<<<     ΛΛΛ     >>>   

«Высветлить внутримирность» удается в самой онтико-онтологической компоненте, и делать это необходимо каждому философу, коль он берет на себя работу по территориальному установлению и разметке человеческого бытия. В свою очередь, в более привычной гегелевской терминологии, эта задача выглядит как проблема содержательности отношения абстрактного и конкретного, их взаимообусловленности. Вопрос, таким образом, проясняется с точки зрения необходимости установления большей конкретности концептуального охвата, насыщения его связности и цельного единения. Хайдеггеровская конкретность меряется человекоразмерным, экзистенциальным  масштабом, свидетельством духа,  который, для своего замыкания-завершения требует дополнения той самой нивелировкой (правильно проведенной объективацией), которая видится ему принципиальным провалом мысли. Чтобы нивелировка не оказалась действительно провалом – а это постоянно подстерегающая возможность – ее следует заключить в инструментальность, последовательно лишать ее претензий на онтообразующие прорисовки мира, т.е. замкнуть ее на нее же саму – вот и выявляется та роль отрицания отрицания, имеющая столь важное значение у Гегеля. Отрицание отрицания не только выявляет временность, как это увидел Хайдеггер, но одновременно постоянно структурирует мир в подвижно-равновесном состоянии его (само)познания. Мир познаваем, отрицание отрицания позволяет мышлению проводить эту работу обоснованно и самокритично.
В ракурсе временности бытие делается понятным, и

 «разыскание должно предварительно  освоиться в исходном феномене временности, чтобы  впервые  из  него  прояснить  необходимость  и  способ  происхождения расхожей понятности времени, равно как основание ее господства» [там же, § 61].

Исходность суть фундаментальное, онтообразующее и делающее себя понятным. Освоиться Хайдеггер рекомендует в качестве принятия этих характеристик и это ведущий момент его настойчивых экспликаций. Обратим теперь самое пристальное внимание на следующий фрагмент:

«Можно предполагать, что "время"  расхожего понимания  времени  представляет  пусть аутентичный,  но  производный   феномен.   Он   возникает  из  несобственной временности, которая  сама имеет  свое  происхождение.  Понятия  "будущего", "прошлого"  и  "настоящего"  возникли ближайшим  образом  из  несобственного понимания времени» [там же, § 65].

Здесь нам важно упоминание об аутентичности, о несобственной временности и короткое замечание о модальностях времени - будущем, прошлом и настоящем. Запомним его. Далее мы к нему вернемся уже во всеоружии развернутого  и обстоятельного пояснения. Пока что отметим, что Хайдеггер говорит о внутренней – экзистенциальной – ложности модальностей времени. Надо увидеть, в чем и каким образом эта ложность проявляется, и что из нее следует. Во всяком случае ясно, что она не является простой формальной неправильностью, неким недосмотром, который может быть раз и навсегда исправлен. Но почему вообще речь заходит в таком случае о ложности и что под ней подразумевается? Вдумаемся еще раз в слова Хайдеггера и ощутим их подтекст, подталкивающий именно к определенной корреляции с ложностью, его слова – «пусть аутентичный,  но  производный   феномен». Эти слова вводят фактор онтологически укорененной ложности, которая связана с представлением некоего явления, вещи как базовых и определяющих, тогда как их действительное существование есть производность, служащая проведению через них детерминаций, стремящихся к иным целям, нежели захват в свою необходимость этих феноменов. Ключевым словом здесь служит определение несобственный.
Хайдеггер формулирует следующие тезисы относительно времени:

    «Предыдущий  анализ   исходной  временности  мы  подытожим  в  следующих тезисах: время  исходно  как временение временности, в  качестве каковой оно делает возможной конституцию  структуры заботы.  Временность по  своей  сути экстатична.  Временность  временит  исходно  из   будущего.  Исходное  время конечно» [там же, § 65].

Прочитаем их в обратном порядке, это суть не изменит, а восприятие упростит. Звучат они декларативно. Это необходимое условие самопонимающей речи, поскольку ей ссылаться не на что, все необходимые для понимания контексты она открыто демонстрирует в развернутом виде. Но для того, чтобы воспользоваться предлагаемым выходом в адекватную интерпретацию, требуется оставить здравый смысл и всякого рода «расхожее понимание».

(а) «Исходное  время конечно» - здесь Хайдеггер порывает с несобственной трактовкой времени, которая тесно связана с термином бесконечность:

«Всего  доходчивее  главный  тезис расхожей интерпретации  времени,  что время  "бесконечно",  обнажает  в таком  толковании  нивелировку  и  скрытие мирового  времени и  с ним  временности вообще.  Время подает себя ближайшим образом как непрерывная череда теперь».

