<<<     ΛΛΛ     >>>   

[59] В пределах того же гоголевского материала остается и «Прохарчин». В этих пределах оставались, по-видимому, и уничтоженные Достоевским «Сбритые бакенбарды». Но здесь Достоевский почувствовал, что его новый принцип на том же гоголевском материале явится уже повторением и что необходимо овладеть содержательно новым материалом. В 1846 году он пишет брату: «Я не пишу и «Сбритых бакенбард». Я все бросил. Ибо все это есть ничто иное, как повторение старого, давно уже мною сказанного. Теперь более оригинальные, живые и светлые мысли просятся из меня на бумагу. Когда я дописал «Сбритые бакенбарды» до конца, все это представилось мне само собою. В моем положении однообразие – гибель» (Ф.М.Достоевский . Письма, т. I. Госиздат, М. – Л., 1928, стр. 100). Он принимается за «Неточку Незванову» и «Хозяйку», то есть пытается внести свой новый принцип в другую область пока еще гоголевского же мира («Портрет», отчасти «Страшная месть»).

[60] Эту внутреннюю незавершимость героев Достоевского как их ведущую особенность сумел верно понять и определить Оскар Уайльд. Вот что говорит об Уайльде Т.Л.Мотылева в своей работе «Достоевский и мировая литература»: «Уайльд видел главную заслугу Достоевского-художника в том, что он «никогда не объясняет своих персонажей полностью». Герои Достоевского, по словам Уайльда, «всегда поражают нас тем, что они говорят или делают, и хранят в себе до конца вечную тайну бытия» (сб. «Творчество Ф.М.Достоевского», Изд-во АН СССР, М., 1959, стр. 32).

[61] «Документы по истории литературы и общественности», вып. I. «Ф.М.Достоевский», изд. Центрархива РСФСР, М., 1922, стр. 13.

[62] «Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М.Достоевского», СПб., 1883, стр. 373.

[63] В «Дневнике писателя» за 1877 год по поводу «Анны Карениной» Достоевский говорит:

«Ясно и понятно до очевидности, что зло таится в человечестве глубже, чем предполагают лекаря-социалисты, что ни в каком устройстве общества не избегнете зла, что душа человеческая останется та же, что ненормальность и грех исходят из нее самой и что, наконец, законы духа человеческого столь еще неизвестны, столь неведомы науке, столь неопределенны и столь таинственны, что нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных , а есть тот, который говорит: «Мне отмщение и аз воздам» ( Ф.М.Достоевский , Полн. собр. худож. произвед., под ред. Б.Томашевского и К.Халабаева, т.  XI , Госиздат, М. – Л., 1929, стр. 210).

[64] См. В.Ермилов , Ф.М.Достоевский, Гослитиздат, М., 1956.

[65] Ведь смысл «живет» не в том времени, в котором есть «вчера», «сегодня» и «завтра», то есть не в том времени, в котором «жили» герои и протекает биографическая жизнь автора.

[66] Цит. по книге.: В.В.Виноградов «О языке художественной литературы», Гослитиздат, М., 1959, стр. 141 – 142

[67] В.В.Виноградов . О языке художественной литературы, Гослитиздат, М., 1959, стр. 140.

[68] Для мира Достоевского характерны убийства (изображенные в кругозоре убийцы), самоубийства и помешательства. Обычных смертей у него мало, и о них он обычно только осведомляет.

Переходим к следующему моменту нашего тезиса – к постановке идеи в художественном мире Достоевского . Полифоническое задание несовместимо с одноидейностью обычного типа . В постановке идеи своеобразие Достоевского должно проявиться особенно отчетливо и ярко . В нашем анализе мы отвлечемся от содержательной стороны вводимых Достоевским идей , – нам важна здесь их художественная функция в произведении .

Герой Достоевского не только слово о себе самом и о своем ближайшем окружении , но и слово о мире : он не только сознающий , – он идеолог .

Идеологом является уже и « человек из подполья », но полноту значения идеологическое творчество героев получает в романах ; идея здесь действительно становится почти героиней произведения . Однако доминанта изображения героя и здесь остается прежней : самосознание .

Поэтому слово о мире сливается с исповедальным словом о себе самом . Правда о мире , по Достоевскому , неотделима от правды личности . Категории самосознания , которые определяли жизнь уже у Девушкина и особенно у Голядкина , – приятие и неприятие , бунт или смирение – становятся теперь основными категориями мышления о мире . Поэтому высшие Принципы мировоззрения – те же , что и принципы конкретнейших личных переживаний . Этим достигается столь характерное для Достоевского художественное слияние личной , жизни с мировоззрением , интимнейшего переживания с идеей . Личная жизнь становится своеобразно бескорыстной и принципиальной , а высшее идеологическое мышление – интимно личностным и страстным .

