<<<     ΛΛΛ     >>>   

пределами. Следуя за Эпикуром, считавшим наслаждение высшим благом, а страдание наивысшим злом, и Цицероном, полагавшим высшим наслаждением то, которое «воспринимается при освобождении от всякого страдания»24, Мор находил природосообразными те наслаждения, которые суть «конечная цель всех наших действий»25. Давний спор об источниках счастья в Утопии привел к двуединому подходу, основанному на противопоставлении духовного начала началу телесному. Духовные удовольствия проистекают из созерцания истины, проявляющейся в понимании и воспоминании о «хорошо прожитой жизни», а также в надежде на будущее. Упражнения духовного характера соединяют добродетельную жизнь человека с телесными ее проявлениями. По этому поводу Мор указывает, что «лучше будет не нуждаться в физических удовольствиях, чем испытывать наслаждение от них»26. Телесные удовольствия, в свою очередь, подразделяются на две группы: одни доставляют «явную приятность» чувствам, другие заключаются «в спокойном и находящемся в полном порядке состоянии тела». Утопийцы стремятся к получению удовольствий от пищи, питья, запахов, звуков и тонов; весьма высокую оценку среди телесных удовольствий они дают здоровью, служащему «источником наслаждения, хотя бы на него не действовало никакое привлеченное извне удовольствие»27.
Состояние счастья складывается из содружества удовольствий, главенствующая роль среди которых принадлежит удовольствиям духовным. По наблюдению Ю. Сапрыкина, «принципиальное расхождение этики Мора с этикой гуманистического индивидуализма заключалось не в понимании сути счастья, а в том, как люди должны его добиваться»28. Счастье граждан Утопии достигается не только благодаря выполнению предписаний, установленных на государственном уровне, но и в силу внутренних мотивов утопийцев. Законы на острове существуют не для ограничения свободы граждан, но в качестве напоминания об их долге. Так как человеку присуще стремление к удовольствию, а не к страданию, «добродетель они определяют как жизнь, согласную с предписаниями природы. Она же приглашает смертных к взаимной поддержке для более радостной жизни»29. Пред
24 Цицерон. О пределах добра и зла. Парадоксы стоиков /  пер. с лат. Н. А. Федорова. М., 2000. С. 57.
25 Мор Т. Утопия. С. 150.
26 Ibidem. С. 159-160.
27 Ibidem. С. 157.
28 Сапрыкин Ю. М. От Чосера до Шекспира: этические и политические идеи в Англии. М., 1985. С. 96.
29 Мор Т. Утопия. С. 150.
31

ставления о свободе в вымышленной Мором стране отправляются от добродетелей веротерпимости и смирения. Каждый человек может исповедовать ту религию, которая близка его миропониманию, и никто не имеет права осуждать или даже оценивать религию другого. Утопийцам неведомы ограничения свободы в поисках счастья, «лишь бы не воспоследовали за ними неприятности». В недопущении вседозволенности настойчиво проступает индивидуально-авторское миро-видение Т. Мора, ревностного католика. «Утопийцы вольны в выборе веры, могут исповедовать практически любую религию; но вот распространению неверия или мнений, которые к нему ведут в их государстве поставлены серьезные препоны и ограничения. О свободе совести (во всем объеме этого понятия) в данном случае... речь не идет», - указывает О. Кудрявцев30. Идеалы свободы и счастья, включенные в морально-этическую систему Утопии, реализуются в комплексе нормативных установок, благоприятствующих стабильности изображаемого совершенного мира.
Согласно Т. Самсоновой, «Мор считал, что для создания справедливого общества недостаточно ввести общность имущества, хорошее управление и законы. Необходимо воспитать достойных граждан государства»31. Цель образования в Утопии виделась путешественнику Гитлодею в том, «чтобы в еще нежные и гибкие умы мальчиков впитать мысли, добрые и полезные для сохранения государства»32. Образование в Утопии осуществляется в форме ученичества в государственных школах. Государство утопийцев заботится о том, чтобы даровать, «насколько это возможно с точки зрения общественных нужд, всем гражданам наибольшее количество времени для духовной свободы и образования. В этом... заключается счастье жизни»33. В «Утопии» также выдвигается идея всеобщего образования, в системе которого мужчины и женщины равны в праве на приобретение научных и опытных знаний. Остров Утопия открыт для знаний, поступающих со всего мира, о чем свидетельствуют успехи утопийцев в математике, музыке, метеорологии, созвучные общеевропейским достижениям XVI в. К. Митинг отмечает, что в книге Т. Мора налицо «стилизация "вымышленного существования" и мечта о политическом идеале, о совпадении всеобщего счастья со счастьем индивидуальным»34. Кон
30 Кудрявцев О. Ф. Ренессансный гуманизм и «Утопия». М., 1991. С. 269.
31 Самсонова Т. Н. Справедливость равенства и равенство справедливости. М., 1996. С. 19.
32 Мор Т. Утопия. С. 207. 33 Ibidem. С. 126.
34 Miething С. Politeia und Utopia: Zur Epistemologie der literarischen Utopie // Germanisch-Romanische Monatsschrift. Heidelberg, 1987. Bd. 37, H. 3. S. 261.
32

