<<<     ΛΛΛ     >>>   

Необходимо заметить , что и нами употребляемое сравнение романа Достоевского с полифонией имеет значение только образной аналогии , не больше . Образ полифонии и контрапункта указывает лишь на те новые проблемы , которые встают , когда построение романа выходит за пределы обычного монологического единства , подобно тому как в музыке новые проблемы встали при выходе за пределы одного голоса . Но материалы музыки и романа слишком различны , чтобы могла быть речь о чем - то большем , чем образная аналогия , чем простая метафора . Но эту метафору мы превращаем в термин « полифонический роман », так как не находим более подходящего обозначения . Не следует только забывать о метафорическом происхождении нашего термина.

Очень глубоко основную особенность творчества Достоевского , как нам кажется , понял Б . М . Энгельгардт в своей работе « Идеологический роман Достоевского ».

Б . М . Энгельгардт исходит из социологического и культурно - исторического определения героя Достоевского . Герой Достоевского – оторвавшийся от культурной традиции , от почвы и от земли интеллигент - разночинец , представитель « случайного племени ». Такой человек вступает в особые отношения к идее : он беззащитен перед нею и перед ее властью , ибо не укоренен в бытии и лишен культурной традиции . Он становится « человеком идеи », одержимым от идеи . Идея же становится в нем идеей - силой , всевластно определяющей и уродующей его сознание и его жизнь . Идея ведет самостоятельную жизнь в сознании героя : живет , собственно , не он – живет идея , и романист дает не жизнеописание героя , а жизнеописание идеи в нем ; историк « случайного племени » становится « историографом идеи ». Доминантой образной характеристики героя является поэтому владеющая им идея вместо биографической доминанты обычного типа ( как , например , у Толстого и у Тургенева ). Отсюда вытекает жанровое определение романа Достоевского как « романа идеологического ». Но это , однако , не обыкновенный идейный роман , роман с идеей .

« Достоевский , – говорит Энгельгардт , изображал жизнь идеи в индивидуальном и социальном сознании , ибо ее он считал определяющим фактором интеллигентного общества . Но это не надо понимать так , будто он писал идейные романы , повести с направлением и был тенденциозным художником , более философом , нежели поэтом . Он писал не романы с идеей , не философские романы во вкусе XVIII века , но романы об идее . Подобно тому как центральным объектом для других романистов могло служить приключение , анекдот , психологический тип , бытовая или историческая картина , для него таким объектом была « идея ». Он культивировал и вознес на необычайную высоту совершенно особый тип романа , который , в противоположность авантюрному , сентиментальному , психологическому или историческому , может быть назван идеологическим . В этом смысле его творчество , несмотря на присущий ему полемизм , не уступало в объективности творчеству других великих художников слова : он сам был таким художником и ставил и решал в своих романах прежде и больше всего чисто художественные проблемы . Только материал у него был очень своеобразный : его героиней была идея » [31] .

Идея , как предмет изображения и как доминанта в построении образов героев , приводит к распадению романного мира на миры героев , организованные и оформленные владеющими ими идеями . Многопланность романа Достоевского со всею отчетливостью вскрыта Б . М . Энгельгардтом : « Принципом чисто художественной ориентировки героя в окружающем является та или иная форма его идеологического отношения к миру . Подобно тому как доминантой художественного изображения героя служит комплекс идей - сил , над ним господствующих , точно так же доминантой при изображении окружающей действительности является та точка зрения , с которой взирает на этот мир герой . Каждому герою мир дан в особом аспекте , соответственно которому и конструируется его изображение . У Достоевского нельзя найти так называемого объективного описания внешнего мира ; в его романе , строго говоря , нет ни быта , ни городской или деревенской жизни , ни природы , но есть то среда , то почва , то земля , в зависимости от того , в каком плане созерцается все это действующими лицами . Благодаря этому возникает та многопланность действительности в художественном произведении , которая у преемников Достоевского зачастую приводит к своеобразному распаду бытия , так что действие романа протекает одновременно или последовательно в совершенно различных онтологических сферах » [32] .

В зависимости от характера идеи , управляющей сознанием и жизнью героя , Энгельгардт различает три плана , в которых может протекать действие романа . Первый план – это « среда ». Здесь господствует механическая необходимость ; здесь нет свободы , каждый акт жизненной воли является здесь естественным продуктом внешних условий . Второй план – « почва ». Это органическая система развивающегося народного духа . Наконец , третий план – « земля ».

« Третье понятие : земля – одно из самых глубоких , какие мы только находим у Достоевского , – говорит об этом плане Энгельгардт . – Это та земля , которая от детей не рознится , та земля , которую целовал , плача , рыдая , и обливая своими слезами , и исступленно клялся любить Алеша Карамазов , все – вся природа , и люди , и звери , и птицы , – тот прекрасный сад , который взрастил господь , взяв семена из миров иных и посеяв на сей земле .

Это высшая реальность и одновременно тот мир , где протекает земная жизнь духа , достигшего состояния истинной свободы … Это третье царство – царство любви , а потому и полной свободы , царство вечной радости и веселья » [33] .

Таковы , по Энгельгардту , планы романа . Каждый элемент действительности ( внешнего мира ), каждое переживание и каждое действие непременно входят в один из этих трех планов . Основные темы романов Достоевского Энгельгардт также располагает по этим планам [34] .

Как же связаны эти планы в единстве романа ? Каковы принципы их сочетания ?

