<<<     ΛΛΛ     >>>   

Огромное организующее значение в христианских жанрах , как и в мениппее , имеет испытание идеи и ее носителя , испытание соблазнами и мученичеством ( особенно , конечно , в житийном жанре ). Как и в мениппее , здесь сходятся в одной , существенно диалогизованной , плоскости на равных правах властители , богачи , разбойники , нищие , гетеры и т . п . Известное значение имеют здесь , как и в мениппее , сонные видения , безумие и одержимость всякого рода . Наконец , христианская повествовательная литература вобрала в себя и родственные жанры : симпосион ( евангелические трапезы ) и солилоквиум .

Христианская повествовательная литература ( независимо от влияния карнавализованной мениппеи ) также подвергалась и непосредственной карнавализации . Достаточно напомнить сцену увенчания – развенчания « царя иудейского » из канонических евангелий . Но карнавализация гораздо сильнее проявляется в апокрифической христианской литературе .

Таким образом , и древнехристианская повествовательная литература ( в том числе и та , которая была канонизована ) проникнута элементами мениппеи и карнавализации [89] .

Таковы античные истоки , « начала » (« архаика ») той жанровой традиции , одной из вершин которой стало творчество Достоевского . Эти « начала » в обновленном виде сохраняются в его творчестве .

Но Достоевский отделен от этих истоков двумя тысячелетиями , на протяжении которых жанровая традиция продолжала развиваться , осложняться , видоизменяться , переосмысливаться ( сохраняя при этом свое единство и непрерывность ). Несколько слов о дальнейшем развитии мениппеи .

Мы видели , что уже на античной почве , в том числе и на древнехристианской , мениппея проявляла исключительную « протеическую » способность менять свою внешнюю форму ( сохраняя свою внутреннюю жанровую сущность ), разрастаться до целого романа , сочетаться с родственными жанрами , внедряться в другие большие жанры ( например , в греческий и древнехристианский роман ). Эта способность проявляется и в дальнейшем развитии мениппеи , как в средние века , так и в новое время .

В средние века жанровые особенности мениппеи продолжают жить и обновляться в некоторых жанрах латинской церковной литературы , непосредственно продолжающей традиции литературы древнехристианской , особенно в некоторых разновидностях житийной литературы . В более свободной и оригинальной форме мениппея живет в таких диалогизованных и карнавализованных жанрах средневековья , как « опоры », « прения », амбивалентные « прославления » ( desputaisons, dits, d й bats ), моралите и миракли , а в позднее средневековье – мистерии и соти . Элементы мениппеи прощупываются в резко карнавализованной пародийной и полупародийной литературе средневековья : в пародийных загробных видениях , в пародийных « евангельских чтениях » и т . п . Наконец , очень важным моментом в развитии этой жанровой традиции является новеллистическая литература средневековья и раннего Возрождения , глубоко проникнутая элементами карнавализованной менипппеи [90] .

Все это средневековое развитие мениппеи проникнуто элементами местного карнавального фольклора и отражает специфические особенности разных периодов средневековья .

В эпоху Возрождения – эпоху глубокой и почти сплошной карнавализации всей литературы и мировоззрения – мениппея внедряется во все большие жанры эпохи ( у Рабле , Сервантеса , Гриммельсхаузена и других ), одновременно развиваются разнообразные ренессансные формы мениппеи , в большинстве случаев сочетающие античные и средневековые традиции этого жанра : « Кимвал мира » Деперье , « Похвала глупости » Эразма , « Назидательные новеллы » Сервантеса , « Satyre Menipp й e de la vertue du Catholicon d'Espagne » (« Мениппова сатира о достоинствах испанского Католикона », 1594  г ., одна из величайших политических сатир мировой литературы ), сатиры Гриммельсхаузена , Кеведо и других .

В новое время наряду с внедрением мениппеи в другие карнавализованные жанры продолжается и ее самостоятельное развитие в разных вариантах и под разными названиями : « лукиановский диалог », « разговоры в царстве мертвых » ( разновидности с преобладанием античных традиций ), « философская повесть » ( характерная для эпохи Просвещения разновидность мениппеи ), « фантастический рассказ » и « философская сказка » ( формы , характерные для романтизма , например , для Гофмана ) и др . Здесь следует отметить , что в новое время жанровыми особенностями мениппеи пользовались разные литературные направления и творческие методы , конечно по - разному их обновляя . Так , например , рационалистическая « философская повесть » Вольтера и романтическая « философская сказка » Гофмана имеют общие жанровые черты мениппеи и одинаково резко карнавализованы при всем глубоком различии их художественного направления , идейного содержания и , конечно , творческой индивидуальности ( достаточно сравнить , например , « Микромегас » и « Крошку Цахес »). Нужно сказать , что мениппея в литературах нового времени была преимущественным проводником наиболее сгущенных и ярких форм карнавализации .

