой территории. Классический миф и христианская эсхатология, подразумевавшие существование иного, сокрытого в неведомом месте мира, достижимого лишь через откровение, отходят на задний план перед замыслом утопического созидания.
Утопия — то есть прежде всего теоретическая и органическая формула идеального общества в духе платоновского "Государства" — постепенно вытесняет легендарные страны и потерянный рай и занимает их место. Дело не столько в завершении поисков Эдема, сколько в начале строительства утопии. В самом деле, не нужно забывать, что европейский утопический дискурс рождается из осознания "инаковости" Америки и того принципа "возможной альтернативной реальности", который был дарован ему пространством неизведанного континента. "Инаковость" Америки, ее коренное отличие от Старого Света побуждает к размышлению об ином мире, который предстает отныне не просто транспозицией классических мифов, но формой рационального и детально разработанного строительства. Идеальный мир не существует perse. Необходимо построить иную реальность, а это требует труда и единства замысла.
Утопия перекладывает на плечи человека долг изменения мира и ответственность за него, что прежде составляло привилегию богов. Человек Возрождения, подобно истинному "демиургу", способен все свершить, все
149

предвидеть и организовать новую реальность. Причем в постановке конечных целей он полагается лишь на самого себя. Именно эту мысль формулирует Кампанелла в "Городе Солнца" — "Мы полагаем свою Республику не как данную Богом, но как находку философии и человеческого разума"; фрай Луис де Гранада1* выражает ее так: "Человек может собственными руками создать вторую природу". Мир изменился. Отныне "перед нами человек, играющий роль Бога, а не человек, мечтающий о божественном мире"2.
Предоставляя европейцам новую, девственную, потенциально богатую территорию, Америка позволяет теоретизировать и экспериментировать в попытке создать реальное общество, состоящее из туземцев, "существ, лишенных злобы и двуличия", согласно Бартоломе де Лас Касасу. Проблема состоит в том, чтобы организовать из реальных людей идеальное общество и противопоставить чисто военному завоеванию и порабощению туземцев альтернативное, справедливое и эгалитарное общество, удаленное от порочной Европы.
Таким образом, утопический проект— это преимущественно проект организующий. Американский "град человеческий" позволит построить тот "рай на земле", о котором мечтают ренессансные государи, рай под руководством "хорошего правительства". Утопическую задачу своего времени падре Альфонсо де Вальдес3* выразил одной лаконичной фразой: "Я хотел бы создать новый мир".
Изобретение утопии
В охваченной кризисом Европе сообщения об Америке оказали непосредственное влияние на создателей нового жанра. Томас Мор, создавая "Утопию", черпает вдохновение в первых новостях о Новом Свете. По-видимому, он, был знаком с сочинением "De Orbe Novo"
1* Луис де Гранада (1504-1588) — испанский религиозный проповедник и писатель, член ордена доминиканцев.
2 Ruyer Raymond. L'utopie et les utopies. Paris, PUF, 1950, p. 9.
3* Альфонсо де Вальдес (ок. 1490-1532) — гуманист, один из главных последователей Эразма в Испании.
150

