ΛΛΛ     >>>   

Аинса Ф. Реконструкция утопии

Федерико Майор. Желать невозможного.........................    7
Пути утопии — тропы жизни (предисловие автора)...    13
I. НЕОБХОДИМОСТЬ УТОПИИ

От утопии к утопизму..............................................     18

Время надежды и пространство воображения..     41

Историческая сущность утопии.............................     57

II. УТОПИЯ, ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ, ЭМИГРАЦИЯ И ИЗГНАНИЕ

Мечта о других краях................................................       92

Основание утопического пространства........................     103

III. БЕСКОНЕЧНОЕ ШЕСТВИЕ ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИХ УТОПИЙ

Воображаемые признаки открытия Америки................     124

Генезис американского утопического дискурса.......     149

От утопии европейской к "нашему праву на утопию"...     158

Авангард, утопия и пост-современность..................     171

IV. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Реконструкция утопии.............................     186

Российская Академия наук
Институт мировой литературы им. А.М.Горького РАН
Фернандо Аинса
РЕКОНСТРУКЦИЯ УТОПИИ
Эссе
Предисловие Федерико Майора
Перевод с французского Е.Гречаной, И.Стаф
"Наследие" — Editions UNESCO Москва 1999

Приводимые автором факты, сведения, мнения могут не совпадать с точкой зрения ЮНЕСКО. Используемые названия и сведения не предполагают со стороны ЮНЕСКО никакой ответственности в том, что касается юридического статуса стран, территорий, городов, зон, их властей и границ.
Общая редакция и координация издания: В.Б.Земсков
Редактор перевода: А.Ф.Кофман
Перевод осуществлен с оригинального издания: Fernando Ainsa. La reconstruction de l'utopie. Editions UNESCO / Arcanteres Editions Paris, 1997
© Фернандо Аинса
© Перевод с французского
Е.П.Гречаная, И.К.Стаф
© Editions UNESCO, 1999
© ИМЛИ им. А.М.Горького РАН —
ISBN 5-9208-0001-1 "Наследие", 1999

Слово "утопия", означающее "место, которого не существует", "место, которого нигде нет", стало непопулярным. Модели альтернативных обществ утратили в западном мире все права, и ныне любой утопический проект рождает подозрение в тоталитаризме. "Сон наяву", в значительной мере характеризовавший историю мысли XX в., превратился в серию "кошмаров", и всякое утопическое стремление отсылает к грустной реальности "реализованных утопий".
Справедливость выражения "такого места нет", которое Франсиско де Кеведо использовал при переводе на испанский язык "Утопии" Томаса Мора, опираясь на общепринятую этимологию этого слова — u-topos: "неместо", — как будто подтвердилась фактами и как будто все говорит о том, что в этом мире нет места для "другой" реальности, то есть для общества, в корне отличного от современного. То есть, парадоксальным образом, в конце XX в. этимология слова "утопия" — "место, которого нет" — стала определять его семантику. Мало того, похоже, что в постмодернистском контексте с его ускоренным крушением мечтаний и надежд выброшена на свалку, как и все обанкротившиеся идеологии и идеи, утопическая функция, неотделимая от присущего homosapiens'у индивидуального и коллективного воображения.
В повседневной речи слово "утопия" обесценилось, приобрело уничижительную окраску, стало синонимом поисков невозможного, пустой мечты, химеры, в лучшем случае, пусть теоретически ценного, но несбыточного проекта.
Ничего удивительного, что в таком контексте публикация чисто утопических произведений представляется шагом
18