цепция образования на острове Утопия призвана обеспечить воспитание и обучение в соответствии с требованиями, отвечающими духу государства.
В литературной утопии проводится мысль о том, что политико-социальное пространство утопического эксперимента конструируется по определенной схеме изнутри, и учредителями «наилучшего» устройства выступают исключительные герои. Их уникальность проявляется в непревзойденных интеллектуальных способностях, а также в титанической духовной и физической силе. Неповторимость утопических лидеров подкрепляется и тем, что после смерти на полноту их власти не находится претендентов. Бесспорное величие и превосходство государственных мужей обретает свою параллель с верховенством Зевса, чье место в древнегреческом пантеоне могло принадлежать только ему одному. Мудрость, мужество, справедливость - качества, которые со времен Платона неизменно приписываются правителям мира, моделируемого в литературной утопии и противопоставляемого миру за его пределами. Мудрые действия государя сводятся чаще всего к учреждению законодательства, по которому следует жить в совершенном мире, так как уход правителя из жизни не влечет за собой отмены актуализированной его предписаниями действительности. Истинные начала государственного устройства могут и должны быть суммированы в немногочисленном своде законов, доступных простому восприятию. «Законов у них очень мало, да для народа с подобными учреждениями и достаточно весьма немногих», - провозглашено в «Утопии»35. По сути те же требования к законодательству, устанавливаемому христианским государем, предъявлял Эразм Роттердамский: «...пусть устроит так, чтобы законов было как можно меньше, затем - чтобы они были как можно более справедливыми и ведущими к общей пользе, а сверх того - чтобы они были как можно лучше известны народу»36. В этом вопросе и Мору, и Эразму вторит Кампанелла, отмечавший немногочисленность, краткость и ясность законов Города Солнца37.
Социальная структура Утопии, с одной стороны, восходит к Платоновой модели общества (правители-философы - работники-производители - воины-стражи); с другой стороны, обнаруживает архаические черты и навеянные идеей христианского братства мотивы.
35 Мор Т. Утопия. С. 176.
36 Роттердамский  Э.   Воспитание  христианского  государя   /   пер.   с  лат. A.B. Тарасовой. М., 2001. С. 90.
37 Кампанелла Т. Город Солнца / пер. с лат. Ф. Петровского // Утопический роман XVI-XVIII веков. М., 1971. С. 177.
33