Педро Мартира, появившимся в 1511 г., и с "Письмами" Америго Веспуччи, собранными в "Четырех Плаваниях", которые в то время циркулировали по Европе. Но и его собственное произведение, в свою очередь, сразу по публикации включилось в дискуссию о том, как организовать Новый Свет и управлять им.
По мере того как ширилось завоевание Америки, получал распространение и жанр утопии. Теории о воображаемых мирах соотносились с практикой завоевания и колонизации— так реальность и фантазия, питая друг друга, развивались в постоянном взаимодействии.
То был один из тех редких моментов американской истории, когда воображение сливалось с реальностью, когда предсказания вписывались в контекст не только возможного будущего, но и настоящего, которое, как верилось, поддается реорганизации в соответствии с представлениями о должном. Характерное для этого периода интенсивное утопическое творчество обусловило особую близость утопий к конкретным проектам обустройства вновь открытой реальности.
По мнению Х.А.Мараваля, "бремя утопии" порождено "изобретением" Америки в XVI в.1. Она живет на стыке геометрических проектов "Утопии", "Новой Атлантиды", "Города Солнца", "Океании" и визионерских образов мифов и легенд, вдохновивших многочисленные экспедиции, которые устремились в самые отдаленные уголки континента.
Главные идеи туземно-христианского Государства были высказаны между 1513 и 1564 гг., — в период, получивший название "золотого века индейской церкви", несмотря на то, что основополагающие тексты Мендиеты2* и Торкемады3* появились лишь в следующем деся-
1 "Бремя утопии" XVI в. подробно проанализирована в упоминавшейся книге Х.А.Мараваля (Maravall Jose Antonio. Utopia y reformismo en la Espana de los Austrias. Op cit.).
2* Херонимо де Мендиета (ок. 1543-1604) — францисканец, историк из Новой Испании (Мексики), автор "Истории воцерковления индейцев".
3* Хуан де Торкемада — историк XVII в. из Новой Испании, автор труда "Индейская монархия".
151

тилетии, а произведения Саагуна1* будут запрещены инквизицией в 1577 г.
Идеи социального христианства Монтесиноса, Кордовы, Лас Касаса, Сумарраги, Томаса де Сан-Мартина, Торибио де Бенавенте по прозванию "Мотолиния"2* и Бернардино де Саагуна воспроизводят константы утопического жанра, бурно развивающегося в этот период. Главными его особенностями являются: критика общепризнанной модели истории, позволяющая обосновать легитимность предложенного утопией альтернативного мира; ностальгия по времени первоначал, подлежащих восстановлению; защита автаркической, изолированной системы, основанной на ремесленно-сельскохозяйственном производстве общинного типа, откуда изгнано всякое представление о выгоде; утверждение однородной социальной системы, якобы более справедливой и эгалитарной, правила которой, прежде всего этического характера, определяют повседневную жизнь во всех ее мелочах.
Все эти особенности открыто присутствуют в раннем американском утопическом дискурсе. Утопии, созданные религиозными орденами, основаны на суровой критике всего, что происходит в практике завоевания и колонизации. Полемика вокруг колониальной экспансии и рабства индейцев становится тем самым одной из центральных тем этической мысли в Испании XVI века, основной предпосылкой утопического тезиса. Считается, что в Америке удалось обрести дух первохристианства, а потому на ее примере можно представить себе обновление римско-католической церкви. Миссионерам-реформатам из нищенствующих орденов, находившихся под
1* Бернардино де Саагун (1500-1590)— испаноязычный хронист, автор "Всеобщей истории вещей Новой Испании".
2* Антонио Монтесинос, Педро де Кордова — доминиканцы, начавшие кампанию в защиту индейцев, к которым примкнул Б. де Лас Касас.
Хуан де Сумаррага (1468-1548) — первый епископ Мехико, по убеждениям эразмист, проповедовал гуманное отношение к индейцам.
Торибио де Паредес де Бенавенте (1495-1569 — испанский миссионер-францисканец, защитник индейцев, автор "Истории индейцев Новой Испании".
152