назад — особенно на фоне многочисленных антиутопий или "отрицательных утопий". В наше время утопический жанр вольно или невольно ограничен самовыражением маргинальных групп, а всякое стремление ко всеобщим, революционным (а то и тоталитарным) переменам уступило место альтернативным предложениям, исходящим из уединенных келий, оторванных от общества. Свидетельство тому — "экоутопии" (экологические утопии) и слабые отголоски либертарных утопий (коммуны и прочие формы замкнутых, самодостаточных сообществ), мыслимые как "островки будущего в настоящем".
Семантическая судьба утопии
Когда слово тщится выразить все, но не выражает ничего, если оно служит для обозначения противоположных понятий, таких, как анархия и тирания, свобода и диктатура, идеальный мир и кошмарное наваждение, если его первоначальный смысл изменяется до такой степени, что становится уничижительным, то мы вправе задаться вопросом: не скрывается ли за этими противоречиями отсутствие четкой семантики?
Сколь бы далеки мы ни были от того первоначального смысла, который Томас Мор вложил в понятие "утопия", не будем забывать, что семантическая размытость характерна не только для этого слова. Все понятия со счастливой судьбой, производные от заглавия книги или от имени автора, приобрели затем многозначность, и рано или поздно их предстояло определить заново. В области литературы достаточно вспомнить судьбу таких терминов, как "филиппика", "одиссея", "донкихотство", "дантовский", "раблезианский", "кафкианский" или "борхесовский", а также другие слова сходной этимологии. Как и в случае с "трагедией" или "романом", расширительное значение обычно приобретает производное прилагательное, в данном случае, "трагический", "романический". Такой же оказалась судьба слов "утопия", "утопический" и "утопизм".
19

Краткий экскурс в историю не лишен интереса. Слово "утопический" появилось в 1529 г., то есть вскоре после публикации в 1516 г. книги Томаса Мора. Очень популярный в те годы термин "утопианский" (utopien) исчез в течение XVIII столетия. Прилагательное "утопистский" (utopiste) было узаконено в 1729 г.1 В немецком языке слово "утопия" расщепилось на два: одно, utopisch, имеет объективный смысл, другое, utopistisch,— уничижительный и является синонимом поисков невозможного.
Наконец, для некоторых авторов понятие утопизм характеризует некоторое "умонастроение", не связанное напрямую с утопиями в собственном смысле слова2. Так, утопизм может проявляться в философских эссе, политических платформах, разного рода заявлениях, газетных статьях, памфлетах и речах, а также в большом количестве произведений мировой литературы. Писатель вполне может быть утопистом, хотя он и не написал ни одной утопии. Получается так, словно утопизм занял место утопии с целью доказать, что установка или индивидуальная манера важнее литературного произведения или жанра. Вместе с тем, чтобы понять значение эпитета "утопический", следует присмотреться к существительным, обычно его сопровождающим. Порой они приоткрывают тот концептуальный смысл, какого жанр утопии в силу своих условностей не достигает.
Прилагательное "утопический" превратило утопию в "умонастроение", синоним бунтующего сознания, которое противится сложившемуся порядку вещей и предлагает совершенно иной миропорядок. Альтернативное видение реальности необязательно проявляется в связном и последовательном  сочинении,  соотносимом  с  жанром
1 Согласно словарю Литтре, который цитирует Жан-Жак Вюнем
бюрже в книге "Утопия, или кризис воображаемого" (L'utopie ou la
crise de l'imaginaire. Paris, Jean-Pierre Delarge Editeur, 1979, p. 20).
2 Так, Александр Чоранеску выделяет пять различных значений
слова "утопия", а также термины "утопист" и "утопизм". См.:
Alexandre Cioranescu. L'avenir du passe. Utopie et litterature. Paris,
Gallimard, 1972.
20