Социальная справедливость воцарилась на острове благодаря ликвидации частной собственности, способствующей проявлению такой отрицательной черты человеческого характера, как алчность. Несмотря на различия в выполняемых социальных ролях, граждане Утопии равны по своей индивидуальной значимости, участвуя в трудовой деятельности. В романе говорится: «У всех мужчин и женщин есть одно общее занятие - земледелие, от которого никто не избавлен», и помимо которого «каждый изучает какое-либо одно ремесло, как специальное»38. Возводя земледелие во всеобщую повинность, Т. Мор стирает экономическую границу между городом и сельской местностью. На острове наличествует институт рабства, поскольку перемещение за геофизический рубеж государства аналогично преступлению пределов законности. В подобном «позорном обхождении» с правонарушителями утопийцы различают механизм общественного благоденствия. Социальная справедливость, равенство и труд обеспечивают успешное функционирование «наилучшего» государственного устройства.
Несмотря на показ резко отрицательного отношения к войне и военным действиям, в произведении Т. Мора имплицирована неизбывная воинственность окружающего мира. Автор «Государя» (1513) Н. Макиавелли настаивает: «Тот, кто не владеет военным ремеслом, навлекает на себя много бед, и в частности презрение окружающих...»39. Трудно однозначно утверждать, что этим же курсом ложится этос общества утопийцев. По оценке X. Мюлленброка, «Утопия» -это «не документ антифеодальных умонастроений, в ней запечатлен отказ от чуждого миру пацифизма»40. Противопоставление приемлемого неприемлемому, заложенное в фундаменте художественного мира «Утопии», несет в себе корректирующее воздействие гуманистической этики, артикулированное Эразмом Роттердамским: «Война, столь всеми прославляемая, ведется дармоедами, сводниками, ворами, убийцами, ...а отнюдь не просвещенными философами»41. Поэтому в Утопии, как, впрочем, и в других утопических краях, войны имеют целью защиту своей территории и земель дружеских государств, а также человеколюбие к угнетенным тиранией народам.
Н. Фрай признает Утопию «идеальным государством, путь в которое лежит через отказ от христианских догм»42. Так, Утоп «предос
38 Мор Т. Утопия. С. 117-118.
39 Макиавелли Н. Государь / пер. с итал. Г. Муравьевой. СПб., 2005. С. 87.
40 Mullenbrock H.-J. Krieg in Morus' Utopia // Anglia: Zeitschrift fur Englische Philologie. Tubingen, 2002. Bd. 120, H. 1. S. 25.
41 Роттердамский Э. Похвала глупости. С. 285.
42 Frye N. Anatomy of Criticism: Four Essays. New York, 1969. P. 233.
34

тавил каждому свободу веровать во что угодно. Но он с неумолимой строгостью запретил всякому ронять так низко достоинство человеческой природы, чтобы доходить до признания, что души гибнут вместе с телом и что мир несется зря, без всякого участия провидения»43. Необходимость приведенного предписания И. Осиновский находит в следующем: «Ограничивая себя в более примитивных радостях - довольствуясь грубым шитьем, простой пищей и скромным жилищем, утопийцы зато обретают духовную свободу, возможность жить богатой духовной жизнью»44. Отсутствие прочного вероисповедания противоречит человеческой природе и ее законам. Исходя из этого, идеал религии в изображаемом государстве - экуменизм, проявляющийся в почитании не одного отдельного бога, а некоего единого божества, «неведомого, вечного, неизмеримого, необъяснимого, <...> распространенного во всем этом мире не своею громадою, а силою»45. Не случайно утопийцы именуют верховного бога в своем пантеоне Митрой. В древнеиранской мифологии Митра выступал «выпрямителем линий» - хранителем законов и порядка, умеющим устанавливать мир. Порядок и примирение - непреложные основы, определяющие характер взаимоотношений граждан Утопии в религиозной сфере. В свободе вероисповедания «на просвет» видна однозначная предзаданность религиозных ориентиров, обозначенных в художественном мире романа. По образному выражению Л. Мамфорда, в Утопии «каждый в состоянии быть человеком, потому как никто не в силах превратиться в чудовище»46.
Смысловыми инвариантами, обеспечивающими семиотизацию художественного пространства в «Утопии», выступают константные представления о геофизическом положении (топос), морально-этической системе (этос) и политико-социальной парадигме (телос), объединенные автором в тематические группы. Четкое размежевание семантических структур находит адекватное выражение на формальном уровне, что подтверждается риторической стройностью романа, оттеняемой его композицией. Данное взаимодействие поэтики и семиосферы, установленное Т. Мором, окажется впоследствии перспективным, получив собственный жанровый статус в истории словесности. Отчасти наперекор Т. Мору в вопросах поэтической симметрии пошел итальянский гуманист Т. Кампанелла в романе-утопии «Город Солнца» (Civitas Solis, 1602). Во время плавания по Индийскому океану
43 Мор Т. Утопия. С. 200.
44 Осиновский И. Н. Томас Мор. М., 1985. С. 89.
45 Мор Т. утопия. С. 196.
46 Mumford L. The Story of Utopias. New York, 1972. P. 78.
35