большим влиянием эразмизма, суждено было проверить свои идеи на практике: вдалеке от пороков продажной Европы они противопоставят чисто военному завоеванию, порабощению туземца и эксплуатации природных ресурсов возможность альтернативного — справедливого и эгалитарного общества.
Царство истинного мира и "совершенное христианское государство"
Наиболее очевидный пример тому дает один из самых утопических текстов Лас Касаса — "Entre los remedios" ("Среди предложений"). В нем он клеймит "алчность и скупость тех, кто отправляется в Индии": это настоящие "волки и дикие звери", они думают лишь об "убийствах, грабежах, истреблении" и несут ответственность за то, что "вся Испания предалась пороку и прониклась алчностью и скупостью".
Лас Касас обличает систему энкомьенды1* на Карибских островах, как чуть позже францисканцы — систему репартимьенто2* в Мексике. Та же взаимосвязь утопической теории с практикой обнаруживается в мемориале "Четырнадцать предложений", где Бартоломе де Лас Касас призывает принять ряд мер, дабы "острова Куба, Сан-Хуан, Эспаньола и Ямайка могли в один прекрасный день сделаться лучшей и самой богатой землей на свете, не лишившись притом индейцев, что обитают на них". Он же предпринял попытку христианизации индейцев и создания в Мексике "идеальной страны" Вера-Пас, вызвав неудовольствие Испанской короны.
Практический опыт "Царства, именуемого Истинный мир" (Vera Paz), начатый Лас Касасом в 1537 г., соотносится с настойчивым стремлением основывать на границах испанских колоний миссионерские "заповедники", где можно было осуществить альтернативный эксперимент в условиях тотальной автаркии. Подобно лучшим представителям утопического жанра, Лас Касас разраба-
1* энкомьенда (исп.) — форма эксплуатации индейского населения в колониях.
2* репартимьенто (исп.) — принудительная трудовая повинность.
L53

тывает целый ряд правил и инструкций, представленных как конкретные "противоядия" от зол испанской колонизации. Он устанавливает расписание работы и досуга для туземцев: землепашцы и ремесленники, рабочие шахт работают по полгода, чередуют два месяца труда с двумя месяцами отпуска. Доходы распределяются демократически, маленькие дети освобождаются от работ. Одновременно приняты все меры для "обеспечения ухода за больными индейцами-бедняками".
Стремление Лас Касаса сохранить "естественную" свободу туземцев — случай для эпохи уникальный. Он рассчитывал привлечь в Америку испанских крестьян с семьями, скотом, орудиями труда и семенами, полагая, что христианская вера соединится с добродетелями индейцев, в том числе благодаря смешанным бракам.
Но подлинным символом американской утопической мысли Возрождения может служить пример епископа Васко де Кироги. По его мнению, в Америке без труда можно распознать добродетели, описанные в "Сатурналиях" Лукиана, — они-то и станут основой новой утопии. Вот как он видит смысл отождествления Нового Света — и Старого в его истоках inillotempore:
Здешний мир окрещен Новым Светом не просто так, но по весьма веским причинам: он Новый не оттого, что в нем нашли что-то новое, но оттого, что касательно людей и почти во всем прочем подобен он миру первых дней Творения и золотого века, каковой по злокозненности и великой алчности нации нашей стал веком железным, и даже еще того хуже1. Таким  образом, американская утопия разрабатывалась   на   основе   мифов,   которые   она   призвана   была заместить. Но Васко де Кирога, в отличие от других, не ограничивается переложением классических текстов. Он рационализирует и десакрализует мифологические категории в рамках своего замысла.
1 В своей "Памятной записке" (1535) Васко де Кирога опирается на понятие европейского железного века, обосновывая новизну своего утопического замысла "поселений-приютов" (Quiroga Vasco de. Informacion en derecho (1535)— "Coleccion de documentos ineditos". Ed. Torres de Mendoza, Patzcuaro, Michoacan, Mexico, CREFAL, 1968).
154