утопии, но сомнение в правильности мироустройства или просто надежда на лучший миропорядок сами по себе уже являются признаками утопического мышления.
Сразу после публикации в 1516 г. "Утопия" Томаса Мора породила новый литературный жанр. Словом "утопия" стали обозначать все тексты, вдохновленные сочинением Томаса Мора, в которых вне связи с объективным историческим развитием изображалось некое изолированное в пространстве или удаленное во времени идеальное общество. "Город Солнца" (1602) Кампанеллы, "Новая Атлантида" (1627) Фрэнсиса Бэкона, "Христианополис" (1619) Иоганна Валентина Андреэ1*, "Океания" (1656) Джеймса Гаррингтона2* закрепили успех жанра, и его различные вариации составляют ныне внушительный каталог3.
В то же время формирование жанра утопии в XVI в. побуждает перечитать с "утопической" точки зрения сочинения, предшествующие книге Томаса Мора. Я имею в виду многочисленные фрагменты Библии, "Республику" Платона, "Град Божий" Августина Блаженного или "Книгу о Бланкерне" Раймунда Луллия, а также классические тексты древних цивилизаций, в частности, "райские видения" некоторых космогонических систем — их мифы об основании мира порой оказывают непосредственное влияние на утопический дискурс.
Определение жанра утопии позволяет лучше понять, в чем он сближается со смежными жанрами и чем отличается от них. Речь идет о таких жанрах, как сказания
1* Иоганн Валентин Андреэ (1589-1654)— немецкий писатель, считается основателем ордена розенкрейцеров.
2* Джеймс Гаррингтон (1611-1677) — английский публицист.
3 См. объемистую 'Энциклопедию утопии" Пьера Версена (Pierre Versins. Encyclopedie de l'utopie. Geneve, l'Age d'Homme, 1972) и очень интересный словарь: Gianni Guadalupi. Alberto Manguel. Dictionary of Imaginary Places. Toronto, MacMillan Publishing Co., 1980). Достаточно обратиться только к этим двум трудам, чтобы составить представление о разнообразии жанра утопии.
21

о Золотом веке1 и повествования о "счастливых островах" (insulae fortunatae), вымышленные путешествия и описания легендарных стран, бытовавшие в античной и средневековой литературе. Вымышленное путешествие стало литературной традицией, начиная с "Одиссеи" Гомера, "Аргонавтики" Аполлония Родосского, "Истинной истории" Лукиана и рассказов Диодора Сицилийского. Герои этих путешествий нередко посещали "блаженные острова", впоследствии описанные в ренессансных утопиях. К этому жанру относятся и "Путешествия" (1371) Жана Мандевиля2*, подлинный свод античных и средневековых "Mirabilia" (описаний чудес).
Такие путешествия часто заканчиваются в легендарных странах. Некоторые из них, как Царство Офир, Туле, расположенная на краю света, или Атлантида, являются "прообразами" Нового Света. После открытия Америки они преобразуются в топосы Эльдорадо, Пайтити, Серебряной горы или Города Двенадцати Цезарей.

Следует также выделить утопии, изображающие идеального правителя (немецкую книгу "Зерцало государей", французскую "Зерцало королей", испанскую, принадлежащую Антонио де Гевара2*,— "Часы государей")— их содержание отличается большим прагматизмом и уклоном в политику.

Характерные черты классической утопии
Несмотря на разнообразие моделей, утопия как жанр с момента публикации первых произведений характеризуется набором устойчивых черт. Назовем самые очевидные.
1 См.: Fernando Ainsa. De l'Age d'Or a El Dorado: metamorphose d'un mythe // Diogene, № 133. Paris, UNESCO / CIPHS , 1986.
1* Жан де Мандевиль (наст. имя Жан де Бургонь; нач. XIV в. — 1372) — бельгийский врач, автор нашумевшей книги о вымышленных путешествиях.
2* Антонио де Гевара (1480-1545)— испанский монах-францисканец, прелат и писатель.
22

— Пространственная изолированность. В географическом отношении утопическое пространство всегда изолировано. Остров, а также другие места островного типа — вершина горы, пустыня, уединенное убежище — эти архетипические локусы благодаря своей обособленности создают возможность для построения идеального пространства утопии. Канонизированный в "Утопии" Томаса Мора далекий остров еще задолго до появления его книги стал классическим топосом легендарной страны. Таковы остров Цейлон, олицетворение Золотого века в средневековых повествованиях об Александре Македонском, Гомеровы острова Средиземного моря, острова народных сказок ("Королевство Макария", остров Фельзенбург, "Хрустальный век"), таковы "счастливые острова" и "блаженные острова" различных легенд и верований — таких, как легенды об острове Антилия, о Семи Городах, о Блаженных островах, об островах Гесперид и об острове св. Брандана, а также фантастические творения Ямбула на острове Счастья.
Начиная с книги Томаса Мора, пространственная изолированность обретает отчетливый характер географической фикции; она позволяет уберечь от испорченных нравов внешнего мира замкнутый мирок, которым управляют законы, неподвластные "магнетической силе реальности". Исходя из архетипа острова, характерного для утопической географии, эссеист Эсекиель Мартинес Эстрада утверждает, будто Куба и есть тот остров, что вообразил себе Мор. И далее, сопоставив "Декады" Пьетро Мартире де Англерии1* и "Утопию" Томаса Мора2, кубинский эссеист выделяет утопические черты про-
1* Пьетро Мартире де Англерия, в испанской огласовке Педро Мартир (1457-1526)— испанский историк итальянского происхождения, автор книги на латинском языке "Декады" (1530), содержащей описание Нового Света.
2 Ezequiel Martinez Estrada. El nuevo mundo, la isla de Utopia y la isla de Cuba— En torno a Kafka y otros ensayos. Barcelona, Seix Barrai, 1967, p. 221-271.
23