Это слияние слова героя о себе самом с его идеологическим словом о мире чрезвычайно повышает прямую смысловую значимость самовысказывания , усиливает его внутреннюю сопротивляемость всякому внешнему завершению . Идея помогает самосознанию утвердить свою суверенность в художественном мире Достоевского и восторжествовать над всяким твердым и устойчивым нейтральным образом .

Но , с другой стороны , и сама идея может сохранить свою значимость , свою полномысленность лишь на почве самосознания как доминанты художественного изображения героя . В монологическом художественном мире идея , вложенная в уста героя , изображенного как твердый и завершенный образ действительности , неизбежно утрачивает свою прямую значимость , становясь таким же моментом действительности , предопределенной чертой ее , как и всякое иное проявление героя . Это идея социально - типичная или индивидуально - характерная или , наконец , простой интеллектуальный жест героя , интеллектуальная мимика его душевного лица . Идея перестает быть идеей и становится простой художественной характеристикой . Как таковая , она и сочетается с образом героя .

Если же идея в монологическом мире сохраняет свою значимость как идея , то она неизбежно отделяется от твердого образа героя и художественно уже не сочетается с ним : она только вложена в его уста , но с таким же успехом могла бы быть вложена и в уста какого - нибудь другого героя . Автору важно , чтобы данная верная идея вообще была бы высказана в контексте данного произведения , кто и когда ее выскажет – определяется композиционными соображениями удобства и уместности или чисто отрицательными критериями : так , чтобы она не нарушила правдоподобия образа говорящего . Сама по себе такая идея – ничья . Герой лишь простой носитель этой самоцельной идеи ; как верная , значащая идея она тяготеет к некоторому безличному системно - монологическому контексту , другими словами – к системно - монологическому мировоззрению самого автора .

Монологический художественный мир не знает чужой мысли , чужой идеи как предмета изображения . Все идеологическое распадается в таком мире на две категории . Одни мысли – верные , значащие мысли – довлеют авторскому сознанию , стремятся сложиться в чисто смысловое единство мировоззрения ; такие мысли не изображаются , они утверждаются ; эта утвержденность их находит свое объективное выражение в особом акценте их , в особом положении их в целом произведения , в самой словесно - стилистической форме их высказывания и в целом ряде других разнообразнейших способов выдвинуть мысль , как значащую , утвержденную мысль . Мы ее всегда услышим в контексте произведения : утвержденная мысль звучит всегда иначе , чем мысль неутвержденная . Другие мысли и идеи – неверные или безразличные с точки зрения автора , не укладывающиеся в его мировоззрении , – не утверждаются , а или полемически отрицаются , или утрачивают свою прямую значимость и становятся простыми элементами характеристики , умственными жестами героя или более постоянными умственными качествами его .

В монологическом мире – tertium non datur : мысль либо утверждается , либо отрицается , иначе она просто перестает быть полнозначною мыслью . Неутвержденная мысль , чтобы войти в художественную структуру , должна вообще лишиться своей значимости , стать психическим фактом . Что же касается полемически отрицаемых мыслей , то они тоже не изображаются , ибо опровержение , какую бы форму оно ни принимало , исключает подлинное изображение идеи . Отрицаемая чужая мысль не размыкает монологического контекста , наоборот , он еще резче и упорнее замыкается в своих границах . Отрицаемая чужая мысль не способна создать рядом с одним сознанием полноправное чужое сознание , если это отрицание остается чисто теоретическим отрицанием мысли как таковой .

Художественное изображение идеи возможно лишь там , где она ставится по ту сторону утверждения или отрицания , но в то же время и не низводится до простого психического переживания , лишенного прямой значимости . В монологическом мире такая постановка идеи невозможна : она противоречит самым основным принципам этого мира . Эти же основные принципы выходят далеко за пределы одного художественного творчества ; они являются принципами всей идеологической культуры нового времени . Что же это за принципы ?

Наиболее яркое и теоретически отчетливое выражение принципы идеологического монологизма получили в идеалистической философии . Монистический принцип , то есть утверждение единства бытия , в идеализме превращается в принцип единства сознания .

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Поэтому выросшая на почве классицизма стилистика знает только жизнь слова в одном замкнутом контексте
Внутреннедиалогического слова преломляются здесь в строго
О диалогах платона мы подробнее будем говорить в дальнейшем в связи с жанровыми традициями достоевского
В таких случаях рассказчик остается тем же автором