В этой связи интересен эксперимент, осуществленный епископом в Мичоакане, где он, в значительной мере под воздействием Томаса Мора, создал с целью "организовать доброту" hospitales-pueblos— поселения-приюты, настоящие общины крестьян и ремесленников.
Кирога предлагает свое устройство "совершенного христианского Государства", основанное на толковании "Утопии" Мора Гийомом Бюде, на которого он не раз ссылается. Остров Утопия находится в Новом Свете, и именно здесь утверждаются "три божественных принципа": равенство между людьми, "решительная и стойкая любовь к миру и спокойствию" и "презрение к золоту и серебру".
Епископ Мичоакана убежден, что Божественное Провидение, допустившее открытие Америки, имело целью помочь обновлению пришедшего в упадок христианского мира. Поэтому в своей "Памятной записке" он открыто заявляет, что построение в Америке "идеального государства" есть обязательное условие нравственного и физического спасения туземцев.
Его утопический проект подробно изложен в "Правилах и ордонансах" относительно управления приютами Санта-Фе, в "Плане крестьянских поселений" и в его "Завещании" (1565). Кирога стремится найти действенные лекарства от существующих зол и основать государство, призванное служить потребностям каждого и обеспечивать жизнь человека в собственной среде, "приспосабливаясь к качеству, особенностям и условиям земли и ее коренных обитателей".
Опыту по созданию образцовых приютов-поселений, начатому в 1532 г., суждено было продлиться около тридцати лет. Продуманная организация приютов-поселений оказалась практичной и эффективной. Как пишет сам Кирога, милосердие здесь рассматривалось не просто как подаяние, но как способ "организовать доброту", устанавливая законы для решения тех или иных проблем. Общий принцип сводился к тому, чтобы "дать каждому по достоинству его и потребности, по образу

его    и    состоянию":    широкие    отголоски    этого    утопического принципа сегодня как нельзя более актуальны.
Миф и утопия продолжают жить в других — параллельных, соприкасающихся или пересекающихся — экспериментах, которые будут проводиться на протяжении всего XVI в. Да и сейчас в пределах Нового Света, время от времени возникают еретические теории о возможности создания альтернативных автаркических сообществ.
Утопия противостоит милленаристским тенденциям, которые развивались в некоторых странах под влиянием внешних факторов,— как, например, эпидемий чумы и стихийных бедствий в Мексике. Именно в этот контекст вписывается "мистическая греза" монаха-доминиканца Франсиско де ла Круса. Он выступал против безбрачия священников, защищал метисацию белых и туземцев и предрекал, что когда Европа будет разрушена нашествием турок, Христос вернется и создаст в Америке Пятую империю:
Со старым континентом, осуществлявшим над ними сначала политическое, а затем культурное господство, покончено; Америка призвана заменить его1.
Позднее, в 1609 г., в Парагвае иезуиты вновь попытаются "воскресить прекраснейшие дни раннего христианства" в рамках миссий и редукций2*, организованных в лоне "Государства иезуитов", которое располагалось на обширной территории, включавшей районы Бразилии, Аргентины и Парагвая. Вплоть до своего изгнания в 1767 г. иезуиты жили в условиях настоящей теократии, задуманной по образцу "Города Солнца" Кампанеллы и, отчасти, "Государства" Платона.
Но уже с конца XVI в. становится ясно, что превращение Америки в многообещающий "контр-образ" Европы затрагивает   целостность    Испанской   империи.    Идеи
1 Цит. по: Bastide Roger. Le prochain et le lointain. Paris. Editions Cujas, 1970, p. 289.
2* редукции— поселения индейцев в Парагвае под управлением ордена иезуитов.
156

централизма и абсолютизма требуют непременного отказа от любого "различия", иными словами, от вымысла, который рассматривается как подрывной элемент.
Мифы, легенды и утопии, способствовавшие выработке первичного понятия об Америке как о "сумме должного", или о европейском идеале, в XVII-XVIII вв. исчезают под давлением Испанской короны. Контрреформация и преследования инквизиции, кажется, окончательно хоронят христианско-социальные утопии.
И все же утопия не умирает: она только отступает в тень.
Вопреки действительности с ее несправедливостями, пороками и разочарованиями на протяжении истории вновь и вновь будет возрождаться вера в великое будущее Америки.