граммы "Движения 26 июля", осуществившего Кубинскую революцию 1959 г.
—  Вневременность, то есть отсутствие исторического
времени. Внеисторическая сущность системы, которая
установлена "раз и навсегда", не подвержена и не может
быть подвержена никаким изменениям, придает утопии
характер окончательно определенного, застывшего на
стоящего, лишенного прошлого. В классической утопии
нет ни прошлого, ни будущего, ибо в ней развитие не
возможно. Как только утопия реализована, начинается
царство вечного настоящего, статического времени, ха
рактерного для всех райских видений, и потому неизвест
но, когда и как произошли те изменения, что породили
утопию. Отсутствие развития упраздняет проблему исто
рической причинности.
Такое ностальгическое видение внеисторического времени и пространства, где упразднена всякая эволюция, возникает и в некоторых современных латиноамериканских утопических проектах, претендующих на реставрацию идеализированного доколумбова прошлого.
—  Автаркия. В классической утопии внешнеэконо
мические связи сведены до самого минимума. Большин
ство утопических проектов ратует за самодостаточное
хозяйство и не приемлет торговых связей и взаимозави
симости, якобы порождающих общественные беды. Эта
черта неизменно отличает изображения Золотого века в
античной литературе: гордыня Ясона и аргонавтов при
вела к началу "железного века", ибо их плавание откры
ло эру торговых контактов между народами.
Великие древние цивилизации Америки, не ведавшие о существовании друг друга, казалось, подтверждали обоснованность принципа изоляционизма. Их модели, в частности, модель культуры инков, вдохновили многие не только "пассеистские" и ностальгические видения Инки Гарсиласо де ла Вега и Фелипе Гуама-
24

на Пома де Айала1*, но и некоторые современные тексты2. Предпочтение Ариэля — Калибану, духовности — прагматизму, Афин — Карфагену порождает у эссеистов типа Хосе Энрике Родо3* характерную для античной утопии враждебность по отношению к торговле и хозяйственным связям.
— Урбанизм. Идеальный город— один из самых устойчивых топосов утопической мысли. Реальный город со всеми его очевидными и, видимо, неизлечимыми пороками, противопоставляется идеальному воображаемому городу. Правильная, геометрическая структура утопического города напоминает урбанистические проекты утопистов, живших до появления этого слова: например, Гипподамоса из греческого города Милет и итальянских архитекторов XV века.
Имевшему репутацию "метеоролога", то есть специалиста по небесным явлениям, Гипподамосу из Милета было поручено начертить план новых греческих городов, в частности Пирея, в согласии с космогоническим видением вселенной. Представление о жизни человека в организованном обществе оказалось неразрывно связано с идеей геометрической гармонии. План правильного города с прямыми улицами обеспечивал жителю греческого полиса адекватную возможность вписаться в определенную систему. Города задумывались для ограниченного количества жителей. В Пирее должны были жить десять тысяч   ремесленников,    крестьян   и    воинов.    Геомет-
1* Фелипе Гуаман Пома де Айала (1532 или 1533-1615) — перуанский историк-индеец, автор книги "Первая новая хроника и Доброе правление", посвященной периоду до испанского завоевания и конкисте.
2 Вслед за идеалистической картиной Луи Бодена в "Социалистической утопии инков" (L'Empire socialiste des Incas. Travaux et Memoires de l'Institut d'Ethnologie de Paris, vol. 5, Paris, 1928) последовали такие тексты, как сочинение Альберто Флореса Галиндо "В поисках Инки: идентичность и утопия в Андах (Alberto Flores Galindo. Buscando un Inca: identidad y utopia en los Andes (Премия Casa de las Americas. Havana, 1988).
3* Родо Хосе Энрике (1871-1917) — уругвайский эссеист, философ.
25