Результатом этого разрыва является парадоксально звучащее утверждение о конечности самого исходного времени. Оно делается в явном противовесе со всей сформировавшейся традицией западной мысли, как в философском аспекте, так и в социо-культурном, гуманитарном. По меньшей мере, это требует пояснений. Вся трактуемая до сих пор бесконечность оказывается заключенной в конечные пределы. Эти пределы предстали как факт. Здесь мы видим, по крайней мере, два хода.  Первый и формальный:  бесконечное несет в себе нивелировку и сокрытие сущности, и, таким образом, отказавшись от бесконечного как ключевого слова и привычно подразумеваемого при этом контекста, мы имеем возможность выйти к существу дела, преодолеть нивелировку. Отмечается это текстуально в переносе внимания к иному  ключевому термину – конечности. Этот термин выходит теперь из-под нивелирующей власти своего смыслового антипода, лишается негативной транскрипции и выходит к свету раскрытия самой сути мира. Мир конечен, конечен, соответственно, и его смысл. Конечность здесь выражает само конкретное и фиксирует его завершенное наличествование. Нивелировка преодолена и смысл предположен. Конечность здесь  не только конкретность, но и достижимость этой конкретности, ее постигаемость и практичность отношения с ней. В свою очередь, противоположная сторона – бесконечность – лишает индивида достижимой конкретности, оставляя его с различными вариантами нивелировки. Причем, по видимости происходит как раз, наоборот, -  в речи с разворотом в бесконечность утверждается именно познаваемость мира и практика как критерий истины. Такова была речь общественного сознания, начиная, по крайней мере, с Просвещения. Такая речь постоянно соскальзывает в политическом отношении в демагогию, в философском – в идеологию, в религиозном – в сектантство и фарисейство, в бытовых разговорах интеллигенции перетекает в болтовню и вообще бессмысленность.  Требуется незаурядное усилие для компенсации ее принципиальной ущербности и неуправляемости. Есть, таким образом, серьезные причины принять конечность как ключевое слово новой речи, выводящей потенциально к дальним горизонтам и просторам мира вопреки своему буквальному звучанию.
Второй ход следует из первого в преодолении заявленной формальности. Она уже исчезла к завершению его разбора, но осталась в исходной позиции. Второй ход, уясняющий смысл: бесконечность профанного времени лежит в самых ближайших перспективах и располагает индивида в замкнутом и весьма ограниченном пространстве непосредственно данного и само-собой-понятного. Она скрывает мировое время и сам мир. Это самый дальний отскок от бытия. Но одновременно здесь находится начало пути к самопознанию, нивелировка здесь обнажается и открывает себя, ее можно разглядеть как таковую, в подлинных  росчерках ее неустанно бегущего пера, творящего расчеты и механическую исчислимость бытия. Поэтому время расхожего понимания суть количественная форма мира.
Следующий тезис:
(в) «Временность  временит  исходно  из   будущего».

Временность сущностно совпадает с исходным временем, которое и трактуется в плане временности:

В истоке времени располагается исконное сущее мира. Исток суть исходное, исходное время, которое, как определенным образом помысленное время, есть внутривременность. Временность, чтобы реализоваться, временит. При этом она перестает быть только абстрактным представлением в сознании индивида, но оказывается раскрытой в самом бытии. Исходное время при этом названо Хайдеггером будущим – из него происходит раскрытие временности, временность ис-ходит, про-ис-ходит ис-ход . Исходное определяется тем, что с него начинается исход, здесь – временение. Связано ли хайдеггеровское будущее как исходное время с расхожим модусом будущего? Да, связано – расхожее толкование будущего есть несобственное будущее. Несобственное же означает применение абстрагирующей операции нивелировки, производящей формальное понятие будущего. Отсюда вытекает следующее соображение: собственное понимание будущего требует отстранения от разделения времени на различающиеся модусы прошлого, настоящего и будущего. Об этой характерной черте реального времени мы будем подробно говорить далее.
Переходим к следующему положению:

(с) «Временность по  своей  сути экстатична».

Суть временности – в нескончаемо длящейся трансценденции как внутреннее присущего бытию качестве, а не только как требование познающего мышления. Но здесь мы видим появление экзистентно-размерного термина – экстатичность, означающего возможность включения человека в мировое, исходное время. Пока этот аспект мы оставим без рассмотрения, поскольку еще не достаточно отчетливо зафиксирован фундамент всего исследования, чтобы без необходимого продумывания водружать на него контекстуально иной фрагмент. Рядом стоит также экзистенциальный тезис, с которым мы поступим подобным же образом:

(d) «в  качестве каковой (т.е. время как временение временности – авт.) оно делает возможной конституцию  структуры заботы».

Здесь прямо выражено в слове забота сугубо человечески-обиходное, повседневное понятие. Поскольку само временение возможно осуществить как в собственном, так и в несобственном виде, структура заботы будет существенно и принципиально разнится, настолько, что обыденная забота в этих метаморфозах способна полностью потерять свой первоначальный смысл отягощенности бытием. И, наконец, последний у нас и первый пункт у Хайдеггера:

(е) «время  исходно  как временение временности».

Это начальное определение-констатация времени, задающее общий горизонт трактовок всех форм времени как таковых. Точнее, оно должно естественным образом выполнять эту основную функцию, без насилия над рассматриваемым содержанием. Временение временности есть исходное время – то, о чем мы говорили выше. И это время, указывает Хайдеггер, конечно. Далее встречаем еще одно пояснение относительно расхожей трактовки и сути временности:

 <<<     ΛΛΛ     >>>   

Человек при этом сам остается природным
Описанные континуумы значений относятся к формализованному типу
Одновременно постоянно структурирует мир в подвижно-равновесном состоянии его
Адекватных способов понимания
Сопоставим эту графику с представлениями пространства