рассказчик-мореход оказался на острове, затем в сопровождении туземцев он был доставлен в Город Солнца, расположенный на высоком холме. Четверо ворот города были обращены к четырем сторонам света, четыре мощеные дороги вели от каждых ворот к центру, где «на вершине горы находится открытая и просторная площадь, посредине которой возвышается храм, воздвигнутый с изумительным искусством»47. Крест, вписанный в план Города Солнца, говорит о потенциальной безграничности совершенного края, в то время как концентричность города напоминает строение Вселенной. Согласно А. Стригалеву, «такую идею... Кампанелла обрел в гелиоцентрической системе Коперника»48. В полемику с Мором вступал и Бэкон, относивший Утопию к «неистинным республикам». Очевидно, этот спор продолжит разгораться с каждым новым приливом времени, оставляя нетронутой лишь первооснову представлений о «наилучшем устройстве государства», выявленную «человеком на все времена».
47 Кампанелла Т. Город Солнца. С. 145.
48 Стригалев А. А. «Город Солнца» Кампанеллы как идеал миропорядка // Картины мира в истории мирового искусства (с древнейших эпох - к Новому времени). М., 1995. С. 92.

2.2. В поисках Атлантиды: стратегия островного эксперимента

Поиски Атлантиды - мифического острова, катализирующего сознание человечества по сей день, - послужили стержневым умозрительным намерением английского философа-эмпирика и государственного деятеля Фрэнсиса Бэкона (Francis Bacon, 1561-1626) в романе-утопии «Новая Атлантида» (New Atlantis, 1627). Стремясь избавить человеческое мышление от мешающих познанию «идолов», Ф. Бэкон внес существенный вклад в складывавшуюся научную картину мира. Он выступал за расширение изучения природы, чему должна была способствовать методология опытного познания. Не менее любопытными выглядят свершения Ф. Бэкона в государственной деятельности. Стремительное восхождение по служебной лестнице (от члена парламента до лорда-канцлера Англии) сменилось судебными тяжбами, арестом и штрафом по обвинению во взяточничестве49. Потеряв положение нерядового государственного служащего, Ф. Бэкон обрел больше времени и сил для интеллектуальной работы, включающей в себя и систематизацию собственных открытий, и перевод написанных сочинений на латынь (в чем ему помогали Бен Джонсон и Томас Гоббс), и художественные поиски Атлантиды. Как определяет А. Мортон, «в отличие от Мора, Бэкон не интересовался вопросами социальной справедливости. Он также был гуманистом, но к началу XVII в. в гуманизме уже не было прежнего жара: разница между "Утопией" и "Новой Атлантидой" заключалась не столько в их содержании, сколько в целях, в сдвиге общего плана интересов и в снижении температуры»50. Максимальный упор в сторону знаний, получаемых эмпирическим путем, хорошо прослеживается в семиосфере «Новой Атлантиды». Справедливо утверждение М. Бернери, что Бэкон «был первым философом, предвидевшим обновление общества посредством науки»51.
Топос острова как некоторого всецело благополучного места был известен мифологиям и литературам разных времен и народов. Хронологически первые представления о плодородном острове нано
49 В мае 1621 г. на заседании суда Ф. Бэкон обратился к королю Иакову I со следующим прошением: «Но так как тот, кто брал взятки склонен их давать, я пойду дальше и предложу вашему величеству взятку. Ибо если ваше величество предоставит мне покой и досуг, а Бог продлит мои дни, я подарю вашему величеству хорошую историю Англии и лучший свод ваших законов».
50 Мортон А. Л. Английская утопия. С. 79.
51 Berneri М. L. Journey through Utopia. London, 1950. P. 127.
37