рический план отражал однородность, утвержденную властью закона и правительства. Так впервые абстрактные законы нашли воплощение в пространственных формах, а их регламентирующий смысл — в упорядоченном городском пейзаже, сложившемся в уме законодателя. Поэтому геометризм пейзажа приобрел такое значение и в утопическом дискурсе эпохи Возрождения.
Начиная с Гипподамоса, всякий проект идеального города будет неизбежно идеологичен: четко очерченный план города подразумевает устойчивую форму правления, ведь к такой четкости стремится всякая власть, желающая опереться на своих подданных. Городские планы, похожие на чертежи Гипподамоса из Милета, вновь возникнут в архитектурных проектах итальянского XV в.
Итальянские правители мечтают о создании новых городов. Архитектор-утопист Леон Баттиста Альберти публикует книгу "De Re Aedificatoria" ["О зодчестве"] (1452); Антонио Аверлино (прозванный Филарете)1* предлагает в своем "Трактате" проект фантастического города под названием Сфорцинда. Этот идеальный город должен быть создан на лоне природы, на плодородной земле, как сказочная страна Кокань2*.
Подобные проекты встречаются и в утопиях эпохи Возрождения. Как отмечает Пьерлуиджи Джордани, с тех пор концепция города как идеального пространства стала сочетаться в утопиях с представлением об идеальном обществе3. Неудивительно, что начиная с 1516 г., когда успех книги Томаса Мора положил начало развитию жанра, всякая картина утопии не обходится без плана го-
1* Антонио ди Пьетро Аверлино (прозванный Филарете; ок. 1400 — после 1464) — итальянский архитектор.
2* Страна Кокань (Кукканья, Кокэйн)— сказочная изобильная страна в европейском фольклоре.
3 Pierluigi Giordani. Il futuro dell'utopia. Bologne, Edizione Caldarini, 1973. Автор подробно анализирует историю утопического города от древности до наших дней.
26

рода. Примеры городского планирования во множестве встречаются в латиноамериканской культуре с колониальных времен до наших дней. Вспомним классическую "шахматную доску", положенную в основание типового плана колониальных городов. Вспомним и "Архирополис" (1850) Доминго Фаустино Сармьенто1*, проекты столиц, созданные Франсиско Мирандой2* (город Колумба) и Симоном Боливаром (столица страны "Лас Кайлас"), "город анархистов" Пьера Кируля3* (1914), а также курьезный пример Пириаполиса, города, основанного Франсиско Пириа в Уругвае4.
— Регламентация. Эта черта утопии проявляется в коллективизме, который придает единообразие жизни, совместной работе и организации общего досуга обитателей идеального города, поделенного на кварталы. Регламентацию жизни обеспечивает правительство, обычно авторитарное, но прежде всего педагогическое воздействие некоего канонического текста, представленного как образец для подражания.
Утопия вообще претендует на глобальность в той мере, в какой она стремится создать общественную гармонию на основе целостной теории, охватывающей все аспекты общественной и частной жизни. Навязчивая идея окончательности ведет к формированию системы, в которой все проблемы решены раз и навсегда. Достаточно прочитать уставы утопических религиозных сообществ, созданных в XVI в. в Мексике,
1* Доминго Фаустино Сармьенто (1811-1888)— аргентинский писатель и политический деятель, президент Аргентины в 1868-1874 гг.
2* Франсиско Миранда (1750-1816)— один из руководителей войны за независимость испанских колоний в Америке, генералиссимус Венесуэльской республики (1812).
3* Пьер Кируль (псевд.; наст. имя Людовик-Жозеф-Госальве-Амеде Пупар) — французский драматург и романист.
4 Франсиско Пириа, построивший на уругвайском побережье курорт, названный его именем, Пириаполис, является автором интересной утопии "Триумф социализма (Какой станет моя страна через двести лет)" (Pitia Francisco. El socialismo triunfante (Lo que sera mi pais dentro de 200 anos). Montevideo, Imprenta Dornaleche, 1898).
27