Эти три плана и соответствующие им темы , рассматриваемые в отношении друг к другу , представляют , по Энгельгардту , отдельные этапы диалектического развития духа . « В этом смысле , – говорит он , – они образуют единый путь , которым среди мучений и опасностей проходит ищущий в своем стремлении к безусловному утверждению бытия . И не трудно вскрыть субъективную значимость этого пути для самого Достоевского » [35] .

Такова концепция Энгельгардта . Она очень отчетливо освещает существеннейшие структурные особенности произведений Достоевского , последовательно пытается преодолеть одностороннюю и отвлеченную идейность их восприятия и оценки . Однако не все в этой концепции представляется нам правильным . И уже совсем неправильными кажутся нам те выводы , которые он делает в конце своей работы о творчестве Достоевского в целом .

Б . М . Энгельгардт впервые дает верное определение постановки идеи в романе Достоевского . Идея здесь действительно не принцип изображения ( как во всяком романе ), не лейтмотив изображения и не вывод из него ( как в идейном , философском романе ), а предмет изображения . Принципом видения и понимания мира , его оформления в аспекте данной идеи она является лишь для героев [36] , но не для самого автора – Достоевского . Миры героев построены по обычному идейно - монологическому принципу , построены как бы ими самими . « Земля » также является лишь одним из миров , входящих в единство романа , одним из планов его . Пусть на ней и лежит определенный иерархически высший акцент по сравнению с « почвой » и со « средою », все же « земля » лишь идейный аспект таких героев , как Соня Мармеладова , как старец Зосима , как Алеша .

Идеи героев , лежащие в основе этого плана романа , являются таким же предметом изображения , такими же « идеями - героинями », как и идеи Раскольникова , Ивана Карамазова и других . Они вовсе не становятся принципами изображения и построения всего романа в его целом , то есть принципами самого автора , как художника . Ведь в противном случае получился бы обычный философско - идейный роман . Иерархический акцент , лежащий на этих идеях , не превращает романа Достоевского в обычный монологический роман , в своей последней основе всегда одноакцентный . С точки зрения художественного построения романа эти идеи только равноправные участники его действия рядом с идеями Раскольникова , Ивана Карамазова и других . Более того , тон в построении целого как будто задают именно такие герои , как Раскольников и Иван Карамазов ; поэтому - то так резко выделяются в романах Достоевского житийные тона в речах Хромоножки , в рассказах и речах странника Макара Долгорукого и , наконец , в « Житии Зосимы ». Если бы авторский мир совпадал с планом « земли », то романы были бы построены в соответствующем этому плану житийном стиле .

Итак , ни одна из идей героев – ни героев « отрицательных », ни « положительных » – не становится принципом авторского изображения и не конституирует романного мира в его целом . Это и ставит нас перед вопросом : как же объединяются миры героев с лежащими в их основе идеями в мир автора , то есть в мир романа ? На этот вопрос Энгельгардт дает неверный ответ ; точнее , этот вопрос он обходит , отвечая , в сущности , на совсем другой вопрос .

В самом деле , взаимоотношения миров или планов романа – по Энгельгардту , « среды », « почвы » и « земли » – в самом романе вовсе не даны как звенья единого диалектического ряда , как этапы пути становления единого духа . Ведь если бы действительно идеи в каждом отдельном романе – планы же романа определяются лежащими в их основе идеями – располагались как звенья единого диалектического ряда , то каждый роман являлся бы законченным философским целым , построенным по диалектическому методу . Перед нами в лучшем случае был бы философский роман , роман с идеей ( пусть и диалектический ), в худшем – философия в форме романа . Последнее звено диалектического ряда неизбежно оказалось бы авторским синтезом , снимающим предшествующие звенья , как абстрактные и вполне преодоленные .

На самом деле это не так : ни в одном из романов Достоевского нет диалектического становления единого духа , вообще нет становления , нет роста совершенно в той же степени , как их нет и в трагедии ( в этом смысле аналогия романов Достоевского с трагедией правильна ) [37] . В каждом романе дано не снятое диалектически противостояние многих сознаний , не сливающихся в единство становящегося духа , как не сливаются духи и души в формально полифоническом дантовском мире . В лучшем случае они могли бы , как в дантовском мире , образовать , не теряя своей индивидуальности и не сливаясь , а сочетаясь , статическую фигуру , как бы застывшее событие , подобно дантовскому образу креста ( души крестоносцев ), орла ( души императоров ) или мистической розы ( души блаженных ). В пределах самого романа не развивается , не становится и дух автора , но , как в дантовском мире , или созерцает , или становится одним из участников . В пределах романа миры героев вступают в событийные взаимоотношения друг с другом , но эти взаимоотношения , как мы уже говорили , менее всего можно сводить на отношения тезы , антитезы и синтеза .

Но и само художественное творчество Достоевского в его целом тоже не может быть понято как диалектическое становление духа . Ибо путь его творчества есть художественная эволюция его романа , связанная , правда , с идейной эволюцией , но нерастворимая в ней . О диалектическом становлении духа , проходящем через этапы « среды », « почвы » и « земли », можно гадать лишь за пределами художественного творчества Достоевского . Романы его , как художественные единства , не изображают и не выражают диалектического становления духа .

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Превращает другие чужие сознания
Трагическую целостность человека
Внутреннедиалогического слова преломляются здесь в строго
Гордый человек
В письме к майкову достоевский говорит