сились на глиняные таблицы шумерскими служителями домов знаний. Согласно «Сказанию об Энки и Нинхурсаг» (конец III - нач. II тыс. до н.э.), космический отсчет времени начался на острове Дильмун, ибо «Дильмун страна пресветлая, Дильмун страна непорочная, // ...Дильмун страна воссиянная». В мифологии Шумера Дильмун идентифицируется с центром плодородия, и негатив бытия перефразирован на острове с обратным знаком: «Птица смерти не накликает смерти, <...> // Там хворь глазная - "я хворь глазная" - не говорит»52. Космогонически важный остров Дильмун впоследствии не утрачивает своего значения для посюстороннего мира, становясь центром политического влияния Месопотамии. Подобная тенденция воплотилась также в диалогах Платона об Атлантиде и путешествиях на «острова Солнца» Ямбула. По замечанию В. Гуторова, ядро утопической мысли античности составлял «чрезвычайно распространенный по всему земному шару миф о "Золотом веке", т.е. совокупность представлений о счастливом существовании людей в далеком прошлом»53. В диалогах «Тимей» и «Критий» (ок. IV в. до н.э.) Платон подверг рациональной обработке миф о счастливом крае, устроенном на благо людей, что проявилось в наличии социального порядка, государственной власти, шестидесятитысячного войска, а также святилищ, дворцов, гаваней и т.д. на описываемом острове, расположенном перед Гибралтарским проливом. Центр Атлантиды маркирован святым храмом Клейсто и Посейдона, инициирующим отсчет концентрической архитектуры острова, а также модели мира. Как утверждает Д. Панченко, фантазия философа-идеалиста питалась описаниями сказочно богатой Персии (Экбатана), найденными в «Истории» Геродота, так что он был «пленен образами, представшими перед его воображением в рассказах о Востоке»54. В силу конкретно-исторических причин (кризис афинского полиса) Платон не мог довольствоваться картинами блаженных островов потустороннего мира. Остров Атлантида изображался им как великое государство, овладевшее «Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении»55, справедливо управляемое союзом царей и отдаленное от греков во времени. В отличие от Платоновой Атлантиды, «острова Солнца» Ямбула (ок. I в. до н.э.) не знали социальной
52 Сказание об Энки и Нинхурсаг // От начала начал: антология шумерской поэзии. СПб., 1997. С. 33.
53 Гуторов В. А. Античная социальная утопия: Вопросы истории и теории. Л., 1989. С. 16.
54 Панченко Д. В. Геродот и становление европейской литературной утопии // Проблемы античного источниковедения. М., 1986. С. 112.
55 Платон. Тимей / пер. с древнегреч. С. С. Аверинцева // Платон. Сочинения. В 3 т. Т. 3. Ч. 1. М, 1971. С. 466.
38

стратификации, управления, собственности и семейных отношений; их воображаемое величие базировалось единственно на всеобщем труде, неразделенном, но общественно обязательном.
Художественный замысел Ф. Бэкона разворачивается в Тихом океане по пути из Перу в Японию и Китай. Такой вариант локализации вымышленного пространства послужил своего рода откликом на основанную в 1600 г. Ост-индскую компанию, отвечавшую английским экономическим интересам. Обращая свой взор к «Южному морю», Бэкон, по мнению Ю. Михаленко, «хотел поощрить английских авантюристов к открытию новых земель...»56. Изнурительное плавание команды корабля увенчалось в романе невероятным успехом: «Спустя полтора часа вошли мы в удобную бухту, служившую гаванью красивому городу, не слишком большому, но отлично построенному и с моря выглядевшему весьма живописно»57. Автор предвосхищает изложение моральных и научно-технических аспектов художественного мира, создавая образный ореол привлекательности, справедливости и умеренности вокруг пространства новооткрытого острова «за пределами Старого и Нового Света». Об этом свидетельствует девятикратный повтор описательного эпитета fair в тексте произведения. Наибольшее накопление лексической единицы приходится на первые и на последние страницы романа, образующие своеобразную семантическую границу, за которой распростерт мир «не свой», а значит, непривлекательный, несправедливый и неумеренный: a fair city, three fair streets, a fair and spacious house, a fair parlour, Bensalem in the likeness of a fair beautiful Cherubin, mortal men more fair and admirable, a fair chamber, fair and large baths, long and fair galleries. Идейная емкость эпитета явственно заявляет о себе в начальной сцене произведения, описывающей продвижение корабля по неутихающему морю в надежде обрести покой. Состояние достигнутого рассказчиком прекрасного острова оказывается привлекательным (fair), справедливым (fair), умеренным (fair), а достижения значительными (fair).
Равнинность и необъятность вымышленного края, воспринимаемого рассказчиком-мореплавателем, отличают остров. В расширении плоскости художественного пространства английской литературной утопии улавливается крепнущий фантом будущей империи. Два топонима используются Ф. Бэконом для номинации созданного его воображением мира: Новая Атлантида и Бенсалем. Бэкон подвергает корректировке версию Платона о гибели Атлантиды, утверждая, что Америка - та великая земля к западу от Гибралтара, некогда управ
56 Михаленко Ю. П. Ф. Бэкон и его учение. М., 1975. С. 11.
57 Бэкон Ф. Новая Атлантида. С. 95.
39