В заключение считаем нужным подчеркнуть , что жанровое название « мениппея », как и все другие античные жанровые названия – « эпопея », « трагедия », « идиллия » и др . – в применении к литературе нового времени употребляется как обозначение жанровой сущности , а не определенного жанрового канона ( как в античности ) [91] .

На этом мы заканчиваем наш экскурс в область истории жанров и возвращаемся к Достоевскому ( хотя и на протяжении всего экскурса мы ни на один миг не теряли его из виду ).

Мы уже отмечали по ходу нашего экскурса , что данная нами характеристика мениппеи и родственных жанров почти полностью распространяется и на жанровые особенности творчества Достоевского . Теперь мы должны конкретизировать это положение путем анализа некоторых ключевых в жанровом отношении произведений его .

Два « фантастических рассказа » позднего Достоевского – « Бобок » (1873) и « Сон смешного человека » (1877) – могут быть названы мениппеями почти в строгом античном смысле этого термина , настолько четко и полно проявляются в них классические особенности этого жанра . В ряде других произведений (« Записки из подполья », « Кроткая » и другие ) даны более свободные и более далекие от античных образцов варианты той же жанровой сущности . Наконец , мениппея внедряется во все большие произведения Достоевского , особенно в его пять зрелых романов , притом внедряется в самых существенных , решающих моментах этих романов . Поэтому мы можем прямо сказать , что мениппея , в сущности , задают тон всему творчеству Достоевского .

Вряд ли мы ошибемся , если скажем , что « Бобок » по своей глубине и смелости – одна из величайших мениппей во всей мировой литературе . Но на ее содержательной глубине мы здесь останавливаться не будем , – нас интересуют здесь собственно жанровые особенности этого произведения .

Характерен прежде всего образ рассказчика и тон его рассказа . Рассказчик – « одно лицо » [92] – находится на пороге сумасшествия ( белой горячки ). Но и помимо этого он человек не как все , то есть уклонившийся от общей нормы , выпавший из обычной жизненной колеи , всеми презираемый и всех презирающий , то есть перед нами новая разновидность « человека из подполья ». Тон у него зыбкий , двусмысленный , с приглушенной амбивалентностью , с элементами инфернального шутовства ( как у мистерийных чертей ). Несмотря на внешнюю форму « рубленых » коротких категорических фраз , он прячет свое последнее слово , увиливает от него . Он сам приводит характеристику своего слога , данную приятелем : « У тебя , говорит , слог меняется , рубленый . Рубишь , рубишь – и вводное предложение , потом к вводному еще вводное , потом в скобках еще что - нибудь вставишь , и потом опять зарубишь , зарубишь …» ( X , 343).

Речь его внутренне диалогизована и вся пронизана полемикой . И начинается рассказ прямо с полемики с каким - то Семеном Ардалионовичем , обвинившим его в пьянстве . Полемизирует он с редакторами , которые не печатают его произведений ( он непризнанный писатель ), с современной публикой , не способной понимать юмор , полемизирует , в сущности , со всеми своими современниками . А затем , когда развертывается главное действие , негодующе полемизирует с « современными мертвецами ». Таков этот , типичный для мепиппеи , диалогизованный и двусмыленный словесный стиль и тон рассказа .

В начале рассказа дается рассуждение на типичную для карнавализованной мениппеи тему об относительности и амбивалентности разума и безумия , ума и глупости . А затем идет описание кладбища и похорон .

Все описание это проникнуто подчеркнутым фамильярным и профанирующим отношением к кладбищу , к похоронам , к кладбищенскому духовенству , к покойникам , к самому « смерти таинству ». Вое описание построено на оксюморных сочетаниях и карнавальных мезальянсах , все оно полно снижений и приземлений , карнавальной символики и одновременно грубого натурализма .

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Ибо в нем сущность диалоговедения достоевского

Второго контекста
Надобно мысль разрешить