Пиши и продавай!
Пиши и продавай! |
|
>
Сол Аарон Крипке. Загадка контекстов мненияI . ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ: ПОДСТАНОВОЧНОСТЬ ( SUBSTITUTIVITY )II . ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ: НЕКОТОРЫЕ ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫIII . ЗАГАДКАIV . ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В первой части статьи рассматриваются теоретические положения, которые были предметом обсуждения в происходивших ранее дискуссиях и в моей собственной статье и которые побудили меня подробно остановиться на анализе этой загадки. Указанные положения никоим образом не являются необходимыми для того, чтобы ее сформулировать. Как философская загадка она имеет самостоятельную ценность, и я даже думаю, что ее фундаментальное значение для решения проблемы мнения важнее значения тех предпосылок, которые ее породили. В действительности, как я показываю в третьей части статьи, проблема эта затрагивает не только те предложения, в которых контексты мнения выражены именами, но и значительно более широкий класс предложений мнений. Таким образом, я полагаю, что рассматриваемые теоретические положения объясняют происхождение загадки, и это обстоятельство позволяет мне в заключительной части работы сделать один важный вывод. Во второй части статьи излагаются некоторые общие принципы, которые лежат в основе нашей повседневной практики передачи сообщений о мнениях людей. Эти принципы формулируют- --------------------------------------------------------- *Saul А . К ri р ke. A puzzle about belief. – In: A. Marga1it (ed.). Meaning and Use . Dordrecht : D . Reidel , 1979, p . 239–283. Работа печатается с некоторыми сокращениями. В ряде случаев для удобства чтения кавычки заменены курсивом. – Прим. ред. © 1979 by Saul A . Kripke . 194 ся гораздо более подробно, чем это необходимо для понимания загадки; есть несколько разных формулировок, каждая из которых нам вполне подходит. Ни эта часть, ни предыдущая не являются обязательными для интуитивного понимания центральной проблемы, рассматриваемой в третьей части статьи, хотя они и могут помочь в осмыслении ее отдельных тонких мест. Читатель, который хочет быстро подойти к изучению основной проблемы, может лишь бегло ознакомиться с первыми двумя частями при первом чтении настоящей работы. Отдельным читателям проблема, о которой здесь идет речь, может показаться в каком-то смысле не содержащей загадки. Действительно, в рассматриваемой ситуации все релевантные факты могут быть легко описаны на одном каком-то языке, однако на другом языке ту же ситуацию уже, по-видимому, нельзя описать непротиворечивым образом. Это станет ясно чуть позже.В других своих работах 1 я предложил концепцию собственных имен, стоящую во многих отношениях ближе к старой точке зрения на наименование Дж. Милля, чем к новой традиции, берущей начало у Г. Фреге, которая до недавнего времени была доминирующей. Согласно Миллю, собственное имя, так сказать, просто имя. Оно просто отсылает к своему носителю и не имеет никаких других функций в языке. В частности, в отличие от определенной дескрипции, имя не представляет своего носителя как обладающего какими-либо особыми идентифицирующими свойствами. В противоположность Миллю, Фреге утверждает, что с каждым именем собственным носитель языка связывает некоторое свойство (или конъюнкцию свойств), которое определяет его носителя как уникальный объект, удовлетворяющий этому ассоциируемому с ним свойству (или свойствам). Это свойство (свойства) составляет „смысл" имени. Если '...' -- имя собственное, то, по всей вероятности, ассоциированными с этим именем свойствами являются те, которые сообщил бы человек в ответ на вопрос „Кто такой '...'?". Если бы он ответил „'...'–это человек, который --------------", то свойства, заполняющие второй пробел в данной фразе, будут теми, которые определяют референцию имени со стороны говорящего и составляют его „смысл". Ясно, что если взять имя какого-нибудь известного исторического лица и спро- --------------------------------------------------------- 1 См . [1, с. 253–255 и 763–769], [2, с. 135–164]. Знакомство с этими работами не является необходимым для понимания существа основной проблемы, рассматриваемой в настоящей статье, но полезно для уяснения теоретических предпосылок. 195 сить „Кто такой '...'?", то в ответ можно получить разные и равно корректные ответы. Так, один человек может идентифицировать Аристотеля как философа, который был учителем Александра Македонского, другой – как философа, родившегося в Стагире, который учился у Платона. Для этих двух людей смысл имени 'Аристотель' будет разным: в частности, говорящие второго, но не первого типа будут считать предложение „Аристотель, если он существовал, родился в Стагире" аналитическим 2 . Фреге (как и Рассел) 3 пришел к заключению, что, строго говоря, разные носители английского (или немецкого) языка обычно употребляют такое имя, как 'Аристотель', в разных смыслах (хотя и с той же самой референцией). Различия в свойствах, ассоциированных с такого рода именами, порождают, строго говоря, разные идиолекты 4 . --------------------------------------------------------- 2 По существу Фреге приводит именно этот пример во второй сноске своей статьи „Смысл и денотат". Дело в том, что для того, чтобы вопрос Кто такой '...'? был применим, нужно выявить у информанта свойства, которые тот рассматривает как определяющие имя и устанавливающие референт, а не просто как хорошо известные факты о референте. (Конечно, такое различение свойств может оказаться вымышленным, но оно является центральным у основоположников классической теории собственных имен Фреге и Рассела). 3 Для удобства терминология Рассела уподобляется терминологии Фреге. В действительности же, обращаясь к подлинным или „логически собственным" именам, Рассел строго следует за Миллем: „логически собственные" имена просто отсылают ( refer ) к объекту (к непосредственно знакомым объектам). Но, по Расселу, те имена, которые обычно рассматриваются, не являются подлинными, то есть логически собственными именами, а представляют собой скрытые определенные дескрипции. Поскольку Рассел относит, в свою очередь, определенные дескрипции к скрытым символам, он считает, что дескрипции сами по себе смысла не имеют, так как не являются подлинными единичными термами. Если элиминировать все скрытые обозначения, то окажется, что только оставшиеся единичные (сингулярные) термы являются логически собственными именами, для которых никакого понятия „смысла" не требуется. Когда мы говорим о Расселе, что тот приписывает именам „смыслы", то имеем в виду при этом обычные имена, для удобства пренебрегая его утверждением, что сокращающие их дескрипции в конечном итоге исчезают в ходе анализа. С другой стороны, именно Расселу принадлежит сделанное явно утверждение о том, что имена собственные – это сокращенные обозначения определенных дескрипций. М. Даммит в своей недавно вышедшей работе [31 отрицает положение о том, что Фреге выдвинул и поддерживал дескриптивную теорию смыслов, хотя, насколько мне известно, Фреге на этот счет не делает никакого эксплицитного утверждения. Приводимые им примеры, как это признает сам Даммит, согласуются с данным положением. В любом случае философы обычно понимали смыслы Фреге в терминах теории дескрипций; мы поступаем так же. Для наших целей это более важно, чем детальные исторические экскурсы по поводу имевшихся теорий и споров вокруг них. Даммит признает (с. 111), что его более широкая интерпретация теории Фреге влияет лишь на отдельные важные моменты; поэтому мы можем думать, что она не имеет отношения к проблемам, обсуждающимся в настоящей работе. 4 См . сноску в работе Г. Фреге „ On Sense and Reference ", упомянутую нами выше в примечании 2 и особенно его рассуждения о „докторе Густаве Лаубен" в статье „ Der Gedanke " ['Мысль']. (См. недавно вышедший перевод этой работы: [4].) Тезиса куайна о неопределенности перевода |
|
|
|
|