лявшая частью Европы и Африкой и временно погрязшая в водной пучине. Именно Америка достойна звания великой Атлантиды, в то время как Новая Атлантида, размещенная им в другой части земного шара, является законной наследницей мощи и величия первой. Остров в романе носит также имя Бенсалем, состоящее из двух корней: в переводе с иврита ben - сын, salem - первоначальное название Иерусалима, этимологически восходящее к корню shlm - мир58. Топос острова приобретает в данном случае новую семантическую мотивировку, которую можно представить в противопоставлении мир - война как атрибуте внутреннего и внешнего пространства. Соотношение центра и периферии в Новой Атлантиде должно восстанавливаться гипотетически, ибо в силу преднамеренной или неизбежной незавершенности авторского замысла в произведении только намечен путь с самого края в центр, из гавани в Дом чужестранцев и далее в Коллегию шести дней творения, определяющую схождение всех дорог и стремлений воображаемой страны. Живописание всевозможных научно-технических достижений мысленно приближает читателя к святая святых острова - Дому Соломона, служащего всем, однако открытого для избранных. Как справедливо замечает Ю. Лотман, «топос всегда наделен некоторой предметностью, поскольку пространство всегда дано человеку в форме какого-либо конкретного его заполнения»59. Конкретными образами, наполняющими страну Бенсалем, служат продукты познания, расширяющие власть человека над природой в определенных геофизических рамках - на острове.
Стратегия островного эксперимента в романе Ф. Бэкона фундирует центральные морально-этические и политико-социальные категории изображаемой страны, возводимой на принципах пансциентизма, научного всесилия. Внутренняя организация Новой Атлантиды координируется эмпирическим освоением законов и тайн материи. В отличие от Утопии Т. Мора, Бенсалемом управляют философствующие аристократы по крови. Король Новой Атлантиды Соламона -первый законодатель государства, позаботившийся о всеобщем счастье собственных граждан. Именно ему принадлежала мысль о плодотворной отчужденности острова, имеющая своим источником предчувствие несовершенства внешней реальности: «Поэтому в число изданных им основных законов нашего королевства включил он запреты, касающиеся посещения нас чужестранцами, <...> ибо опасался новшеств и влияния чуждых нравов. <...> Что касается наших путешествий в чужие края, то наш законодатель счел нужным запретить
Город Салим упоминается в книгах Библии (Быт. 14:18, Пс. 78:1). Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970. С. 280.
40