или в иезуитских редукциях Парагвая, Аргентины и Бразилии в XVII— XVIII вв.
Общественная и частная жизнь регулируются на основе принципов, порой свидетельствующих как об одержимости казуистикой (вспомним, например, расписанные до мелочей фаланстеры Шарля Фурье), так и о скрытой тяге к тоталитаризму, присущей многим утопиям. Именно эти черты позволяют вывернуть наизнанку утопический дискурс в так называемых контр-утопиях, антиутопиях, или отрицательных утопиях, расцветших в XX в.
Впрочем, в отдельных случаях в основу- утопии положено, напротив, полное отсутствие регламента — эту важную тенденцию мы также рассмотрим.
Между порядком и свободой
Несмотря на перечисленные черты, составляющие каркас жанра, утопические модели общества оказываются весьма разнообразны. Исходя из противопоставления разума и воображения, общественного самоуправления и диктатуры, естественного развития и планирования, можно подразделить утопии на две группы: утопии порядка и утопии свободы. Такое разделение восходит к двум произведениям, заложившим основы жанра,— к книгам Мора и Кампанеллы.
Упрощенно говоря, книга Томаса Мора стала родоначальницей утопий свободы, а "Город Солнца" Кампанеллы породил утопии порядка. Сформировались две противоположные тенденции в русле жанра: утопии, воссоздающие "идеальное состояние человека" (они восходят к народной и революционной традиции), и те, что описывают "идеального гражданина Государства" (они учреждают тот или иной порядок и имеют тенденцию к догматизму и даже тоталитаризму). Следует рассмотреть особенности этих двух видов, коль скоро они дают пищу для споров авторов-утопистов между собой и для их дискуссий с теми, кто страшится "реализации" утопий.
28

В большинстве утопических проектов подчеркивается регламентированный характер предложенной системы; она должна функционировать как часовой механизм, в ней нет места для фантазии, а все необычное (еретическое) исключается либо подавляется. Четкая организация и регламентация имеют целью не допустить ничего случайного. Классическая утопия враждебна всякого рода аномалиям, импровизациям и не санкционированным различиям; она предпочитает математическую и геометрическую точность в планировании жизни, четкое расписание и строгие принципы распределения обязанностей, призванные устранить все неожиданное.
Учреждения, основанные законодателем, создателем системы, гарантируют ее отлаженное функционирование. Законодатель — мудрец или монарх — на века устанавливает порядок, призванный окончательно разрешить все загадки исторического развития и избавить род человеческий от всякого рода беспокойств. В утопиях подобного рода правительство выполняет чисто патерналистские функции по отношению к коллективу. Всеобщее равенство обеспечивается за счет ряда аскетических ограничений.
Другой вид утопии предлагает отмену всех правил и законов, дабы человек мог обрести целостность своей подлинной природы. Свободолюбивая и революционная по своей сути, такая утопия тяготеет к "чудесному", подрывающему все устоявшиеся представления.
От Телемского аббатства Рабле, единственным законом которого был принцип "делай, что хочешь", до современных анархистских утопий, включая некоторые построения утопического социализма XIX в., пролегла целая традиция свободолюбивой утопической мысли, утверждающей "странную ясность бреда", "свет мечты", "яркий пламень страсти", "озаряющий толпы в часы бунта". Эта традиция воплотилась, по мнению Мишеля Абансура, и в "утопическом чудесном" Уильяма Морриса, автора "Повестей о том, чего нет" (1890):
29