3. ОТ УТОПИИ ЕВРОПЕЙСКОЙ К "НАШЕМУ ПРАВУ НА УТОПИЮ"
На протяжении XVII и большей части XVIII вв. в Америке, казалось, прервалась связь реальности с утопией. Конечно, и в этот период во множестве появлялись повествования о невероятных путешествиях и эскапистские утопии, однако со временем в них обнаруживалось все больше повторов и все меньше воображения. Европейцам и американцам чуждо удивление первооткрывателей; потомки конкистадоров живут вне напряжения, какое было ведомо людям, одержимым мечтою о Новом Свете. Централизованное управление и бюрократия, с одной стороны, и инквизиция — с другой, не оставляют пространства для проекции будущего, основанного на иных принципах, нежели воля Империи.
И все же история XVII — XVIII вв. отмечена несколькими утопическими экспериментами — в качестве малоизвестного примера можно привести бразильские "киломбо". Укрепленные поселения киломбо объединились в первой трети XVII в. в пальмовых лесах Пернамбуку в примитивное, с элементами родо-племенной организации, государство беглых рабов-негров, получившее название "Республика Палмарес". Исследуя утопические тенденции данного периода, следует учитывать также движения, предвещавшие Войну за независимость испанских колоний,— парагвайских комунерос1*, бунт Хуана Франсиско де Леона2*, мятеж в предместьях Кито,
1* Восстание населения Асуньсьона (1721-1735) против господства иезуитов, которое привело к самоуправлению города в 1731-35 гг.
2* Руководитель восстания (1749) венесуэльских владельцев кофейных и табачных плантаций против засилья испанской торговой Гипускоанской компании.
158

комунерос Сокорро1* и Мериды2*, а главное, знаменитое восстание Тупака Амару3*, к которому восходит слово "tupamaro", имеющее столь глубокий отклик в современной Америке4*. В текстах, письмах и воззваниях, сохранивших свидетельства об этих событиях второй половины XVIII в., уже содержатся некоторые социальные требования Войны за независимость.
С наступлением в Испании века Просвещения развитие утопического дискурса протекает в двух направлениях. С одной стороны, происходит обновление классических представлений о Золотом веке на основе идеи "естественного государства", предваряющей "общественный договор" Жан-Жака Руссо и распространенного образа "доброго дикаря". С другой— практические опыты Войны за независимость в Северной Америке и Великой французской революции, теоретические тексты которых в большинстве своем доходят до Латинской Америки, позволяют вообразить и спроецировать в будущее идею единого независимого континента. Два этих взаимодействующих течения и становятся почвой для первых американских утопических проектов.
Америка, до сих пор выступавшая в роли подмостков, где разыгрывались европейские утопии, начинает создавать утопии собственные. Речь идет уже не о построении Идеального Града как "контр-образа" Европы, но о формировании утопии американской, пусть даже из расхожих утопических идей, популярных в Европе и в Соединенных Штатах. Многие мыслители Латинской Америки (в большинстве своем одновременно общественные деятели)  черпали источник вдохновения в  сочинениях
I* Город Сокорро стал центром антиколониального восстания в Новой Гранаде (Колумбии) в 1781 г.
2* Речь идет о восстании индейцев майя на севере Юкатана в 1761 г.
3* Крупнейшее восстание индейцев Перу (ок. 1780-1783), руководитель которого, Х.Г.Кондорканки, принял имя последнего Верховного Инки, боровшегося в XVI в. за восстановление своего государства.
4* Tupamaro — название городских партизан в Уругвае в конце 60-х - начале 70-х гг. XX в.
159