их совершенно»60. Наибольшее превосходство среди бенсалемских институтов имеет так называемый Дом Соломона - своеобразная академия наук, ученые которой осуществляют управление островом, потому что им открыто знание, являющее собой силу. В связи с постоянными занятиями наукой мыслящим олигархам доступна истина, способствующая актуализации совершенного миропорядка. По мысли Л. Геллера, «главный постулат утопического мышления и условие утопических построений идут от герметизма: убеждение в существовании знания, благодаря которому человек может радикально изменить к лучшему мир, общество и самого себя»61.
Устройство социума Новой Атлантиды восходит к структуре общества в Платоновой республике и отражает природное распределение сил и способностей людей. Высшая, или разумная, грань бенсалемского социума представлена королем, несущим скипетр законотворчества, а также чиновниками различного уровня, осуществляющими исполнительную власть. Чиновники руководят двумя ведущими заведениями острова: Домом чужестранцев и Домом Соломона. Ученые именуются купцами света и подразделяются соответственно выполняемым функциям на «похитителей» (добывают книжные знания), «ловцов» (приобретают знания из механических экспериментов), «изыскателей» (апробируют изобретения), «компиляторов» (описывают эксперименты и открытия), «благодетелей» (поддерживают науку), «светочей» (обобщая опыт других, делают свои еще более значительные открытия), «прививателей» (внедряют изобретения в практику жизнедеятельности на острове) и, наконец, «истолкователей природы» (описывают весь научный опыт в эссе, аксиомах и афоризмах). Научная элита Бенсалема состоит из 24 купцов света, возглавляемых «отцом» Дома Соломона. На второй, волевой, грани изображаемого общества находятся многочисленные жители Бенсалема, именуемые служащими и служителями; и третью, аффективную, грань составляют защитники островной неприкосновенности.
Несмотря на внешнюю схожесть социальной структуры в романах Мора и Бэкона, значительные отличия отмечаются в области реализации конкретных положений, включенных в нее. По Бэкону, социальная справедливость и частная собственность в государстве взаимодополняют полноту существования бенсалемитов. Народные праздники сопровождаются демонстрацией золотых слитков и драгоценных камней, символизирующих благосостояние и плодородие и слу-
60 Бэкон Ф. Новая Атлантида. С. 17-18.
61 Геллер Л. Об утопии, антиутопии, герметизме и Е. Замятине // Филологические записки. Воронеж, 1994. Вып. 3. С 53.
41

жащих эстетическим целям. В заключительном предложении произведения рассказчик признается в получении некоторой суммы денег как знака внимания и щедрости со стороны островитян. Идея социального равенства, опровергаемая Ф. Бэконом, стала результатом критического переосмысления ренессансного состояния мира. Кризис гуманизма, четко наметившийся в мировидении англичан в начале XVII в., оформился в протест Бэкона против социального равенства. Граждане Новой Атлантиды неравны по своему статусу (король - чиновники - служители), социальным ролям (мыслители / служащие), социальной значимости. Мерилом социальной значимости выступает труд, охватывающий все сферы жизни вымышленного общества в стране Бенсалем: одна часть социума трудится над добычей знаний, другая производит материальные ценности, отправляясь от достижений ученых, и заботится о деторождении. Этологическая направленность семиосферы романа «Новая Атлантида» проистекает, с точки зрения С. Гончарова, из мифологических источников литературной утопии, сосредоточенной на некотором универсальном loco amoeno: «Идеальный хронотоп описывается через прием исключения, <...> идеальному миру приданы черты вечности, неисчерпаемости, покоя, блаженства. Организация пространства часто описана по аналогии с космической моделью мироздания»62.
Принципиальным отличием политико-социальных взглядов Бэкона от представлений Мора является упразднение института рабства. Государственное принуждение в Новой Атлантиде по отношению к провинившимся гражданам может применяться в форме лишения имущества, но не свободы. Государство заботится о нравственном облике каждой семьи, оно принимает участие в разрешении конфликтов. Идеал социальной структуры описываемой страны исходит из идеи общественной справедливости и разделении трудовых обязанностей и исключает архаизм рабства. На этом этапе возникает вопрос, обусловленный жизненными приоритетами Ф. Бэкона, человека и государственного деятеля: верил ли он в возможность трансформации собственного вымысла в практику повседневности, которой он жил? «Отказ от трансцендентности идеала, непосредственными предпосылками которого выступает перенесение центра тяжести из области метафизических размышлений в область подробного конструирования и воплощения в жизнь всесовершенной модели общества и государства, однозначно приводят к превращению утопии в утопизм»,
62 Гончаров С. А. Мифологическая образность литературной утопии // Литература и фольклор. Вопросы поэтики. Волгоград, 1990. С. 40.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Беллами взгляд назад характеризуется предзаданной стройностью
Остров
В поисках атлантиды стратегия островного эксперимента поиски атлантиды мифического острова острова острове