<<<     ΛΛΛ     >>>   

Один из таких «драматических» случаев встретился Б. М. Эйхенбауму при работе над «Убежищем Монрепо» Салтыкова-Щедрина.

В Четвертом очерке (« Finis Монрепо») цензура не пропустила одно место — оно было процитировано в рапорте цензора. Соответствующие страницы «Отечественных записок» (1879, № 9,. с. 231 — 232) пришлось перепечатать. Беловой автограф и корректура не сохранились. В черновом автографе это место читается иначе, чем в рапорте цензора. Стало быть, Салтыков в беловом автографе это место переработал: из сравнения текстов видно, что переработал в сторону усиления политического сарказма по адресу охотнорядцев.

Редактор мог пойти путем формально неуязвимым — дать сохранившийся печатный (смягченный цензором) текст «Отечественных записок».

Однако трудно допустить, чтобы цензор в официальном рапорте цитировал несуществующий текст; другое дело, насколько точно он его цитировал — нередки случаи цитат искаженных, приблизительных, сокращенных и пр. И все-таки редактор предпочел политически острое место дать в редакции рапорта цензора, а не смягченного черновика писателя 1 .

В практике Салтыкова-Щедрина бывали и другие, еще более сложные случаи. Так, под влиянием цензуры автор несколько раз создавал не другие редакции запрещенных произведений, а нечто в сущности новое. В дальнейшем именно этот текст при жизни сатирика неоднократно перепечатывался, как бы отменив первый, наиболее соответствовавший его авторской воле. Текстологу приходится этот текст относить в раздел других редакций и вариантов — как бы поступил писатель при совершенной свободе выбора остается неизвестным. Так и Маяковский сохранил заглавие «Облако в штанах» вместо устраненного царской цензурой «Тринадцатый апостол», мотивировав это лаконическим — «свыкся».

Работа с цензурными материалами требует особой осторожности. Если в отдельных случаях мы не только имеем право, но обязаны восстановить обнаруженный текстологом цензурный пропуск или искажение, то в других следует считаться с тем, что можно назвать канонизацией (принятием) автором цензурной правки даже и тогда, когда он имеет возможность ее устранить.

При устранении вынужденных купюр и искажений следует ориентироваться не только на царскую цензуру, но и на редакции журналов, которые в предвидении цензурной правки, чтобы не подводить автора, не срывать сроков выхода журнала и не ставить под угрозу их существование, сами производили правку текста. Может быть, наиболее красноречивый пример — «Русские женщины» Некрасова, которые прошли: 1) вероятно, из осторожности автоправку поэта, 2) правку редактора «Отечественных записок» Краевского и 3) цензуру. До сих пор не до конца осуществлена сложная работа по послойному снятию этих трех видов искажения текста поэмы. Особенно трудно (если не невозможно) отличить намеренную правку Некрасова от творческой доработки рукописи.

В работе с цензурными материалами текстологу встретятся еще многие другие случаи, предусмотреть которые немыслимо.

Точно так же текстологической совести исследователя приходится волей-неволей примириться с тем, что мы во всех изданиях даем контаминированный текст романа Чернышевского «Пролог». Роман остался незаконченным. За неимением другого текста, мы к первой, завершенной части романа механически присоединяем вторую — «Дневник Левицкого». Реконструировать эту, вторую часть трудно. Остается неясным, чем он оканчивался — хождением ли Левицкого в народ, осуществлением планов тайного печатания, организацией подпольной революционной группы и т. д. Во всяком случае, посылая 12 января 1877 г. «Дневник», Чернышевский ясно писал, что это брошенная им рукопись. «Я переделал эту часть романа; то, что посылаю, брошено мной» (Полн. собр. соч., т. XIV, с. 506).

Печатая в наши дни неоконченный роман, следует четко отделять завершенную часть от недоделанной и отброшенной — имеет смысл печатать вторую часть, если не в приложении, а непосредственно вслед за первой, то петитом.

Необходимо считаться с тем, что в науке всегда существуют вопросы, разрешить которые мы при нынешнем состоянии источников не можем.

К таким вопросам относится проблема композиции дошедших до нас частей поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». При жизни поэта печатались только отдельные главы с неясными и порой противоречивыми заголовками («Из… части»), план поэмы в целом остается не вполне определенным.

В течение нескольких десятилетий идет спор о том, в каком порядке печатать последние части поэмы. В дореволюционных посмертных изданиях порядок был такой: «Последыш», «Крестьянка», «Пир на весь мир», т. е. по хронологии написания. П. Н. Сакулин в 1922 г. предложил иную последовательность: «Крестьянка», «Последыш», «Пир на весь мир»; он руководствовался при этом некоторыми свидетельствами поэта и внутренней связью частей. В 1934 г. В. В. Гиппиус, а в 1935 г. Е. В. Базилевская независимо друг от друга предложили очередное изменение: «Последыш», «Пир на весь мир», «Крестьянка»; они мотивировали такое расположение календарной последовательностью действия и анализом отдельных деталей. Таким образом, исследователи исчерпали уже все возможные варианты, но так и не пришли пока к достаточно убедительному решению. По-видимому, оно при нынешнем состоянии источников и невозможно. Остается условно располагать части наиболее вероятным образом («Последыш», «Крестьянка» и «Пир на весь мир»), подчеркивая при этом фрагментарность сохранившихся отрывков незавершенной в целом эпопеи 1 .

Для произведений советской литературы возникает еще один важный вопрос — учитывать ли систематическую редакторскую правку: в подавляющем большинстве случаев она (вольно или поневоле) авторизована и, значит, должна входить в основной текст произведения 2 .

Первой задачей текстолога является установление текста (и значит, составление текстологического паспорта). До этого и без этого он не вправе приступать к выполнению следующих задач: его организации (кодификации) и комментированию.

Для того чтобы установить основной текст произведения, текстологу в первую очередь приходится сверять различные издания или различные рукописи (либо издания с рукописями) и прочитывать тексты (по преимуществу рукописные). Работа над текстом может потребовать выполнения всех или некоторых из этих операций.

Сверка печатных текстов между собой и с рукописью необходима, потому что, как правило, процесс превращения рукописи в печатный текст есть источник не только его усовершенствования, но порою и его порчи. Только сверкой мы можем выявить разночтения и установить текст, изучив в нужном нам объеме и направлении историю произведения.

В современных условиях творчески завершенная рукопись проходит до выхода в свет следующие этапы: переписку на машинке, правку после рецензий и работы с редактором, снова перепечатку (типография принимает только безукоризненно чистый оригинал), первую и вторую корректуры, а иногда еще и сверку, — всего пять или шесть процессов, из которых четыре связаны с полным или частичным переписыванием текста. В прежнее время этот путь был короче (рукопись — две корректуры), но и он «обеспечивал» достаточное количество ошибок.

Как бы внимателен ни был автор, редактор, корректор и технический редактор, опечатки неизбежно проникают в текст.

Вспомним, что при особой тщательности сверки только в четвертом издании сочинений В. И. Ленина в статье «Лев Толстой, как зеркало русской революции» было исправлено грубое искажение: вместо «совокупность его взглядов, взятых как целое» сотни раз печаталось «вредных как целое». Хорошо, что сохранилась рукопись, в противном случае конъектура едва ли была бы допущена: ведь и «вредный» кажется осмысленным.

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Знаки препинания расставляются как будто нарочно для

Дубровская совершенно права

Примечание по существу является