энциклопедистов и испанца Мельчора де Ховельяноса. Отметим среди них Франсиско Хавьера Эухенио де Санта Крус и Эспехо1*, Мариано Морено-*, Франсиско де Миранду, а также троих утопистов по имени Антонио: Рохаса, Берне и Грамуссе. В своих "руссоистских" по духу текстах все эти авторы провозглашают равенство людей и уничтожение расовых или религиозных различий. Многие утопические идеи в эпоху Войны за независимость превращаются в контурные программы 1810 — 1825 гг.
Напряжение между реальностью и разного рода утопическими проектами в период Войны за независимость взламывает границы установленного порядка, подталкивает к изменениям, развязывает репрессии и разжигает революции. Общество реальное и общество идеальное практически сплавляются воедино. В этот весьма плодотворный, революционный в широком смысле слова период утопическое воображение становится богаче, и многообразные утопические проекты пронизывают самые различные формы интеллектуальной деятельности. Внешний и внутренний топосы совмещаются. Вслед за Эрнстом Блохом мы понимаем под внутренним топосом сферу желаний, усилий, направленных на реализацию утопии, и устремленной в будущее энергии и воли — иначе говоря, способность к воображению, предвосхищению и планированию. Речь идет о"пробуждении мечты", и о мужестве, необходимом для превращения "сегодняшних воздушных замков в завтрашние дворцы", как выражается автор "Принципа надежды". Пространство грез и внутренних проектов открывается вовне (внешний топос), туда, где может быть начертан путь к пробудившейся надежде или дан ответ на нее.
1* Франсиско Хавьер Эухенио де Санта-Крус и Эспехо (1747-1795) — эквадорский просветитель, публицист и врач.
2* Мариано Морено (1778-1811) — аргентинский общественный деятель, историк, переводчик и издатель "Общественного договора" Руссо.
160

Социальные (индивидуальные и коллективные) мечты внутреннего топоса обрастают плотью благодаря деятельности людей — носителей утопических идеалов. Достаточно вспомнить жизнь и творчество Симона Боливара, Ф.Х.Э. де Санта-Крус и Эспехо, Мариано Морено, Франсиско де Миранды, Симона Родригеса1* и Хосе Хервасио Артигаса2, чтобы понять, насколько тесно связана спекулятивная утопия и революционная деятельность с самыми значительными эпизодами американской истории.
При исследовании утопической функции в рамках дискурса Войны за независимость, следует учитывать такие тексты, как "Диалог Атауальпы и Фердинанда VII в Полях Елисейских" (1809) боливийца Бернардо де Монтеагудо, "идеи и предупреждения" монаха Мельчора де Таламентеса, "размышления" Антонио Хосе де Ирисарри, воззвания Мигеля Идальго3*, Хосе Марии Морелоса3* и дона Педро де Алькантара.
В русле предложенного жанра своеобразной методологической "увертюры" уместно будет также воскресить давние традиции инакомыслия латиноамериканской церкви, прошедшей путь от активного участия в Войне за независимость к современной "теологии освобождения". В заданной утопической перспективе требуется по-новому осветить сочинения падре Феликса Варелы, ку-
1* Симон Родригес (1771-1854) — венесуэльский просветитель, педагог и философ, наставник, друг и сподвижник С. Боливара.
2 Дискурс Боливара и Симона Родригеса уже был проанализирован в этой перспективе. О Боливаре см., например: Saignes Miguel Acosta. Accion y utopia del hombre de las dificultades. La Habana, Casa de las Americas, 1977, и критическое издание "Inventamos o erramos" Симона Родригеса, осуществленное Дардо Кунео (Caracas, Monte Avila, Biblioteca de las Utopias, 1980).
Дискурс Артигаса также заслуживает функционального анализа с точки зрения утопии. Вспомним "Reglamento provisorio de tierras", "Instrucciones del ano XIII", интереснейшие тексты, утопическая функция которых еще недостаточно изучена.
3* Мигель Идальго (1753-1811) — мексиканский священник, возглавивший борьбу за независимость от Испании на начальном этапе
Хосе Мариа Морелос (1765-1815) — мексиканский священник, ученик и соратник М.Идальго.
161

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Пространству желанному1
Всякий альтернативный проект предполагал обобществление личности
Несущих на себе бремя ветхозаветной истории