Чудесное выражает нашу потребность выйти за пределы, навязанные природой, стать красивей, сильнее, радостней, увеличить отмеренный жизненный срок. Тяга к чудесному означает желание преодолеть пределы пространства и времени, сокрушить все препятствия. Это борьба за свободу против всего, что ее умаляет, губит, коверкает1.
Неприятие "монотонного, машинального труда" классической утопии, стремление в корне упразднить всякие правила и юридические нормы во имя обретения человеком своей подлинной природы составляет одно из самых интересных и глубоких направлений внутри жанра.
В "Базилиаде" (1753) Морелли2* утопическое чудесное определяется не иначе, как через отрицание. Морелли описывает страну, где нет ни собственности, ни политики, ни брака, ни законов, ни привилегий. В ней нет ничего запретного, ибо человек живет в гармонии с природой. Этот же принцип утверждает в своем творчестве Дон Дешан3*, попытавшийся воплотить его на практике и организовать в замке Орм, неподалеку от Пуатье, "лабораторию по созданию всего неуместного и подрывающего привычные представления".
Тот же принцип "чудесной свободы", противопоставленный мелочной регламентации, определяет сущность утопии Теодора Герцка "Путешествие в свободный край" (1890). Он присутствует и в русской утопической традиции XIX века — традиции весьма своеобразной, которая воплощалась в политической деятельности и в "хождении в народ", предшествовавшем революциям 1905 и 1917 гг. Достаточно назвать "Сон" (1819) А.Д.Улыбышева, "Правдоподобные небылицы"  (1824) Ф.В.Булгарина  и
1 Abensour Michel. William Morris, utopie libertaire et novation technique — L'Imaginaire subversif: interrogations sur l'utopie. Geneve Lyon, Atelier de creation Libertaire, Editions Noir, 1982, p. 47.
2* Морелли — французский утопический коммунист XVIII в. (достоверных биогр. данных не сохранилось).
3* Дешан Леже-Мари (1716-1774)— французский монах-бенедиктинец и философ-материалист.
30

"Безымянный город" (1839) В.Ф.Одоевского— в этих произведениях картины будущего вдохновлены воспоминаниями об идиллическом прошлом. Тонкая ирония и сатирическое мастерство трех названных писателей предвосхищают антиутопическую направленность таких произведений, как "Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии" (1920) Ивана Кремнева1* и "Мы", роман, написанный в том же году Евгением Замятиным и содержавший резкую критику коммунистической системы.
С конца XIX в. антиутопии, подрывающие ничем не омраченный оптимизм традиционных позитивных утопий, выражают страх перед обезличиванием человека и превращением его в робота. В антиутопиях проявляется ностальгия по принципу Рабле "делай, что хочешь" и неприятие чрезмерной регламентации и бюрократизации, особенно в сфере частной жизни, столь значимой в современном обществе. Принципиальный отказ от того, что составляет сущность утопии, характерный для антиутопий Э.М.Форстера, Олдоса Хаксли, Джорджа Оруэлла, Джека Лондона, Евгения Замятина и Кремнева, дает четкое представление о различии между утопией порядка и утопией свободы, между утопией "идеального гражданина Государства" и утопией "идеального состояния человека".
Прошли века, и добрый король Утопос Томаса Мора уступил место своей противоположности — "Старшему брату" Джорджа Оруэлла или "Благодетелю" Замятина. А между тем недоверие к власти, отрицание веры в провиденциализм можно найти еще в сатирических утопиях Джонатана Свифта, в частности в "Путешествиях Гулливера", и в "Кандиде" Вольтера. Восходит же эта ироническая традиция к Аристофану, чьи комедии предвосхищают сатирическую антиутопию последующих веков. В комедии "Женщины в народном собрании" на вопрос "Кто станет обрабатывать землю?" (в будущем обществе,
1*   Под  псевдонимом   Иван   Кремнев   эту  книгу   опубликовал русский ученый и писатель Александр Чаянов (1888-1939).
31

 ΛΛΛ     >>>   

В одних случаях вымысел позволяет почувствовать открытость в будущее произведений времени писатель
Утопия может помочь в создании образов будущего самой постановкой новых вопросов
Границы утопии всякое общество можно охарактеризовать в пространственных категориях таких
ЗаирБек Е., Тряпицына А. Подготовка специалистов в области образования к участию и использованию